День за днем я иду по долинам, дорога все еще грунтовая, но мне легко катить по ней свою тележку, ведь до нее здесь проехало не одно транспортное средство. Наконец пытаюсь узнать дорогу, ведь я знаю, куда иду: я иду в Найн. Я уже привыкла к неизвестности, с которой мне приходится мириться здесь. И так рада, что отправилась в эти горы, не зная, где я. Так я пережила новый уровень умения отпускать. Нужно иметь стальные нервы, чтобы отправиться в такие горы без карт и GPS, без знания правил и обрядов. Я прошла горы и получила в награду глубокое умиротворение, более сильное, обширное и яркое, чем раньше. Я отказалась от всех источников информации и отдалась на волю времени, делая шаг за шагом. Мне приходилось останавливаться, наблюдать, выбирать направление. Я рисковала и постоянно ощущала тонкий аромат приключений.
Определение приключения: «любое предприятие, риск которого очевиден, а успех сомнителен».
Найн, я поймаю тебя…
Когда я прибыла в Найн, меня тут же атаковали агрессивные представители народности хань. Они требовали ответа, пользуюсь ли я презервативами! По всему Китаю считается, что если женщина путешествует одна, то она – проститутка.
Мужчины с черными прилизанными волосами строго на меня смотрят, затем тихо отворачиваются и исподтишка следят за мной. Я ухожу из Найна, приняв хороший душ и понимая, что за мной наблюдают. Это чувство идет за мной по пятам вплоть до того дня, когда я встречаю фермера, который пашет поле на буйволе, и вдруг достает из кармана новейшую цифровую камеру, чтобы сфотографировать меня. По всему Китаю меня фотографировали мотоциклисты в кожаных куртках, используя ту же модель. Дни становятся психологически напряженными. Я прячусь, сплю под мостами. Дети бросают в меня камни каждый раз, как я прохожу через деревню. Все это очень меня расстраивает и крадет мою энергию. Культура, которую я открываю, построена на мусоре, окружающая среда ужасно загрязнена: земля пересохла, водные источники превращены в свалку. На поверхности воды плавает пурпурно-голубой налет от химических выбросов. Сельское хозяйство основано на ночном освещении, которое обманывает природный цикл растений, заставляя их расти круглосуточно. Я словно в другом мире. Бытовые сцены жизни разбивают мне сердце. Животных перегоняют на рынок ради мяса. Часто можно видеть, как люди привязывают по две жирных черных козы с каждой стороны багажника мотоцикла так, что веревки впиваются им в плоть. Кабанов крепят вниз головой к задней части мотоцикла. А под самим багажником в сумке из-под риса сидит собака, которая визжит каждый раз, когда водитель наезжает на кочку, сдавливая животное между дорогой и колесом. Список жестокости по отношению к животным просто бесконечен. Меня все еще преследуют их крики агонии.
Я каждый раз замираю от ужаса, когда вижу подобное транспортное средство. Такой Китай навеки изменил меня, он заставил меня, как жителя планеты, поменять свое мировоззрение.
Я видела это своими глазами, чувствовала все и плакала перед бесчестьем людей и страданиями животных.
Дети, которые ведут себя не как дети…
Я отдыхаю под деревом вдали от дороги, на которую только что вышла. Школьники с улыбками наблюдают за мной. Они такие веселые, и я рада видеть их такими. Во-первых, они не бросают в меня камни. Я продолжаю свой путь, а они сопровождают меня, прыгают и хихикают. Мы немного разговариваем, им понравилась моя тележка. Через пару километров осталось только трое детей от шести до восьми лет. Надвигается ночь, но они следуют за каждым моим шагом. Мне нужно разбить лагерь. Поэтому я отхожу от дороги метров на пятьсот и устраиваюсь в укромном месте за огромной скалой. Дети все еще со мной. Я устала. Решаю спеть, пока расставляю палатку, чтобы и дети смогли принять в этом участие. Не знаю, что делать с этими парами глаз, которые окружают меня. Они счастливы, и их очень впечатлила палатка. Я тщательно закрываю тележку. И в тот момент, когда начинаю по-настоящему удивляться, как странно, что эти милашки сидят возле меня, хотя уже почти стемнело, очаровательная девочка бросает на меня косой взгляд. Улыбка исчезла с ее лица, а глаза сузились. Это кажется мне очень странным. В мгновение ока она вскрывает маленький черный неопреновый карман, прикрепленный к правой лямке моего рюкзака, и берет в руку мой телефон BlackBerry. Тут же, словно по какому-то сигналу, все трое растворяются в темноте. Я сижу с открытым ртом. Они не только украли мой дорогой телефон, но и разбили мне сердце, которое поверило в то, что наконец встретились дети, которые были… детьми.
Я злюсь на себя, что поверила этим детям. Затем улыбаюсь своему гневу. Меня обнадеживает то, что после всех моих приключений в Монголии и Китае я все еще способна доверять людям. Ложусь спать без ужина и не зажигая горелку. Я просто хочу спать. Но сначала звоню Грегори в Швейцарию по спутниковому телефону, чтобы сообщить о пропаже моего мобильного BlackBerry. Он напоминает, что у меня есть второй телефон с предоплаченной китайской SIM-картой. Я вешаю трубку, пообещав, что впредь буду осторожнее. Залезаю в спальник, откуда весь мир кажется чуточку лучше. Спокойной ночи!
Около полуночи по моей палатке начинают шарить два луча света. Я сразу просыпаюсь. Приближаются голоса. Я открываю палатку, надев налобный фонарик, который кажется детской игрушкой по сравнению с мощными прожекторами, которые освещают меня. Я быстро натягиваю куртку Gore-Tex и шляпу. Два крепких загорелых мужчины набросились на меня, крича что-то по-мандарински. Я ничего не понимаю. Жестом прошу их сесть. Они соглашаются, мне приятно слышать, как под ними трещит гравий. Прошу, чтобы они убрали свои огромные фонари. Зажигаю горелку и готовлю чай. В свете горелки я могу рассмотреть их лица. Они пялятся на меня с открытыми ртами, словно увидели редкого зверя или жирафа. У меня только одна чашка, поэтому решаю пожертвовать двумя пустыми пластиковыми бутылками, которые ношу с собой на всякий случай. Я отрезаю от них горлышки и наполняю хорошим дымящимся чаем. Мне кажется, что в такой ситуации больше полезен дипломатический подход. Я очень спокойна.
Едва я успела подать чай, как они снова стали приставать ко мне со своей непонятной болтовней, сопровождаемой разбрызгиванием слюны, которая падает на мою горелку. Я объясняю им, что не понимаю. Они в отчаянии качают головами. Кажется, что они говорят: «Она совсем глупа. Она даже говорить не умеет!» Затем один из них вытягивает из кармана кусок бумаги, покрытый иероглифами. Я поясняю, что читать тоже не умею. Они поднимают глаза к небу. Я беру бумажку и решаю рассказать им мою историю. Жестами рассказываю о своем происшествии с телефоном, как вдруг один из мужчин достает из кармана мой BlackBerry и возвращает его мне. Оба встают и исчезают в темноте, выключив лампы. Я сижу в полном шоке от такого окончания этого визита. Замечаю, что они даже не притронулись к чаю. Выключаю горелку, чтобы никто не обнаружил меня среди ночи. Я так счастлива, что мой телефон вернулся! Залезаю в спальник, вокруг полная темнота. С улыбкой на губах засыпаю.
На рассвете, разбирая палатку, я нашла бумажку с китайскими иероглифами. Делаю фото и отправляю его моему советнику в Пекине, чтобы он перевел текст. Через несколько минут получаю такой перевод: «Мы – школьные учителя, один из наших учеников принес телефон, который вы потеряли». Еще очень рано, и я тороплюсь вернуться на дорогу, потому что мне не хочется оставаться здесь. Пройдя десять минут, встречаю двух джентльменов, которых видела ночью, но на этот раз они ведут в поле быков. Это точно не школьные учителя. Их выдал загар на лице. Я смотрю на них, находясь в шаге от этих людей. Они не здороваются со мной. Все это очень странно и нелогично.
В замешательстве проверяю, работает ли еще мой телефон. Я ввожу код доступа и решаю, что они не могли включить его. Захожу в раздел фото, где сохраняла типичные фото горных пейзажей Монголии во время своего похода. Я поставила слайд-шоу и обнаружила, что все фото Китая были тщательно удалены, остались только фото Монголии. Я не могла в это поверить!
Хлюпанье и брызганье
Скрежет поднятия железных занавесей стал привычным утренним ритуалом. В шестиметровых комнатах живут целые семьи. Взрослые выходят наружу и энергично моют голову, шумно брызгаясь и проливая воду на тропинку, которая выходит на тротуар. Затем следует тщательное и продолжительное отхаркивание с всасыванием слизи в рот через носовые пазухи, чтобы проглотить ее. Последняя фаза: закрывание одной ноздри и резкое выдыхание, подобное тому, к которому прибегают женщины при схватках. Нужно сказать, что китайцы не боятся бактерий. Однажды в одной из внутренних провинций Хан я наблюдала необычное использование мокроты. Если вы хотите оставить отзыв о блюде в ресторане, длинный желтый плевок – лучший вариант. Это будет означать, что клиенту понравился обед, это настоящая похвала для повара.
В числе привычек тысяч этих людей есть звук, который я расшифровала как «шлурп».
Этот звук они издают, когда что-то пьют, например извечный бульон. В их диете очень мало хрустящих продуктов, таких, как крекеры, печенье и так далее. Консистенция еды либо жидкая, либо вязкая. Поэтому каждая попытка поесть была для меня настоящей битвой. Я стала мечтать о маленьком круглом сухом печенье, которое очень сильно люблю!
Я не рассказываю о том, что мне пришлось сделать для получения виз для своей экспедиции, потому что об этом можно написать целую книгу. Иногда я с грустью вспоминаю «мягкую» коррупцию в Южной Америке, где для пересечения границы достаточно протянуть зажатую в кулак банкноту. И даже долгие вечера на таможенном контроле в горах в ожидании момента, когда начальник соизволит хоть на миг посмотреть на меня, а затем вдруг решает рассказать историю своей жизни, попивая свой любимый напиток. Почти всегда такие разговоры заканчивались объятиями, обменом адресами и широкими улыбками, не говоря уже о щедром патронаже с его благословения и адресах всех членов семьи, которых я просто обязана посетить. Я научилась ценить такой подход.