ра мыкался он по переполненной, обледеневшей столице, пересаживаясь с метро на трамвай, с трамвая на автобус, устал и иззяб на остановках и в очередях; кроме стакана простокваши, который он наспех проглотил на рассвете в своей каморке, больше ничего он сегодня не получал. В пустом желудке отчетливо урчало, но ему становилось весело. Дормидонов расстегнул пуговицы своего пальто и вытянул ноги. Он окончательно оттаял и согрелся. Пока секретарша ходила в буфет Бондаренко стал расспрашивать гостя о его житье-бытье в Узбекистане. «Вы там родились?» «Никак нет,» ответил Дормидонов с чарующей улыбкой. «Я потомственный ленинградец. В войну нас эвакуировали в Ташкент и там мы застряли.» «У вас большая семья?» «Нет. Жена и годовалый сын.» «Хотите переехать в Москву? Вы работник грамотный, толковый, мы вам устроим перевод.» «Спасибо. Я бы не возражал, но нужно поговорить с женой.» «Где она?» ««Где ж ей быть? Конечно в Ташкенте.» Бондаренко открыл было рот, чтобы спросить еще о чем-то, но в этот момент вошла секретарша с доверху нагруженным подносом в руках. Кабинет наполнился сложной смесью запахов горячего чая, капустных пирожков и бутербродов с колбасой. Осторожно поставив тяжелую ношу на край письменного стола, вышколенная Зиночка вернулась на свое место у двери и занялась просмотром служебных бумаг. Мужчины набросились на еду. Похоже, что у Бондаренко аппетит был такой же волчий, как и у его гостя, в минуту чай был выпит, ватрушки съедены, тарелки опустошены. В блаженной сытости замерли они, отвалившись на спинки стульев; потом хозяин достал коробку Казбека, предложил гостю, они оба закурили. «Тов. Устинов ждет вас в своем кабинете через пятнадцать минут,» не сходя со своего места напомнила преданная Зиночка. Клубы дыма не мешали ей, правда, она слегка покашливала и у нее слезились глаза, к которым она ежеминутно прикладывала белоснежный платочек. «Пошли, Анатолий Петрович,» позвал его Бондаренко. Он поднялся из-за стола. «Верхнюю одежду оставь здесь.» Дормидонов последовал за начальником, успев при выходе повесить пальто на вешалку и пригладить волосы перед зеркалом. Пешком отправились они на верхний этаж. Доступ в широкий сводчатый коридор загораживал военный пост, состоящий из двух лейтенантов МВД вооруженных автоматами, и пришлось опять предъявлять документы. Внутри было торжественно и чинно. Пробежала пара курьеров с запечатанными сургучом картонными портфелями, их лица были замкнуты и строги; проскользнула пожилая дама в черном деловом костюме; задыхаясь от одышки, продефилировал толстый, лысый ревизор. Вдалеке стоял гипсовый бюст Сталина на красном постаменте. Изречение вождя, начертанное на кумаче золотыми буквами, несомненно было важным и исторически справедливым, но к сожалению из-за дальности расстояния его невозможно было прочитать. Шедший впереди Бондаренко остановился у широкой двери с табличкой «Министр вооружений СССР тов. Устинов Д.Ф.» и смело повернул бронзовую ручку. Приемная была полна посетителей в военном и штатском, но в ней царила тишина. Скрипнула входная дверь, глаза всех устремились на вошедших и тут же опустились в разочаровании — министр задерживался. Многие из присутствующих ждали с утра; с унылым видом разместились они на стульях и на диванах, некоторые сосредоточенно читали газеты. Бондаренко с манерами завсегдатая вразвалку подошел к массивному столу в углу помещения, за которым восседал полковник внушительной внешности. Тонкий, неровный шрам пересекал его суровое, худое лицо; на месте правого глаза была черная повязка; кожа на лбу и на щеках хранила следы рубцов и ожогов; несколько пальцев на руке отсутствовали. Вполголоса Бондаренко обрисовал причину своего появления. «Тов. Устинов в Кремле и вернется позже,» таким же пониженным голосом ответил полковник. «Вас может выслушать его заместитель. Он же даст вам рекомендации. Хотите с ним встретиться или будете ждать?» Поразмыслив, Бондаренко согласно кивнул. «Тогда проходите в кабинет. Тов. Фусебякин встретит вас там.» Через обитые черной кожей двойные двери с тамбуром они прошли внутрь. Здесь никого не было. Воздух был прохладен, чист и свободен от табачного дыма. Плотно задвинутые шторы хранили тайны. В обширном сумрачном пространстве десяток плафонов бросали тусклый свет на длинные столы, выстроившиеся буквой Т, на поблескивающие на стенах портреты членов политбюро, на ряд кресел, вытянувшийся по периметру, на книжные шкафы с томами Ленина и Сталина в коричневых переплетах, на напольный бордовый ковер, растянувшийся от края до края. Вошедшие остановились на краю и замерли в ожидании. Через несколько минут боковая дверь на другом конце помещения беззвучно повернулась и в кабинет вошел живой, как ртуть, невысокого роста, чернявый человек в расшитом галунами мундире генерала. Пожав им обеим руки и представившись, Фусебякин уселся в большое кресло во главе стола и включил настольную лампу. Светильник под красным абажуром бросал яркое пятно на стол перед ним и на кисти его рук. Жестом генерал пригласил Бондаренко и Дормидонова занять места поближе к нему. Дормидонов достал бумаги из портфеля и начал объяснять. Фусебякин внимательно его слушал, подперев кулаком щеку, и согласно кивал головой. «Покажите мне сводки об увеличении урожайности,» внезапно затребовал он и резко вытянул руку. Дормидонову пришлось привстать, чтобы дотянуться до генерала. От вороха бумаг побежали причудливые блики. Окружающие предметы заискрились; зайчики проскользнули по батарее телефонов, сверкнула стеклянная пробка графина и на мгновение осветилась квадратная дверца массивного сейфа, вмурованного в заднюю стену. Эта дверца манила и притягивала Дормидонова. Замочная скважина, циферблаты шифрового замка, никелированная ручка и расположение сейфа на стене — все интересовало приезжего из Узбекистана. Огромным усилием воли оторвал он свой взгляд и, чтобы отвлечься, на секунду зажмурился, вслушиваясь в тираду замминистра. «Опытно-конструкторское бюро завода Љ 99 является головным предприятием в области исследования и создания индивидуальных систем жизнеобеспечения наших пилотов, летающих в стратосфере с грузом термоядерных бомб, спасения экипажей высотных летательных аппаратов и разработкой катапультируемых кресел. Нам нужен экологически чистый хлопок, выращенный из семян хлопчатника, не подвергавшихся генетической модификации, без химических удобрений, инсектицидов и пестицидов. Из такого высококачественного вещества мы изготовляем сверхпрочные материалы для парашютных строп и несгораемых прокладок. Можем ли мы рассчитывать на ваше участие в этом важнейшем задании родины? Враги мира и прогресса не дремлют и строят свои козни. Мы должны опередить их!» «Конечно, будьте уверены тов. генерал. Меры будут приняты,» заверили в один голос подчиненные. «Со своей стороны даю обязательство, что буду следить за их трестом, не позволю им лениться и никогда не дам спуску,» Бондаренко встал и даже топнул ногой от усердия. «Смотрите,» погрозил пальцем Фусебякин. «Если подкачаете, то оба расстанетесь с партбилетами.» Это было завершением аудиенции. Кланяясь, пригибаясь и пятясь назад, они выбрались из кабинета. Вернувшись на свой этаж и оказавшись наедине, раскрасневшийся Бондаренко утер вспотевший лоб и расстегнул пиджак. «Ну, а ты спокойный и прохладненький. С тебя, как с гуся вода,» с оттенком зависти взглянул он на безмятежного Дормидонова. «Планы партии — планы народа,» загадочно ответил тот, натягивая на свои плечи потертое черное пальто. «Давайте прощаться. Возвращаюсь к своим в теплые края.» «Желаю производственных успехов. Привет товарищам в главке.» На этом закончилась командировка Дормидонова в Москву. В тот же вечер он отправился на вокзал.
С 19-го века Россия путешествует на стальных колесах. Огромное улучшение со времен деревянного тележного обода, повозок, экипажей и саней с максимальной мощностью в шесть лошадиных сил. Огнедышащему паровозу не страшен ни дождь, ни снег, ни стужа и ни летний зной. Весело посвистывая, тянет он по рельсам череду дребезжащих вагонов, не всегда быстро и точно, но зато надежно и немного терпения, граждане, доставит он вас по назначению. Какие только типажи и человеческие характеры вы не увидите в этих ковчегах, но во времена к которым относится наше повествование в основном заполнены они были женщинами. Всевозможных возрастов, наружностей, разнообразнейших нравов и темпераментов своим трудом они сделали возможной победу. Шесть лет прошло после великой войны, но горе которое она принесла скоро не уходило. Наперечет оставалось мужиков на Руси, да и те были покалеченные ветераны с медалями на лацканах замызганных пиджаков и не все из уцелевших обладали исправной мужской амуницией. Детей было редко слышно и мало видно — женщинам почти не от кого было рожать. Пахло нищетой и горем, но отчаяния не было. Бывало им и похуже, но знали они, что справятся и с этим демографическим бедствием. Перед лежавшим на верхней полке плацкартного вагона Дормидоновым проплыли башенки Казанского вокзала, и поезд устремился по тысячекилометровому стальному полотну к Ташкенту. Несмотря на усталость, спать ему не хотелось, он продолжал обдумывать события прошедшего дня. В соседнем купе заиграла гармонь и женские голоса затянули знаменитое, «Вот кто-то с горочки спустился — Наверно, милый мой идёт. На нем защитна гимнастёрка, Она с ума меня сведёт…» Певуньи вкладывали в песню свои души, свои мечты, свои надежды. «Вот она какая сегодняшняя Русь,» глубоко тронутый, думал про себя Сергей Кравцов (читатель наверняка догадался, что это был он), «печальная, безропотная и измученная. Много плохого досталось этим женщинам при новой власти. Живут в тесноте, спят в холодных постелях, недоедают, а вкалывают на лесоповалах, колхозных полях и в шахтах не хуже мужчин. Такой же была моя Маша,» с грустью вспомнил он о своей жене. «Ничего, скоро я с нею увижусь,» под постукивание колес он задремал, но воспоминания обступили его.
Полгода назад знающие люди из окружения фон Лампе снабдили Сергея сведениями и инструкциями, продиктовали имена и нужные адреса, дали средства и оборудование необходимые для годичного выживания в СССР. Место для перехода было выбрано на крайнем юге страны, там где Советский Союз граничит с Афганистаном. Оставив сына в интернате и почти взрослую Матильду на попечение дальних родственников в Германии Кравцовы отправились на выполнение задания. Прохладная ночь была ясной и безлунной; в черной бездне над ними ярко горели роскошные созвездия; в их призрачном свете смутно угадывалась плоская равнина на горизонте, где перемигивались десятки бледных огоньков на афганской стороне и редкие купы деревьев на советском берегу. Там была тьма кромешная и казалось всё давно вымерлo. Был третий час ночи; близость опасности будоражила и не давала сомкнуть глаз; полную тишину нарушало лишь гипнотическое журчание речных струй, рассекаемых носом их байдарки. Груз был нетяжелый, двое взрослых с рюкзаками и маленький чемоданчик. Сидящий на корме с веслом Маматназар-Оглы, богатырского сложения пуштун из провинции Балх, в уме подсчитывал выручку. Обычно он переправлял через реку опиум и гашиш, 3–4 кг за каждую ездку, но сейчас за перевоз этих двух гяуров он получит гораздо больше. Посредник уверял, что поездка будет короткой и выгодной