группе цареубийц 1 марта. В либеральных кругах, среди писателей, эта прикосновенностьне была секретом, как и моральное участие некоторых других литераторов,собиравшихся у Желябова. Удивительно, конечно, не это, а то, что в самый разгарреакции, когда не только прикосновенность к 1 марта, но какая-нибудь мелкаястатья против земских начальников влекла за собой суровые кары, Михайловскийсмог войти в исключительное доверие цензуры. Он и Короленко, недавнийполитический ссыльный, сумели убедить таких диктаторов, как Сипягин и Плеве,что они, писатели, — совершенно неопасные для правительства люди. В результатеоба были утверждены хозяевами социал-демократического журнала.
Надо вспомнить тогдашнийцензурный террор. Господину Стасюлевичу, бывшему профессору, издателюкорректнейшего либерального журнала, за тридцать лет почти не имевшеговзысканий, г. Стасюлевичу, «штатскому генералу» и преподавателю одного изгосударей, — никакие усилия не помогли выхлопотать право на новое издание. Арадикалы тогдашние получили это право! За г. Стасюлевичем не числилось нетолько прикосновенности к 1 марта, но вообще никаких «грехов», кромеприверженности к правому порядку. Михайловский же поддержал открыто своюрепутацию вождя бунтующей молодёжи, кумира акушерок и гимназистов. Правда,дальше этого в глазах правительства он не шёл. Чрезвычайно осторожно,исключительно для радикального формулятора Михайловский компрометировал себя неболее, чем было нужно для ссылки... в Любан на некоторое время. Вдействительности он был одним из деятельнейших революционеров, вёл в печатирадикальный сыск, становился во главе, хотя и оставаясь в тени, всевозможныхдемонстраций, петиций, политических банкетов, агитаций среди рабочих имолодёжи. Но, как и множество радикалов, он умел так обращать лицо в сторонуправительства, что его терпели, ему почти благоволили. Его в шутку называли«радикалом Высочайше утверждённого образца», В конце концов, ему давалиполитическое право, имевшее тогда характер монополии, право изданияпротивоправительственного органа. Конечно, «Русское Богатство» издавалось подцензурой, но под усиленной цензурой здесь постоянно печатались вещи, появлениекоторых, например, в «Вестнике Европы» убило бы журнал навсегда.
Покойный князь Н.В.Шаховской, тогдашний начальник главного управления по делам печати, убеждённоговорил: «За «Русское Богатство» мы спокойны. Мы знаем, что этосоциал-демократы. Знаем, чего можно ждать от них и чего нельзя». Благодушныйславянофил, увы, отстоял Михайловского и Короленко, очевидно не имея дажеприблизительного представления о том, что это за люди. В его глазах они были чутьли не кадеты-социалисты, присутствие которых в печати признавалось полезным дляправительства. Прошло немного лет и бедному князю пришлось на себе испытатьдействие мысли, переродившейся в гремучий студень. Сколько с тех пор перебилидиктаторов и министров! Режиссёры реакции погибают растерзанные бомбами, арежиссёры революции умирают «на славном посту», т.е. в собственных постелях,пресыщенные триумфами, вознесённые над трупами доверившихся им подростков...
Цель оправдывает средства.После чёрных иезуитов, никто не использовал этого девиза в большей степени, чемзаправилы красной партии. Для захвата власти в стране они прибегают не только коткрытому террору, но и к преступлению во всех его разнообразных видах.Убийство — последний, но лишь заключительный приём. Ему предшествуют обман,клевета, подлог, самая беззастенчивая ложь и мороченье не только правительстваи общества, а и всего народа. С той же ловкостью, с каковой Михайловский иКороленко внушили доверие к себе Сивягину, активные революционеры, вродеДегаева и Гапона, входили в доверие к Судейкину и Плеве.
Если писатели-радикалисты несчитали ниже своей чести надувать правительство, то множество борцовосвобождения не считают постыдным надувать народ. Не только идут в народ,переодеваясь мужиками, солдатами, священниками, генералами, не толькоподделывают паспорта и Царские манифесты, но один революционер, г. Матюшенский,пробовал подделать даже антихриста на казенный счёт. Подтасовать поддозволенную цензурой обложку запрещённый текст было невинной шуткой. Потомдошли до подтасовки парламента, до грандиозного подлога на выборах, где подфлагом умеренной партии прошли явные революционеры. Та же партия для одногокруга публики выпускала программу с чёрным переделом, для другого — без него.
Что касается радикальнойпечати, то она ударилась в сплошной подло г. Пользуясь недомолвками закона,объявился рад фальшивых изданий. Путём обмана правительства приобретается правона издание и обращается в право цинического издевательства над законом.Останавливается одна газета, и не далее, как назавтра, она уже выходит поддругим названием. Через неделю, если нужно, — с третьим. Прекращается газета«Ухо», появляется «Нос» или «Зубы». Подлог редакторов и издателей не возбуждаети тени каких-нибудь сомнений со стороны порядочности. Подлог литературных имён!— о нём и говорить нечего. Не довольствуются постоянной маской — привычным дляпублики псевдонимом, поминутно меняют свои личины, прячутся за угол, наносяразбойничьи удары из засады. Правда, постыдный обычай менять имя давносложился, но замечательно, с какой жадностью освободительная печать набросиласьименно на дурное наследие прошлого.
Никогда реакционная печать недоходила до такой оргии злословия, до такой смрадной клеветы, какой отличиласьлевая печать. Оплошность закона, не выработавшего средств, чтобы ограждатьприличие в печати, была использована с комической поспешностью. Друг переддругом, как бы боясь не побить рекорда, революционные листки начали обливатьгрязью всё, доступное им подножие власти, всё мирное, презирающее их общество,закон, религию, наконец, культуру, основанную на «буржуазной», т.е.закономерной свободе. С чрезвычайной быстротой печать этого сорта сделаласьзаразной болезнью. Чернила превратились в гной психопатической злобы, работа мысли— в травлю своих врагов всеми гнусными способами подполья. В какие-нибудьполгода освобождённой печатью затравлено до мученической смерти немало людей, иодна из смертей (Филонова), по-видимому, остаётся на совести корректнейшего г.Короленко.
Печать в России — силаисключительная, до сих пор единственная. Она несла функции парламента, она былапредтечей последнего. Но то обстоятельство, что столь значительная часть печатиочутилась не только в революционных, а и в явно преступных руках, даёт дляпарламента самое тревожное предсказание. Кто поручится, что Г. Д. не собьётсяна путь анархии? Первая сессия быстро клонила к этому. Как бы для того, чтобыне оставить ни малейшего сомнения в своей законопреступности, думскоебольшинство выступило с выборгским манифестом. В нём нет призыва ни к убийству,ни к воровству, ни к обману, ни к клевете. В нём есть один лишь призыв — кнеповиновению той власти, которая защищает закон.
И после столь корректногобунтовского акта кадетская партия имела ещё наивность ожидать разрешенияимператорского съезда!
Японский дипломатхарактеризовал положение теперешнего момента в России, как «бессильнуюреволюцию при бездарном правительстве». Характеристика осталась бы верной и,наоборот, если бы правительство было названо бессильным, а революция —бездарной.
Что, как не плоскаябездарность (помимо бесчестности) это якшание с разбоем, эта постояннаяпрактика клеветы, этот газетный обман, эта зверская травля противных партий,эта гнусная игра на кровожадных инстинктах?
Что такое, как не глупостьлевых, их бесстыдный подлог корректности и лояльности, которых на самом деленет и тени?
л). Но что всего поучительнее, это сами результатыколоссальных революционных плутней.
I. Первым и важнейшим вопросом в России оказывается, вконце концов, еврейский. Главные же заботы сводятся теперь к тому, чтобы, какможно скорее и шире, удовлетворить те самые домогательства «избранного народа»,из-за которых он и осчастливил нас столь бесполезной «русской» революцией.
Несомненно, проблема в«равноправии» хотя, вследствие «варварства» русского народа, её нельзяразрешить иначе, как постепенно, т.е. согласно рецепту, данному Витте вПортсмуте, но это надо проводить так, чтобы возврат к прежнему стал всё равноневозможным.
Опаснейшим, конечно, являетсядопущение евреев офицерами в войска. На деле же выходит, что нет ничего проще.Стоит по-иезуитски дать разрешение условно, когда будет «согласие воинскойчасти на приём» евреев. Очевидно, что одним этим еврейский вопрос ликвидируетсяв принципе, невзирая на отсутствие обязательства сынов Иуды оставаться в тех жечастях, без перевода в другие, и вопреки тому, что никакая часть армии невправе разрешать подобного вопроса за всю армию.
Небольшая, но сильная, хотя,как оказалось, и преждевременная, заметка напечатана по этому поводу в газете«День».
Жид пробивается в армию! Из разных мест получаются известия, что жидысовершенно уверены в том, будто, завоевав училища, они завоюют и русскую армию.
Генерал Батьянов, бывшийкомандир 3-й маньчжурской армии, председательствует в комиссии о преобразованиивойск и о допущении евреев в число офицеров.
Жиды уверяют, что большинствочленов комиссии на их стороне.
Нахальство жидов доходит дотого, что они открыто говорят, как они сумели устроить, что даже сампредседатель высказался, будто бы, за допущение евреев в ряды русских офицеров.Мы имеем честь лично знать почтенного генерала и прямо не верим этой гнуснойеврейской лжи.
Во Франции жиды в армию недопускались вовсе, но после Наполеона республика, подпав под их влияние, сталапринимать их, если они заручатся согласием офицеров той части, где хотятслужить. В 1821 году во французской армии было 5 офицеров-евреев, в 1883 году —уже 5 генералов, 5 полковников, 9 майоров, 25 батальонных командиров, 90капитанов, 89 поручиков и 104 субалтерна. Итого — 327 евреев. Сейчас их многобольше и все на лучших местах.
Имея уши слышать — даслышит!..