Наверное, чтобы накормить меня, она нарушила какой-то закон.
Спасибо тебе, спасибо тебе…
За три года моего путешествия по разным странам, независимо от языка, культуры и социального статуса, разные женщины находили способ накормить меня. Но не только. Их щедрость кроме желудка наполняла еще и мое сердце, их сила и смелость позволяли мне продолжать двигаться дальше и делать следующий шаг. Голод не нуждается в переводе, он выражает себя универсальным языком. В тот день в Центральной Монголии эта женщина дала мне ценный дар: она напомнила, что я принадлежу к великому женскому племени нашей планеты. И что женщины должны помогать друг другу, а не доводить друг друга до слез. Я ухожу с полным животом и благодарным сердцем… Спасибо тебе, спасибо тебе…
Пустыня Гоби
Порывы ветра сметают все на своем пути. Земля под ногами моего любимого карамельного цвета.
Несмотря на то что нахожусь в безлюдном месте, я вижу электролинию, которая идет точно на юг. Глядя на горизонт, на ощупь нахожу компас, который красной веревкой прикреплен к молнии на правом кармане моих штанов. Компас подтверждает возможность идти вдоль электропроводов, которые приведут меня к моей цели в двухстах километрах отсюда. А ночью я смогу привязывать палатку к электрическому столбу. В последнее время я не находила укрытий для скота и дорог с канализационными трубами.
Я начинаю путь, в котором моими спутниками будут только ветер и песок. Наконец-то, к своему удовольствию, я нашла целых двести километров, где никого не встречу! Мне предстоит огромное испытание, но привычные жесты и ритм шагов помогают справиться с волнением.
Впитав в себя умиротворение и энергию пустыни, я захожу в маленькую деревушку. Она похожа на все другие деревушки, без намека на очарование, пустынная, с пыльной главной улицей. Как только я попадаю сюда, начинаю искать местный рынок, но нигде, как обычно, нет вывесок. Перед одним зданием замечаю несколько машин. Там я оставляю оборудование и захожу в одну дверь, потом в другую. Наконец попадаю в темную комнату, в которой стойка ограничивает доступ к товару. В комнате нет окон, здесь сильно пахнет сигаретами. Узкогрудый мужчина с голым торсом лежит на нескольких мешках с рисом. Его восковая кожа покрыта следами пота и старых мечтаний, безнадежно размазанных по его обвисшему брюху. Глаза налиты кровью, он медленно и с видимым удовольствием потягивается.
За стойкой стоит женщина, которая не оборачивается, когда я вхожу. Зову ее, но она не отвечает. Жду уже двадцать минут, при этом я единственный посетитель. Но эта женщина просто не знает, сколько во мне решительности. Почти при каждой встрече я испытываю на себе пренебрежение к иностранцам, которое связано с демонстрацией собственной власти. Я уже привыкла к этому. В любом случае я не выйду отсюда без пакета с едой. Внезапно в комнату заходит мужчина в городской одежде и с добропорядочным лицом, который вежливо со мной здоровается. Он дает список покупок продавщице, которая тут же срывается с места и приступает к выполнению обязанностей. Ее глаза прикованы к списку. Я пользуюсь возможностью, чтобы начать диалог с визитером. Он рассказывает, что недалеко отсюда есть место, где хозяйка располагает в своей юрте всех новоприбывших. Я спрашиваю у него, почему продавщица не обслуживает меня. В этот момент та поворачивается к нам.
На ее лице черно-синий синяк с желтыми краями.
«Вы говорите, что она не хочет вас обслуживать?» – уточнил он.
Мужчина начинает злиться, поворачивается к ней лицом и бросает в нее словами, которые, судя по всему, ранят сильнее, чем след на ее щеке. Тон разговора повышается, как часто бывает у монголов. Кажется, что гневные тирады разлетаются по комнате и рикошетом попадают в женщину. Я не понимаю, что происходит, но думаю, что ее поставили на место. Атмосфера крайне тяжелая и напряженная. Женщина поворачивается ко мне с вызовом в глубине ее глаз. На ее лице явно написано «плохое настроение», поэтому я отхожу на шаг назад, чтобы избежать потенциального нападения. Один бог знает, что она держит под прилавком. Не говоря ни слова, она обслуживает меня и насчитывает втрое больше обычной цены, но я не спорю с ней. Просто хочу иметь возможность покушать. Я кладу деньги на прилавок и тороплюсь уйти из этого места. Через несколько минут попадаю на единственную городскую заправку. Один паренек поднимается, чтобы встретить меня, другой подросток сидит на скелете ржавого стула с девочкой того же возраста у его ног. Парень наполняет мою литровую бутылку, я даю деньги под расчет. Сидящий парень поднимается с места и без видимой причины лупит кулаком по почкам того парня, который меня обслуживал. Он оборачивается и отвечает ударом в лицо. Я кричу: «Достаточно!» Лица обоих измазаны кровью. Оба подростка прекращают свое занятие и в удивлении таращатся на меня. Но более коварный из двух использует этот шанс, чтобы нанести своему противнику хороший удар справа.
Я чувствую, что это место имеет свою темную сторону. Я ухожу отсюда как можно быстрее. Я иду вдоль деревянных баррикад, окружающих юрты, и наконец прихожу к дому женщины, которая сможет приютить меня на ночь. Мужчина, которого я встретила на рынке, уже заходил сюда и предупредил, что я приду. Она нетерпеливо дожидается меня и ведет во двор. Мы проходим в открытую дверь. Я вижу женщину, которая разделывает мясо огромным ножом прямо на земле. Она смотрит на меня и улыбается, беззастенчиво показывая два оставшихся зуба. Я смотрю на нее и возвращаю ей щедрую улыбку – здесь это большая редкость! Моя юрта находится в задней части двора, возле большой черной собаки на двухметровой цепи. Бедный пес, он душит себя каждый раз, когда двигается.
Несмотря ни на что я рада, что, у меня есть крыша над головой. Я захожу внутрь, снимаю обувь и падаю на матрас. Через несколько минут в мою юрту врываются двое мужчин так, словно это представители спецназа на выполнении задания! Они одеты в черную городскую одежду. Я наблюдаю за ними. Они пришли сюда за чем-то очень конкретным, и это явно не полиция. Наверное, весть о прибытии иностранки быстро облетела деревню. Я даю им возможность заглянуть в мои вещи и сунуть свой нос во все вокруг. Через несколько минут я жестами показываю, что хочу спать, и мягко подталкиваю их к выходу. Более тощий мужчина смотрит на меня с огнем в глазах. Я соблюдаю спокойствие и не выражаю эмоций и даже начинаю зевать, чтобы показать свое безразличие. Но внезапно у меня закончилось терпение. В конце концов, у меня был длинный день, я устала и меня уже достала это деревня, полная психов. Я повышаю голос и кричу: «Пошли вон отсюда!» К моему удивлению и еще большей радости, они уходят и не возвращаются.
Через некоторое время ко мне заглядывает пожилая женщина и садится рядом со мной. У нее вредный взгляд опытной торговки, что говорит мне о том, что она причастна к визиту «спецназа».
«Вы голодны?» – спрашивает она меня.
Я достаю свою книгу с картинками и показываю ей рис с яйцами. Через два часа она будит меня, и в руках у нее тарелка с холодным рисом и яичницей из двух яиц, пожаренной с обеих сторон. Я съедаю все это меньше чем за минуту, так как очень голодна. Готовлю чай, и мы пьем его вместе перед входом в юрту, как вдруг из-за высокого деревянного забора доносятся леденящие душу звуки. У меня даже волосы дыбом встали, а всего лишь секунду спустя во двор упали какие-то осколки, чудом не попав в нас. Кажется, собака уже привыкла к этому и даже не пошевелилась. Я гляжу через щель в заборе и вижу худого орущего босого мужчину в одних панталонах, которые напоминают просто кусок тряпки. Он идет с трудом, механично качая головой, и кажется, что он парализован на одну сторону. Опасность миновала, но мне грустно. Мне жаль этого молодого человека. Поворачиваюсь к женщине, которая продолжает спокойно пить чай. Я прошу ее освободить собаку от слишком короткой цепи. Вдруг она поднимается и одаривает внезапной щедростью этот большой комок шерсти, лицемерно поглаживая пса кончиками пальцев, что удивило даже его самого!
«Ты умница, – думаю я. – Я присмотрю за тобой». В женщине полно лицемерия, но я могу только улыбнуться ей, потому что в ней есть что-то трогательное. Я снова смотрю на нее и начинаю думать, что меня разжалобили ее глубокие морщины. Но очень странно, что она позволяет мне так внимательно рассматривать ее лицо. Из-за этого мне кажется, что я словно зашла в ее личное пространство, в ее историю.
Я отвожу взгляд и делаю еще глоток чая, вспоминая мудрые слова одного аборигена, которого встретила много лет назад: нельзя украсть историю другого человека, растения или дерева, можно лишь терпеливо ждать, пока они не поделятся с тобой этой историей.
В этот момент она поднимает голову и улыбается, но теперь ее лицо расслаблено, улыбка глубокая и искренняя. Она только что улыбнулась мне своей душой.
Садится солнце. Ночью я выхожу, чтобы посмотреть на луну. Она полная и красивая настолько, что я не могу уснуть, как иногда бывает в полнолуние. Позади меня хозяйка пытается закрыть высокие ворота. Я помогаю ей, она улыбается. Тем временем возле бедного пса на цепи появляется стая собак. Жестами я прошу женщину отпустить его поиграть с друзьями. К моему удивлению, она его отвязывает, и пес легкой рысью присоединяется к стае. Но больше всего меня удивило то, что утром он вернулся к воротам, чтобы стать добровольным заключенным.
Ты не заставишь меня поступить так! С первыми лучами солнца я тихо ухожу из этого мрачного места. Я готова к пути: у меня есть вода, необходимая еда и топливо для печки. Мне не нужно больше ничего, кроме моей драгоценной свободы. Я иду довольно быстро и не собираюсь останавливаться до ночи: хочется как можно быстрее уйти из этого средоточия человеческих пороков.
Земля становится все более песчаной. К концу дня колеса тележки попадают в настоящую ловушку из песка. Я разбиваю лагерь. Я счастлива вернуться домой, на природу, снова быть одной. Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы попасть сюда, во рту я чувствую приятный вкус усталости от физического напряжения. Ставлю палатку и впервые за весь день выпиваю чашку чая. Луна едва виднеется на горизонте, она только восходит.