га прибыть сюда и приобщиться к местному научно-театрализованному действу.
Особый здесь сложился уклад жизни, овиваемый морскими, горными живительными потоками, с магнетической незабываемой основой, притягивающий все и всех легко и естественно в объятья быстротекущего искрометного времени. Сколько в этой живописной гурзуфской Мекке на побережье ЮБ, в рамках театра научных презентаций и круговорота человеческих судеб свершилось удивительных встреч и романов, бурных разрывов и небесных браков мужчин и женщин. Сколько детских жизней было зачато здесь – до брака, после брака и вне брака – есть, что вспомнить в горе и радости, на вершине научных и прочих успехов, на склоне лет…
Любил Гурзуф и гурзуфские презентации Брагин, ни за что бы не променял эти будоражащие душу бесхитростные и интригующие одновременно весенне-осенние спектакли на берегу, где можно было радоваться торжищам научной жизни с выходом новых героев-любовников с крохотной, но значимой ролью в несколько десятков слов на разных языках и наречиях… И никогда он здесь не ударял в грязь… Люб был ему Гурзуф весенний, особенно… И совсем не потому, что театрализованное в жемчужном месте ЮБ, как во времена Шаляпина и Коровина, притягивало, как магнитом лучшие умы страны, да и мира. Ни один будущий членкор и академик большой и отраслевых общественных академий не миновал этого притяжения, практически все докторские и кандидатские по автоматизированному проектированию, информатике, моделированию интегральных схем и вычислительных, гибридных информационных систем обкатывались здесь. Именно здесь, промучив и попытав молодого перспективного исследователя, великие старики из засекреченных членкоров и докторов старой закалки из институтов военно-промышленного комплекса дали ход, зеленый свет и кандидатской и докторской Брагина и многих таких, как он…
Наверное, поэтому была у него даже особая примета: еще с аспирантских лет выдать здесь эдакое свое исследовательское коленце, устроить обкатку «на публике» самое-самое, еще до первых серьезных публикаций в научной периодике, разумеется, до монографий с учебниками – прямо, как горячие пирожки, только что испеченные в гениальной печке-самобранке… И ученый люд знал такую куражную чудинку, может, даже слабинку, по большому счету. Но снисходительно прощали, потому что не блефовал никогда, в ученом хвастовстве и фанаберии замечен не был… Ладно, и жить торопится, и чувствовать спешит мужик, пахарь и секарь, – простительно такое… Главное, не отгоняет кичливо, с непомерными амбициями от себя что вопрошающих с заинтересованными, что своих будущих учеников и последователей-преследователей из разных городов и весей…
Четыре года Гурзуфских конференций пропустил Брагин – до нынешней, сентябрьской. На четыре года выпал в осадок со своими семейными и «местечковыми» неурядицами. А сюда, в эту счастливую для него пору, судя по кратким амбициозным тезисам приехал, с какими-то умопомрачительными результатами мирового класса, с демонстрацией несколько прорывных, конкурентоспособных программно-алгоритмических комплексов САПР для систем на кристалле и пластине. Догадывался, нет, просто наверняка знал Брагин, что поговаривали про него во время его отсутствия, не наговаривали, а именно поговаривали. Мол, у известного профессора, академика Российской академии естественных наук и международной академии информатизации есть крупные достижения и плохо скрываемые неприятности разного характера, потому и мало, «с гулькин нос» выпускает на защиту своих кафедральных аспирантов. Раньше перед их защитой их кандидатских работ косяками в Гурзуф привозил на обкатку, ради контактов с будущими официальными оппонентами, знакомства с конкурентами и соратниками. Поговаривали, что в последние полгода все время и все силы он отдает индивидуальному творчеству, какой-то сверхидее, а аспирантов держит в черном теле, ориентируя на локальные прикладные проблемы его старых разработок… Поговаривали, что вроде как обижен Брагин на «Большую Академию», где его почему-то не пускают ни в членкоры, ни в «большие» академики за острый язык в адрес неприкасаемых и бесплодных, как греческая смоковница, «бессмертных». Не набирает голосов, а его обходят более удачливые конкуренты из его коллег-приятелей, явно уступающих ему и в степени дарования, и в качестве полученных результатов мирового уровня, во все уступают, да обходят его на научном повороте и язык «по-дружески» показывают. Выдвинется, изберётся, и разгонит к чёртовой матери синекуру «бессмертных», потому что ни от кого не зависим и разных башен научной мафии чурается… Мало ли, чего говорили и говорят доброхоты – собака лает, а ветер носит…
Глава 36
То утро, когда лично для Брагина «раньше всех» петух пропел, началось с диковинных новостей и неожиданностей. Он ведь с Лерой опоздал на само торжественное открытие конференции и несколько дней её проведение, подгадав с приездом н день, когда Брагин должен был выступать не пленарном заседании, а Лера на секционном вечером. Брагин ещё в поезде удивился отсутствию демонстрационных материалов у Леры: ни слайдов, ни прозрачных листов формата А4 для проектора, ни демонстрационной флэшки. Но не заострял внимание на этом, знал, что математикам требуется зачастую только школьная доска и кусок мела для вывода нужных формул и записи алгоритмов в виде структурных квадратов и жирных стрелок между ними с пунктирами обратных связей. Но насторожила и странная фраза Леры после игр в Печорина и Вулича: «Может, и выступать мне не придётся, всякое может случиться… Всякое после иррациональных подсказок карт…»
Брагину как члену оргкомитета была выслана заранее пробная малотиражная программа конференции с упоминанием его имени в докладчиках этого дня, он и прибыл как раз ко времени своего доклада, что был анонсирован утром. В этом плане Брагин придерживался строгого жесткого порядка и самодисциплины: назвался груздем, полезай в кузов, высунулся, прочирикал, так будь обязан чин чинарем соответствовать месту и времени, где тебе дадут возможность доложиться и удовлетворить любопытство на твой счет научного коллегиального сообщества. «Твои дела и твои личные проблемы касаются только тебя лично. Только знай, что многие, если не абсолютное большинство старших и младших коллег, придет слушать именно тебя, вместо того, чтобы греться на сентябрьском солнышке и заплывать за буйки в 24-х градусное море». Так он позиционировал себя, имеющего какое-то право опоздать на открытие конференции, но не имеющего никаких прав сорвать свой утренний доклад и свою презентацию нового программного комплекса с демо-версией ветвей продукта.
Брагин знал, что его доклад был запланирован третьим на утреннем пленарном заседании, вслед за докладами его старых коллег. А на демонстрацию программно-алгоритмических комплексов на вечернем заседании будут приглашены многие отечественные и зарубежные фирмачи и даже потенциальные инвесторы из банковско-финансовой сферы. Вот что Брагина никогда не смущало, так это каким номером выступать, первым или быть «на разогреве» более маститых коллег. Ведь всё относительно в научных рангах и академических позициях… Лишь бы доктору и профессору не выступать после кандидатов и аспирантов…
Брагин когда-то дважды проиграл выборы в большую академию по основному списку, отказываясь из принципа баллотироваться по «молодёжному» дополнительному списку, основанному на возрастном цензе, 50 лет для членкоров, 55 лет для академиков. Начал он выдвигаться ещё в АН СССР, потом в реформируемую РАН со «слоновником» кандидатов на каждую вакансию. Тогда он ещё верил в «социальную справедливость» и честную борьбу. А потом чего-то понял и замкнулся, как говорится, «такой хоккей нам не нужен». Если игры ведутся по правилам странным, а то и без правил вовсе. Брагин хотел войти в число избранных честно и согласно научным неоспоримым заслугам, но видел, как всё призрачно и бестолково на научном олимпе, как неправедно ведётся борьба за выделение вакансий, за заполнение этих вакансий членами разных научных группировок, близких по своей организации и «продвижению наверх своих» к мафиозным. Научная мафия бессмертна, раз там крутятся огромные деньги, и происходит своего рода торговля иерархическими позициями и должностями. Но не это главное, сколько достойных из достойнейших кандидатов в членкоры и аки многажды катали на выборах в отделениях и даже на общих выборах.
На последних выборах в РАН Брагин формально проиграл своему старинному знакомцу, директору ярославского института проблем вычислительной техники Юрке Мамонову, а через три года уже после самоубийства Юрки такому же старинному приятелю Леониду. Только те избрались по «молодёжным дополнительным спискам», а Брагин, словно продолжая доказывать всем и себе, продолжал соревноваться по общим, не дополнительным спискам. Того же Юрку Брагин искренно поздравил по телефону с успехом, они давно были связаны многими многолетними перспективными научно-исследовательскими проектами, подружились лично, семьями. Когда уже после выборов Брагин приехал к нему в древний, основанный Ярославом Мудрым град, в его институт, Юрка-директор хорошо его принял, хотя его академическому институту из-за слабого финансирования хвастаться было нечем. Юрий, принимая поздравления Брагина, твердил только одно: если уж кому быть избранным, то только тебе, а не мне, «легковесу молодёжки» в сравнении с тобой. Мол, ничего, скоро нагонишь и перегонишь, в смысле похода за более высокими академическими регалиями. А что оставалось говорить в ответ Брагину? Конечно, что ты более результативен, раз за тебя проголосовали, мол, все справедливо, когда тебя «по молодёжке», а не кого-то другого, признали первым… Не хотел Брагин побеждать по «молодежному дополнительному» списку с конкурсом три-четыре кандидата на место, а в общем списке при конкурсе несколько десятков докторов на одно место – проигрыш. Юрка успокаивал: «На следующих выборах за тебя проголосую». Брагин морщился и отбояривался; «Не в этом фишка – победить на выборах. Фишка в том, что надо выдать «на гора» нечто немыслимое и даже «незамысляемое никем». Вот такая блажь в беседе приключилась: откровение на откровение, успокоение совести на успокоение, блажь как приговор проблеме и себе…