Начлагеря полковник Волковой.» Маша скомкала бумагу в ладони. «Это неправда,» сказало ей сердце. «Но ведь Сережа там,» сказал ей рассудок. Она пошла.
Было около восьми часов вечера. Световой день заканчивался, перистые облака на западе были подсвечены розовым огнем. Царила глубокая тишина и не доносилось привычного клекота птиц. Ее путь пролегал через поселок: мимо одноэтажной амбулатории, закрытого в этот час продуктового ларька и жилых бараков. Обитатели их, вернувшись домой, готовились ко сну или вкушали заслуженный отдых в семейном кругу, каждый по своему вкусу, желанию и усмотрению; улица была пуста. Административное здание, стоявшее поодаль, представляло собой бревенчатое строение покрытое толью. Загадочно поблескивало оно черными глазницами окон; лишь одно из них было освещено. Подойдя ближе, Маша разглядела внутренность кабинета, оштукатуренные белые стены, полки с книгами, красные вымпелы, портрет Сталина и сидевшего за столом крепкого темноволосого человека, который что-то писал. Сомнения глодали Машу; она решила обойти постройку кругом и осмотреться. С тылу к зданию примыкал запущенный огород, обнесенный невысокой оградой. Среди картофельных грядок пышно произрастали сорняки. Сзади горело сразу два окна. В одном из них никого не было, но в другом она разглядела картину, потрясшую ее до глубины души. Посередине пустой комнаты сидел на табурете спиной к ней человек со скрученными руками. На запястьях его блестели наручники. Голова его была опущена, спина согнута, но вот он чуть-чуть пошевелился; Маша догадалась, что это Сергей. В поле зрения вошла тонкая как спичка, скелетообразная женщина в темно-синем, обшитом стеклярусом платье; в огромном рту ее дымилась папироса. Она замахнулась на арестанта, но он не вздрогнул. Открылась дверь и появился непримечательный мужчина в сером костюме. Они кричали на Сергея, совали кулаки ему в лицо, топали ногами, рты их беззвучно открывались, но до нее не доносилось ни звука. Маша не сразу узнала эту пару, а когда узнала, то обомлела. Это были те самые чекисты из желтого дома на площади Дзержинского! «Опять гады мучают людей!» Ее охватила нервная лихорадка, как тогда в избушке в Якутии восемь лет назад; в тот судьбоносный день перевернувший всю ее жизнь, она спасла своего возлюбленного. «Все равно, я сделаю все возможное, чтобы вызволить его из рук палачей!» Маша схватилась за вспотевший лоб; дрожь колотила ее; в ушах звенело. Подгибающиеся ноги несли ее обратно в барак, туда где в ее чемодане был спрятан семизарядный Walther PPК. Она потеряла обычную осторожность. Перед глазами плыли круги, сердце билось как пойманная птица и ужас затуманивал сознание. Она не замечала двух пьяниц, следующих за нею по пятам. Они покачивались, спотыкались, икали и плевались, но не отставали. Вид у них был затрапезный — вороты их рубашек, расстегнутые до пупа, выявляли несвежие майки и замусоленная верхняя одежда от частых падений была измазана глиной. Маша подбежала к обшитой рогожей двери общежития, толкнула ее и вошла. Запахи кухни, стирки и застарелого жилья охватили ее. Перед нею открылся длинный узкий коридор, освещенный гирляндой тусклых электрических лампочек. Крашеный деревянный пол был истерт и скрипел под ее шагами. Сквозь запертые двери по обеим сторонам проникали звуки человеческого бытия: смеющиеся и плачущие голоса, позвякивание посуды, стук швейной машинки, заигранные до хрипоты патефонные мелодии, пьяные выкрики и нецензурная брань. Неожиданно дверь на противоположной стороне коридора заскрипела, распахнулась и впустила огромного неповоротливого парня. Пошатываясь и помогая себе руками, он шел ей навстречу. Незнакомец был подстрижен под ноль, одет в приличный черный костюм, его свиные глазки невинно моргали, длинный безгубый рот приветливо улыбался. «Как бы нам разойтись?» тонким голосочком пролепетал верзила и, прижавшись к стенке спиной, вежливо посторонился. Боком, стараясь не коснуться громилы, Маша протиснулась в открывшийся проход. В мгновение он закрутил ей обе руки и за спиной защелкнул наручники. Прежде чем потерять сознание плененная Маша успела заметить выходящего из комнаты Веретенникова с ее чемоданом в руке. Обнажив лошадиные зубы, он ухмылялся. Вслед ему из дверного проема высовывалась голова другого держиморды. Его косые маленькие глазки ехидно уставились на нее. Свет померк вокруг Маши и из горла вырвался жалобный тихий стон.
На лагерной вахте обеспокоенные неполучением известий охранники с облегчением вздохнули, заметив приближающуюся к воротам колонну заключенных. Сдерживая сторожевых собак, вохровцы вышли навстречу, готовясь к вечернему большому шмону. С каждым шагом приближающийся отряд был лучше им виден и меньше им нравился. Узники шли по шесть в ряд, поникшие и изможденные, с опущенными головами и еле волоча ноги. Как всегда не было слышно ни разговоров, ни смеха, ни песни, только вспышки застарелого, натужного кашля волнами перекатывались среди глухого шума надвигающейся людской массы. По обеим сторонам ее вышагивали с оружием наперевес конвоиры, обеспечивая порядок. Странно, что не доносилось привычного лая овчарок, но на то могла быть совокупность объяснимых причин и мелочь такую нетерпеливые стражники пропустили. Процессию возглавлял начальник ВОХРа майор Торчинский. Он был безоружен, молчалив, суров, сосредоточен и ни накого не глядел. На вахте было шестеро вертухаев; с недоумением всматривались они сквозь вчерашний хмельной угар в подходящих конвоиров, не узнавая в них ни своих соседей по казарме, ни приятелей по карточным играм, ни собутыльников. Пройдя через ворота, часть вооруженных повстанцев, прятавшихся в конце колонны, пустили в ход свои винтовки. Раздались щелчки одиночных выстрелов, трескотня автоматных очередей, крики боли. Сражение началось. Ослепленные ненавистью, мятежники с победным ревом бросились вперед. Кто-то на вахте забил тревогу, кто-то схватился за автомат, но тщетно — пули прошили охранников насквозь. Восставшие рыскали по лагерю, творя самосуд и сводя старые счеты с лагерной элитой. Злобная ругань и умоляющие просьбы заканчивались громом выстрелов, хрипом жертв и потоками крови; сотворив свое дело, толпа мчалась дальше. Они окружили казарму и, захваченные врасплох вояки, не долго думая вышли наружу с поднятыми руками. Повстанцы затеяли перестрелку с «попками» на наблюдательных вышках. «Попки» отбивались короткими меткими очередями, обе стороны несли потери, но вскоре сопротивление вохровцев угасло. Сдавшихся отправляли в барак зоны усиленного режима, трупы несдавшихся сваливали на телегу и отвозили в морг. Дежурство на вышках продолжили добровольцы. Лагерь был захвачен за несколько минут. «Куда подевалось начальство?» спросил Вождя Пилипенко, обшаривая со своей ватагой каждый кабинет в управленченском бараке. «Вечерами они всегда в поселке,» Глебов перезарядил свой наган. «Нам следовало бы арестовать их раньше, пока они не опомнились. Собирай хлопцев, потребуется большая сила. Мы пойдем туда двумя отрядами. Противника надо окружить и отрезать ему пути отхода в тайгу.»
В столовой в домике Волковых яблоку негде было упасть. Сидели на досках, положенных на табуреты, на стульях, на диване и все равно было тесно. Четырнадцать человек не могли уместиться за одним столом и потому принесли еще один — кухонный. Здесь находились знакомые нам люди: Волковой с женой и сыном-подростком, Евграф Денисович, его заместитель, со своей семьей, Ленинид Никодимов, Нинель Полторацкая и вся группа захвата в составе шестерых человек. Разложили простыни вместо скатертей и сразу стало хорошо и уютно. Угощенья, бутылки с водкой и вином громоздились перед гостями и не умещались в желудках. Всего было полно — икры паюсной и кетовой, жареных кур и гусей, колбас, сыров и оленьих окороков. Праздновали захват вражеских агентов, приезд московских гостей и просто новое знакомство. Елизавета Петровна, супруга начлагеря, была очень умной и практичной женщиной, ездила ежегодно в Москву за бюстгальтерами, трусами, чулками для себя и носками для мужа. У нее было верное, давнишнее знакомство в ЦУМе, где за баночку балыка или крабов она получала доступ к заветному дефициту. В глубине души в следующую поездку она рассчитывала остановиться у новых столичных друзей; не все же ей мыкаться по гостиницам для колхозников, где не всегда есть свободные койки. Сейчас старалась она своим гостям получше угодить. «Вот отведайте холодца свиного; сама вчера заливала,» обносила она блюдо по комнате и раскладывала куски всем желающим, не забывая передать им хрен, редьку и горчицу. Было дымно, шумно, жарко и весело. Пили за родину, пили за Сталина, пили за партию и за госбезопасность. У некурящей Елизаветы Петровны щипало глаза, першило в горле и немного кружилась голова, но она держалась. Еще раз налили, чокнулись, досуха выпили, закусили хорошенько и затянули незабываемую «Кони сытые бьют копытами Встретим мы по-сталински врага! «Не успев начать второй куплет, они услышали отдаленные звуки стрельбы; их пение оборвалось. «Что за дела?!» взревел Волковой, «Кто посмел?!» и на неверных ногах подбежал к телефону. Попусту он вслушивался в трубку, ему никто не отвечал. «Тревога, Евграф Денисович, бежим в лагерь!» Оба выскочили на крыльцо, за ними все присутствующие; изо всех сил всматривались они в мелькавшие в стороне лагпункта дымы и тени. Там был очевидный непорядок. На сторожевых башнях пульсировали язычки дульного пламени, слышался отдаленный стрекот автоматов и тявканье винтовок. Звуки тонули и затухали в пространстве белой ночи, далекие и неокрепшие. «Безобразие! Скорее туда! Вы оставайтесь в доме с детьми,» обернувшись к женщинам, коснеющим языком распорядился Волковой и помчался к месту своей службы, за ним едва поспевал его зам. «Ура! Вперед!» орали они, размахивая своими револьверами. Спотыкаясь, падая и поднимаясь, хозяева продвигались к цели. С крыльца покинутого ими жилища толпа гостей с беспокойством смотрела героям вслед. Жены их, не в силах заставить себя подчиниться приказу, сгрудились в дверях, прижимая к себе детей. «Мы должны узнать, что там происходит,» несвойственным ей высоким и властным голосом огласила Нинель. Она почти не пила и сохранила ясность мышления. «Ведь в лагере заперта наша добыча. Что угодно может случиться и потом опять ищи ветра в поле.» Решительным движением она вынула из сумочки свой Макаров и зажав его в правой руке отправилась вслед за ушедшими. «Кто со мной?» с оттенком превосходства обернулась она на мужчин. Никодимов и его молодцы беспрекословно последовали за бравой коллегой. Между тем Волковой и Евграф Денисович прошли уже полпути, когда неожиданно из ворот показалась голова повстанческого отряда. Их выходило больше и больше и, казалось, конца им нет. Разделившись на группы, они начали обтекать поселок справа и слева, окружая его и беря в «клещи». Они шли мерным шагом регулярного войска, выставив винтовки перед собой и целя в растерянных чекистов. Покачиваясь и протрезвев от страха, застыли хозяева лагпункта, глядя на приближающиеся шеренги. Уже можно было разглядеть горящие ненавистью глаза и услышать их свистящие дыхания. «Разойдись,» истерически взвизгнул Волковой и для острастки бабахнул поверх их голов. Будто не заметив, отряд ровно и уверенно надвигался. Не целясь Волковой расстрелял в атакующ