K – числом познаваемых фактов и n – числом известных фактов. Оно умножается на R – показатель мыслительной способности конкретного человека и на I – способность данного человека к действию. – Тарсус замолчала, оглядывая наши кабинки. – Вопросы есть?
– А вы могли бы пояснить это на примере? – спросила Дана. Как всегда, она говорила громко. Даже в тесной кабинке голос создавал подобие эха.
– Конечно. – Доктор Тарсус повернулась к доске. – Воспользуемся исторической…
– Вы кое-что упустили! – вырвалось у меня. Преподавательница резко повернулась в мою сторону. – Извините, – пробормотала я. – Я не собиралась…
– Рори, ты уж просвети меня и всех остальных заодно, – сказала доктор Тарсус, скрещивая руки. – Итак, что же я упустила?
– Непознаваемые факты, – промямлила я, снова пожалев, что встряла.
Я вполне понимала, о чем говорю, однако Тарсус смотрела на меня, как на ребенка, сказавшего обычную детскую глупость.
– Скорее всего, ты неверно поняла мои слова. – Она говорила предельно снисходительным тоном. – Переменная n включает в себя все факты, какие способен познать данный человек. – Ее ноготь коснулся формулы. – А переменная K включает только те факты, которые уже известны человеку. Что же касается неизвестных фактов…
Я снова перебила ее, теперь уже намеренно. Меня раздражал тон преподавательницы. У меня были самые высокие оценки по ее предмету, а она говорила со мной, как с непроходимой дурой. Вдобавок сегодня я чувствовала редкую уверенность в себе. Не задиристую самоуверенность, а именно уверенность. У меня было ощущение, что я напала на след чего-то. Уловила кусочек каких-то иных знаний.
– Я говорила не о неизвестных, а о непознаваемых фактах, – поправила я доктора Тарсус. – Непознаваемых. Таких, которые не поддаются чувственному восприятию. О фактах, которые человеку невозможно постичь одним только разумом.
Лицо нашей преподавательницы помрачнело, но ненадолго. Ее губы скривились в кислой улыбке.
– Мне не хотелось бы тратить время занятий на подобные дебаты. Я думаю, что тебе, Рори, просто захотелось немного пошалить на скучном уроке.
– Вы мне так и не ответили.
– Хорошо. Если тебе интересно услышать мой ответ, поговорим после занятий. – И она продолжила объяснения.
После занятий, когда все покинули класс, я подошла к ее столу. Я была зла на эту черствую тетку, и злость придавала мне смелости.
– А ты чем-то расстроена, – вдруг сказала доктор Тарсус.
– Я не расстроена. У меня одно не вяжется с другим. В программе вашего курса сказано: «участие учеников в обсуждении только приветствуется». Я думала, вам интересно, о чем мы думаем и что говорим.
– Значит, ты чувствуешь себя… разочарованной и обиженной, – улыбнулась Тарсус.
– Нет. Я ничуть не обижена, – возразила я, стараясь говорить спокойно. – Мне просто хочется знать, почему на занятии вы так быстро… заткнули мне рот.
– Потому что я несколько старше и опытнее тебя. Я знала, куда эта дискуссия нас заведет. Рори, я пыталась тебе помочь. «Непознаваемые факты»? Ты когда-нибудь слышала изречение: «Нельзя загнать колокольный звон обратно в колокол»? – Доктор Тарсус склонила голову, разглядывая меня. Сегодня ее черные глаза придавали ей еще больше сходства с хищной птицей.
– О каком колоколе мы с вами сейчас говорим?
– Рори, я не сомневаюсь в твоих умственных способностях. И в сообразительности тебе тоже не откажешь. – Доктор Тарсус говорила так, словно я была для нее раскрытой книгой. – Но твои сегодняшние комментарии во время занятий меня очень насторожили. Человеку с таким происхождением, как у тебя, необходимо следить за своими словами.
– С моим происхождением? – переспросила я, хотя прекрасно понимала, на что она намекает.
Тарсус не стала отвечать на мой вопрос и продолжила.
– Скажи, тебе знакомо слово «акратический» и его смысл? – вдруг спросила она и сама же ответила: – Слово заимствовано из древнегреческого языка и означает «действующий вопреки здравому смыслу». И хотя в пятницу ты очень успешно справилась с экзаменом, меня удивило произнесенное тобой слово «подождать». Ты произнесла его вслух, как будто с кем-то разговаривала. С кем же, если не секрет?
Моя недавняя смелость бесследно испарилась. Я слушала бешеные удары сердца и не знала, как мне вывернуться.
– С кем я могу разговаривать, если у нас отбирают унисмарты? – нашлась я. – Я просто думала вслух.
Тарсус вскинула голову:
– Ты в этом уверена?
Лучше всего сейчас было бы встать и уйти, пока я не наговорила глупостей и вконец все не испортила. Но это лишь увеличило бы подозрительность доктора Тарсус. И потом, был еще один вопрос, не дававший мне покоя.
– А что произошло бы, если бы я действительно ждала? – слегка дрожащим голосом спросила я. – Если бы я не стала никого сталкивать с плота в воду?
– Ты бы провалила экзамен, – не задумываясь ответила доктор Тарсус.
– Но ведь в реальной жизни этот плот…
– Да. Знаю. Он опрокинулся. Однако разум требует, чтобы людей эвакуировали с перегруженного плота. Здесь вас учат действиям, а не пассивному созерцанию. Ученик Тэдема не станет спокойно ждать, пока плот опрокинется. – Теперь она пристально меня разглядывала. – Если бы ты, зная об угрозе взрыва, оставила всех людей на плоту, я бы предположила одно из двух: или ты оказалась парализованной собственной нерешительностью, или… была ослеплена каким-то иррациональным импульсом. То и другое явилось бы основанием считать, что ты не сдала экзамен.
– Значит, вы пытались заманить меня в ловушку.
Доктор Тарсус скривилась в улыбке. На этот раз улыбка была ледяной.
– Заманить тебя в ловушку? Рори, это уже попахивает паранойей. Наверное, тебе стоит сходить в нашу клинику. Если хочешь, выпишу тебе направление.
Мне показалось, что я глотаю не слюну, а наждачную бумагу.
– Скажите, за что вы меня так сильно ненавидите?
– Рори! – расхохоталась Тарсус. – Я вспоминаю о тебе, только когда вижу на занятиях. А ненавидят тех, о ком думают постоянно. – Доктор Тарсус отвернулась, давая понять, что наш разговор окончен. Я побрела к двери. – Пожалуйста, не забудь закрыть дверь, когда выйдешь.
Я кое-как отсидела на истории, но одна мысль о ланче вызывала рвотное чувство. Сейчас мне требовалась не еда, а хорошая порция движений. Переодевшись в спортивный костюм, я отправилась бегать по лесу. Под кроссовками похрустывали листья, и этот звук постепенно гасил гул в моей голове. Я дважды обежала вокруг кладбища и готовилась обежать в третий раз, когда заморосил дождь. Не раздумывая, я перелезла через изгородь и направилась к склепу. Я сокращала путь, перескакивая через могилы. Здесь было тихо, если не считать шелеста дождя. Уже возле самых ворот склепа я вдруг услышала музыку.
Я постучала по гранитной стене, сознавая глупость своей затеи. Если ребята опять там играют, они никак не смогут услышать мой стук. Затаив дыхание, я нажала на фрагмент стены, как это однажды делал Норт. Каменная пластина ушла вниз.
Я ожидала увидеть всю группу, но внутри был только Норт. Меня это немного смутило. Норт сидел на полу, прислонившись к надгробью. На коленях у него лежал ноутбук. Оттуда-то и лилась музыка во всю мощь встроенных динамиков.
– Рори? – Чувствовалось, он удивлен и обрадован. Норт опустил компьютер на пол и встал.
– Я получила твою записку, – сказала я.
– Откуда ты узнала, что я здесь? – Он медленно шел ко мне, не сводя глаз с моего лица, словно боялся, что я могу исчезнуть.
– Я не знала. Просто надеялась, – уже мягче добавила я.
Ситуация показалась мне дурацкой. Я переминалась с ноги на ногу, разглядывая мокрые отпечатки кроссовок.
– Ты говорил, что можешь объяснить.
– Могу. Но зачем тебе стоять? Сядь туда, – предложил он, кивнув на скамью для посетителей.
Я молча села. Норт сел рядом, слегка наклонившись в мою сторону, отчего наши колени почти соприкасались.
– Я много раз пытался выйти с тобой на связь, – сказал он, подаваясь вперед. Его волосы были мокрыми от дождя. – Но ты блокировала доступ со всех аккаунтов. Я даже подумывал пробраться на территорию кампуса, но в прошлом году администрация Тэдема запретила мне появляться у них.
– Что? Как ты сказал?
Норт глуповато улыбнулся:
– Мы тогда с ребятами проникли в одно из ваших зданий, чтобы музыку записать. В то, где орган и золотой купол.
– Вы вломились в Большую ротонду? Не знали, что там сигнализация?
– Сигнализацию я отключил. Нас поймали, когда взорвался баллон.
– Какой баллон?
– Мы туда приволокли большой баллон со сжатым воздухом. Хотели поиграть на органных трубках… ну, что-то вроде ксилофона. Правильнее сказать, попытались. Баллон взорвался сразу же, как только мы начали открывать вентиль.
– Ваше счастье, что вам пальцы не поотрывало. И тогда вас всех там и накрыли?
– Не всех. Только меня одного, – ответил Норт. – Я сказал ребятам, чтобы сматывались.
Я сидела с разинутым ртом.
– Ты же мог схлопотать приличный срок, – наконец выдавила я.
– Мог бы, но мне тогда и семнадцати не было. Меня судил суд по делам несовершеннолетних. Защита обставила это не как преступление, а как проступок. Озорство дурачка, не понимающего, чту за такое бывает. Главное, когда мне исполнится восемнадцать, эту историю уберут из моего досье. – Норт помрачнел. – Но Тэдем разбирал мое дело своим, внутренним судом. Они и установили запрет на посещение. Мне нельзя подходить к вашей территории ближе чем на пятьдесят футов, – усмехнулся он. – Не скажу, чтобы меня пугало знакомство с американской тюрьмой изнутри. Дело в другом. – Его глаза вновь стали серьезными. – Взрослая судимость повредила бы моей карьере.
Его карьере? Какое странное слово для парня, работающего в кафе.
Норт угадал мои мысли:
– Рори, ты ведь многого обо мне не знаешь.
От этих слов мои руки покрылись гусиной кожей.