И ничем не заполненных пауз.
Но однажды случилась беда:
Он влюбился и смолк в восхищенье.
И к нему снизошла немота
И свершила обряд очищенья.
Он притих, и разгладил чело,
И до боли почувствовал снова
То мгновение, после чего
Станет страшно за первое слово…
1969
Однажды утром
Белым-бело! — И в этом белом гимне
Явилась нам, болезненно остра,
Необходимость тут же стать другими,
Уже совсем не теми, что вчера.
Как будто Бог, устав от наших каверз,
От ссор и дрязг, от жалоб и нытья,
Возвел отныне снег, крахмал и кафель
В разряд святых условий бытия.
И вдруг шаги и разговоры стихли,
И тишина везде вошла в закон
Как результат большой воскресной стирки
Одежд, религий, судеб и знамен.
1969
Бизоны
В степях Аризоны
В горячей ночи
Гремят карабины
И свищут бичи.
Большая охота.
Большая беда.
Несутся на запад
Бизоньи стада.
Их гнали, их били,
Их мучили всласть —
Но ненависть к людям
Им не привилась.
Пусть спины их в мыле
И ноги в крови —
Глаза их все так же
Темны от любви.
Брезгливо зрачками
Кося из-под век,
Их предал лукавый
Изменчивый век.
Они же простили
Его, подлеца,
Как умные дети —
Дурного отца.
Какое же нужно
Испробовать зло,
Чтоб их отрезвило,
Чтоб их проняло,
Чтоб поняли черти
У смертной черты,
Что веку неловко
От их доброты!..
1969
Последняя песенка старого дуэлянта
Бонжур, месье! Ну вот я вышел,
Покинув праздничный обед.
В одной руке — кулечек вишен,
В другой — нескромный пистолет.
А день прекрасен и торжествен,
И нам стреляться — неужель?
Прошу прощения у женщин
За эту глупую дуэль.
Друзья не крикнут мне: куда ты?
Они суровы и честны.
И нервно стынут секунданты,
И громко тикают часы.
И жизнь моя уже конкретна
Для пистолетного огня,
И санитарная карета
За поворотом ждет меня.
И вскоре медики измерят
Мое холодное чело,
И жизнь тихонько мне изменит —
Но не изменит ничего.
Когда б вернул мне жизнь Всевышний
И вновь вручил мне пистолет, —
Я б точно так же лопал вишни
И целил — просто в белый свет!..
1969
Провинциалка
…А здесь ни наводненья, ни пожара,
И так же безмятежна синева,
И под конюшни отдана хибара
С заносчивым названьем «Синема».
О милый городок счастливых нищих,
Здесь жизнь всегда беспечна и легка!
И вдруг — печаль в распахнутых глазищах
Молоденькой жены зеленщика…
За кем бегут мальчишки и собаки,
Куда они спешат в такую рань? —
Столичный клоун в белом шапокляке
Опять приехал в вашу глухомань!
Не ты ль его когда-то целовала —
С ума сойти! — и, кажется, при всех!
Должно быть, не одна провинциалка
Отмаливает тот же самый грех…
Как ты была тогда неосторожна,
Как ты неосмотрительна была!..
Тебе его хохочущая рожа
И год спустя по-прежнему мила.
На нем все тот же фрак и та же пудра,
И он все так же нравится толпе…
Но — дурочка! — опять наступит утро,
И он уйдет, не вспомнив о тебе.
А утро будет зябким, как щекотка,
И заорут над ухом петухи.
И будут нам нужны стихи и водка.
Стихи и водка. Водка и стихи.
Гляди, а твой супруг, смешон и жалок,
Сейчас преподнесет ему цветы!
Похоже, что мужья провинциалок
Искусство ставят выше суеты…
1960
Память
Давай поглядим друг на друга в упор,
Довольно вранья.
Я — твой соглядатай, я — твой прокурор,
Я — память твоя.
Ты долго петлял в привокзальной толпе,
Запутывал след.
Ну вот мы с тобою в отдельном купе,
Свидетелей нет.
Судьба мне послала бродить за тобой
До самых седин.
Ну вот мы и встретились, мой дорогой,
Один на один.
Мы оба стареем: ты желт, как лимон, —
Я лыс, как Сократ.
Забудь про милицию и телефон,
Забудь про стоп-кран.
Не вздумай с подножки на полном ходу
Нырнуть в темноту.
Мы едем с тобою не в Караганду
И не в Воркуту.
Чужие плывут за окном города,
Чужие огни.
Наш поезд отныне идет в никуда,
И мы в нем одни.
…Как жутко встречать за бутылкой винца
Синюшный рассвет
И знать, что дороге не будет конца
Три тысячи лет…
1970
Вино из одуванчиков
Меня сочтут обманщиком,
Да только я не лгу:
Вином из одуванчиков
Торгуют на углу.
Уж если одурачивать —
То как-нибудь хитро:
Вино из одуванчиков —
Да это же ситро!
Нашли же чем попотчевать
Доверчивый народ, —
А очередь, а очередь,
А очередь — растет!
Закройте вашу лавочку,
Не стоит тратить пыл:
Вино из одуванчиков
Никто еще не пил.
Алхимики, не вам чета,
Тузы и короли —
Вина из одуванчиков
Придумать не смогли.
Напрасно вы хлопочете,
Товар у вас не тот, —
А очередь, а очередь,
А очередь — растет.
Название заманчиво,
Однако не секрет:
Вина из одуванчиков
На белом свете нет.
Меня сочтут обманщиком,
Да только я не лгу:
Вином из одуванчиков
Торгуют на углу.
Вино, понятно, кончилось,
Киоск давно закрыт, —
А очередь, а очередь,
А очередь — стоит!
1970
Мгновение тишины
В сошедшей с ума Вселенной —
Как в кухне среди корыт —
Мы глохнем от диксилендов,
Парламентов и коррид.
Мы все не желаем верить,
Что в мире истреблена
Угодная сердцу ересь
По имени тишина.
Нас тянет в глухие скверы —
Подальше от площадей, —
Очищенные от скверны
Машин и очередей.
Быть может, тишайший гравий,
Скамеечка и жасмин —
Последняя из гарантий
Спасти этот бедный мир.
Неужто, погрязши в дрязгах,
Мы более не вольны
Создать себе общий праздник —
Мгновение тишины?
Коротенькое, как выстрел,
Безмолвное, как звезда, —
И сколько б забытых истин
Услышали мы тогда!
И сколько б Наполеонов
Замешкалось крикнуть «пли!»,
И сколько бы опаленных
Не рухнуло в ковыли…
И сколько бы пуль напрасных
Не вылетело из дул,
И сколько бы дам прекрасных
Не выцвело в пошлых дур!
И сколько бы наглых пешек
Узнало свои места —
И сколько бы наших певчих
Сумело дожить до ста!..
Консилиумы напрасны.
Дискуссии не нужны.
Всего и делов-то, братцы, —
Мгновение тишины…
1972
Вот вы говорите, что слезы людские — вода?
— Вот вы говорите, что слезы людские — вода?
— Да.
— Все катаклизмы проходят для вас без следа?
— Да.
— Христос, Робеспьер, Че Гевара для вас — лабуда?
— Да.
— И вам все равно, что кого-то постигла беда?
— Да.
— И вам наплевать, если где-то горят города?
— Да.
— И боли Вьетнама не трогали вас никогда?
— Да.
— А совесть, скажите, тревожит ли вас иногда?
— Да…
— Но вам удается ее усмирить без труда?
— Да.
— А если разрушили созданный вами семейный очаг?
— Так…
— Жестоко расправились с членами вашей семьи?
— И?..
— И вам самому продырявили пулею грудь?
— Жуть!
— Неужто бы вы и тогда мне ответили «да»?
— Нет!
— А вы говорите, что слезы людские вода?
— Нет…
— Все катаклизмы проходят для вас без следа?
— Нет!
— Так, значит, вас что-то тревожит еще иногда?
— Да! Да. Да…
1972
Про Клавочку
Клавка — в струночку, лицо белей бумаги,
И глядит — не понимает ничего.
А кругом — все киномаги да завмаги,
Да заслуженные члены ВТО.
Что ни слово — Мастроянни да Феллини,