Ну зачем она решила посмотреть, что я делаю? Она не должна была узнать… Никогда. Очарование любого чуда пропадёт, если дотошно ознакомиться с его изнанкой — формулой заклинания, мешком заплесневелых причиндалов, потребных для чародейства, и с вечно сморкающимся в рукав магом, который это чудо и сотворил. Я многое бы отдал за то, чтобы моя жена осталась в неведении. Но теперь ничего уже не изменишь.
Как обладающий определённым могуществом, наследник рода Ра-Гро подвергался очень большому риску не дожить до того времени, когда сможет зачать своего преемника. И, чтобы избежать опасности оставить город без следующего защитника ввиду несвоевременной кончины предыдущего, была создана купель, хранящая в себе… и семя в том числе. Ну, а каким образом это самое семя в неё попадало, рассказывать не нужно: всем понятное, хотя и не слишком пристойное действо. В котором я принимаю участие примерно дважды в год. И если случится так, что супружеское ложе всё-таки не сведёт меня и Наис, она отправится сюда и опустит своё тело в тёплую воду, чтобы… Нет, даже думать об этом не хочу! Отдать свою любимую реке? Это слишком горько. Утешает только одно: если моя жена и впрямь вынуждена будет плескаться в купели, это будет означать, что я уже мёртв. Вот только «всё равно» мне не будет. Нет, я увижу и прочувствую всё, от начала и до конца. Наказание ли это или же бесценный дар, не знаю. Не хочу задаваться таким вопросом. Но, наверное, многие отцы с радостью поменялись бы местом со мной, чтобы иметь возможность даже после смерти видеть, как растёт сын. И как скорбит о непрожитых вместе годах стареющая жена…
— Так и собираешься спать?
Голос матери над ухом. Насмешливый и одновременно заботливый.
— А?
— Иди ложись в постель. Хватит пылью дышать.
— А мне нравится, — довольно щурюсь.
— Нравится… Тебе нужно кровь чистить, а ты глупостями занимаешься.
— И вовсе не глупостями! Мне… Надо было подумать.
— Подумал? — в вопросе звучит искренняя заинтересованность.
— Немного.
— Узнаю своего сына! Ты у меня всегда думаешь… немного.
Она старается казаться строгой, но с каждым годом это получается всё хуже и хуже: вот и сейчас мне хочется обнять матушку и прижать к своей груди, крепко-крепко, потому что вижу, как близко к сердцу она принимает всё, что со мной происходит. И как огорчается, видя, что происходят со мной по большей части вещи глупые и недостойные.
— Ма… Скажи, Нэй очень расстроилась?
Инис кусает губу, но не спешит отвечать.
— Она злилась?
Молчание.
— Кричала?
Ещё более глубокое молчание.
— Плакала?
— Не гадай понапрасну, Рэй. Я не хочу об этом говорить.
— Но почему? Может быть только одна причина… Ты тоже когда-то…
Зелёные глаза застилает давняя боль.
— Да, я — тоже.
Она поворачивается слишком резко, словно каждое движение причиняет ей боль, но я ловлю её руку и, сползая с кресла, опускаюсь на колени:
— Прости, пожалуйста… Я не хотел, чтобы ты вспоминала.
— Я не могу забыть, Рэй. Даже если бы хотела. Но я не хочу забывать.
Пальцы Инис мягко, но уверенно высвобождаются из моих, и вдох спустя я остаюсь один. И в библиотеке, и просто. Один.
Восьмой день месяца Первых Гроз
Свободная Ка-Йи
Правило дня: «Враг может обмануть и подставить, но не предать».
«Лоция звёздных рек» указывает:
«Неспешный день, полный недоразумений, казусов, неожиданностей.
Лучшее время для исправления содеянных ошибок, ибо боги не вмешиваются: они отдыхают вместе с Ка-Йи. Главное — ничего не потерять, не упустить, не забыть и не запутаться в череде дел и обязанностей, помня, что сюрпризы судьбы не всегда сладки и приятны и отвечать за всё придётся тебе самому».
С первого раза быстро отыскать калитку в изгороди, бесцеремонно увитой плетями диких роз, было невозможно — знаю по собственному опыту. Нет, честно, — когда Виг пригласил меня к себе домой, но при этом попросил зайти «с чёрного хода», я хоть и удивился, но решил, что мне это будет по плечу. Как и любое дело в семнадцать лет, разумеется. А вот оказавшись перед густой зелёной стеной, из которой любопытно и насмешливо таращились на мою растерянность махровые бутоны… Слегка присмирел и поспешил заручиться помощью не только дурной уверенности в себе, но и самого светлого, что у меня есть. Нет, не разума. Своих волос. Конечно, и мозгами раскинуть пришлось, куда ж без этого? Но главным оказалось совсем другое.
Что такое цветы? Растения. Чувствуете глубину? Нет? И я тоже не сразу почувствовал. Рас-те-ни-я. То, что растёт. А ещё растут звери, рыбы и люди, которые безо всяких сомнений являются живыми существами. Какой вывод можно сделать из этой посылки? Веточки, листочки, цветочки и травинки ничуть не менее живые, чем мы. А значит, умеют запоминать и, что особенно важно, помнить. Благодаря жидкости, текущей внутри них.
Собственно, именно на этом свойстве воды и основана моя наследственная обязанность. Я читаю. Воду. Конечно, в текучем состоянии она не способна сохранить какие-либо сведения более суток, но и этого бывает достаточно. А если заморозить, можно добиться практически «вечного» хранения. Как мне объясняли во время долгого и нудного обучения, вода является одним из самых удивительных веществ в мире. В самом деле, только она может быть жидкой в своём обычном состоянии, твердеть, становясь льдом, и, наконец, невесомо витать меж нами, обращаясь в пар. А поскольку даже самому неумелому магу известно, что проще всего удерживать заклинание в предмете с упорядоченной структурой, то бишь в кристалле, способность воды становиться такой не осталась незамеченной. Разумеется, заметить мало: нужно ещё и применить обнаруженное свойство с пользой. Ну, для этого нашлись умельцы, которые… И выродили на свет меня. То есть таких, как я. Читающих воду.
Хотя, если уж быть совершенно искренним и точным, я скорее читаю испарения, а не саму жидкость, причём довольно легко и просто, потому что у меня имеется подходящий для чтения инструмент. Волосы.
Да-да, именно волосы, которые (только не удивляйтесь!) также имеют весьма и весьма упорядоченную структуру. Почти кристаллическую. И обладают свойством впитывать в себя влагу, при этом темнея и скручиваясь локонами. Не у всех, конечно, но могу поклясться: многие замечали за собой описанные изменения во влажном воздухе. Так вот, впитываясь в волосы, пары воды становятся доступными для изучения. Более того, в зависимости от длины и способа укладки волос (косички всяческие или тьма шпилек) можно без особого напряжения ума и сил узнавать предельно точное и полное значение сведений, принесённых водой. Если вы умеете это делать. Я — умею. Но, положа руку на сердце, признаюсь: лучше бы не умел. Потому что одно дело — использовать сию способность на благо государства и населяющего его народа, и совсем другое — в свободное от службы время насильно мешать самому себе читать всех и вся.
Так вот, калитку я нашёл, воспользовавшись своими талантами. Проще говоря, принюхался. Не скажу только, что розы охотно раскрыли передо мной искомую тайну; до того времени я больше практиковался на чтении тех, кто бегает по земле, а не держится за неё корнями. Пришлось всерьёз заняться делом, посвятив изучению цветочных ароматов не менее четверти часа. Хорошо ещё, прохожих в тот день на той улочке было негусто, поскольку стоящий столбом парень с закрытыми глазами непременно вызвал бы у соседей Вигера удивление, очень близкое к тревоге…
В каждом из нас есть вода, и довольно приличное количество: даже не беру в расчёт кровь, которой можно нацедить целое ведро. Я говорю о другой воде. О воде, которая содержится в тканях нашего тела и поступает наружу, например, в виде пота. Да, чаще всего, когда человек потеет, это чувствуется. Всеми, кто находится вокруг. Правда, далеко не каждый будет заметно «благоухать», особенно если воспользуется душистыми притираниями и настоями. Но самое любопытное: вода испаряется с нашей кожи ВСЕГДА. В любой момент времени. А значит, вокруг нас витает целая книга, каждая из страниц которой — мгновения нашей жизни, старательно сохранённые водой. Нужно только уметь её читать. Но пар не может висеть в воздухе вечно, не так ли? Он оседает, впитываясь… Во что придётся. В одежду. В гобелены, развешанные по стенам комнаты. В… кусты роз, мимо которых мы ходим каждый день. А те (вот ведь мерзавки!) и не думают расставаться со своей памятью. Мне стоило только различить в ароматном дыхании цветов нотки, свойственные Вигу, и искомое было найдено. Кстати, как я потом догадался, это было одним из небольших экзаменов, устроенных по настоянию Калласа, дабы удостовериться в моей годности к несению службы. Конечно, впрямую никто не сознался, но обижаться задним числом было глупо. А на будущее (чтобы больше не тратить силы зря) я попросту запомнил количество шагов от угла до калитки.
Поборов искушение легкомысленно украсить себя одной из тёмно-вишнёвых розочек, я не торопясь, но и не замедляя шаг нарочно, плёлся по тропинке, что вела к заднему крыльцу особняка Ра-Кен, в очередной раз мысленно отчитывая своего друга за пренебрежение к безопасности.
Ни стражи, ни тяжёлых магических засовов — ну куда это годится? Можно сказать, одно из первых государственных лиц — и совершенно не заботится о своей жизни, когда даже у такого оболтуса, как я, имеются личные телохранители… Помню, по этому поводу мы когда-то так повздорили, что даже подрались. Кстати, именно в тот раз я впервые убедился: если Виг и чуть слабее меня, то в изворотливости и фантазии заметно превосходит. Достаточно сказать, что по количеству трещин в собственных костях победу одержал я, тогда как Ра-Кен, уже бывший тогда ре-амитером, по большей части отделался растяжениями связок. А потом… Потом мы залечивали раны. Вместе. В одной комнате. Под замком. Потому что Каллас справедливо рассудил: либо мы всё же найдём общий язык, либо окончательно прибьём друг друга, и проблемы, связанные с нашей ссорой, исчезнут сами собой. Так оно и вышло. Мы помирились. И пообещали никогда больше не учить друг друга жить.