— Барбара, а ты согласилась бы выйти замуж за меня?
— Что ты сказал?
— Ты согласилась бы стать моей женой?
— Да.
Он потянулся к ней и поцеловал ее. Она ответила на его поцелуй, прижавшись губами к его губам и полностью отдавшись его воле.
В конце концов он оторвался от нее.
— Ты не хочешь немного поесть?
— Пока нет.
— По такому случаю не грех бы и шампанского выпить. Но у нас только лепешки.
— Ну ладно. Тогда я, пожалуй, откушу кусочек. И глотну воды. Хью, мой любимый Хью, а как же быть с Грейс?
— А никак. Фактически она развелась со мной еще месяц назад, в день… в тот день, когда мы похоронили Карен. И то, что она живет с нами, — вопрос чисто нехватки жилья. Для того, чтобы развестись здесь, судья не нужен, равно как и нам с тобой, чтобы быть вместе, не требуется свидетельство о браке.
Барбара обхватила руками свой большой живот:
— Мое свидетельство здесь! — голос ее был спокоен и счастлив.
— Ребенок мой?
Она взглянула на него.
— Ты знаешь поговорку? Один глупец может задать столько вопросов, что и тысяча мудрецов не ответит.
— Господи, ну и дурак же я.
— Конечно же, он твой, любимый. Это такая вещь, которую ни одна женщина не может доказать, но знает наверняка.
Он снова поцеловал ее. Когда он оторвался от ее губ, она погладила его по щеке.
— А вот теперь я, пожалуй, съела бы лепешку, даже несколько. Я голодна. Я чувствую, как жизнь переполняет меня. Ужасно хочется жить!
— Да! Завтра начинается наш медовый месяц.
— Сегодня. Он уже начался. Хью, я хочу сделать запись в журнале. Милый, можно я сегодня буду спать на крыше? Я прекрасно управлюсь с лестницей.
— Ты хочешь спать вместе со мной? Распутная девчонка!
— Я имела в виду другое. Сейчас я вовсе не распутна, все мои гормоны восстают против этого. Никакой чувственности, дорогой. Только платоническая любовь. В медовый месяц от меня не будет никакого толка. О, я буду счастлива просто находиться рядом с тобой. Нет, дорогой, я хотела сказать, что мне неприятно будет спать под одной крышей с Грейс. Я боюсь ее. Боюсь не за себя, а за ребенка. Хотя это, может быть, и глупо.
— Не так уж и глупо. Скорее всего, ничего не произойдет, но некоторые меры предосторожности мы все-таки предпримем. Барбара, а что ты вообще думаешь о Грейс?
— Я должна отвечать?
— Если можешь.
— Она мне не нравится. Это не имеет отношения к тому, что я боюсь ее. Она не нравилась мне задолго до того, как в ее присутствии у меня стало возникать неприятное чувство. Мне не нравится, как она ведет себя со мной; мне не нравится, как она обращается с Джозефом; мне не по душе было, как она относилась к Карен; я совершенно не перевариваю того, как она обращается с тобой, — хотя я всегда была вынуждена делать вид, что не замечаю этого, — и я презираю ее за то, что она сделала с Дьюком.
— Мне она тоже перестала нравиться… и уже давно. Я рад, что она уходит от нас, Барбара, и был бы рад этому, даже если бы тебя с нами не было.
— Хью, я так счастлива! Ты знаешь, что я разведена?
— Да.
— Когда наш брак распался, я поклялась себе, что никогда в жизни не послужу причиной чьего-либо развода. Поэтому я чувствовала себя виноватой с самой ночи нападения.
Он покачал головой.
— Забудь об этом. Наш брак с Грейс распался давным-давно. Дети и обязанности — единственное, что связывало нас. По крайней мере, меня, так как она и обязанностей знать не хотела. Милая, если бы наш с Грейс брак был настоящим, ты могла бы, конечно, прийти ко мне в объятья в ту ночь, но все ограничилось бы утешениями и поглаживанием по головке. А так мы думали, что скоро умрем, а мне хотелось любви по крайней мере так же сильно, как тебе. Я просто сгорал от желания любить — и получил тебя.
— Любимый, я больше никогда не дам тебе сгорать.
На следующее утро, около девяти часов, они все собрались возле убежища, где уже были сложены вещи отбывающих.
Хью с иронической улыбкой окинул взглядом то, что отобрала для себя его бывшая жена. Грейс буквально восприняла его слова «берите, что хотите». Она дочиста обобрала убежище, взяв лучшие одеяла, почти всю утварь, включая чайник, три поролоновых матраса из четырех, почти все оставшиеся консервы, весь сахар и львиную долю остальных невосполнимых продуктов.
Хью возразил только в одном случае — соль. Когда он заметил, что Грейс прихватила всю имевшуюся соль, он настоял на разделе. Дьюк согласился и спросил, есть ли еще возражения.
Хью отрицательно покачал головой. Ведь Барбара не будет мелочиться — с милым рай и в шалаше.
Дьюк взял лопату, топор, молоток, менее половины гвоздей и не тронул ни одного инструмента из имевшихся в единственном экземпляре. Он попросил, чтобы в случае необходимости, ему одалживали их. Хью согласился и в свою очередь, предложил помощь в работах, где одному не справиться. Дьюк поблагодарил его. Для обоих положение было тягостным, и они тщательно скрывали это, проявляя чрезмерную учтивость.
Отправление откладывалось из-за сложностей со стальным щитом. Нести его было вполне по силам такому сильному мужчине, как Дьюк, но щит нужно было упаковать так, чтобы он не лишал Дьюка возможности стрелять.
Кончилось тем, что в дело пошла медвежья шкура, покрывавшая кровать, на которой умерла Карен. Хью жалел лишь о том, что было упущено время. Вещи, отобранные Грейс, унести можно было только за шесть ходок. Дьюк считал, что две ходки в день — это максимум; но и тех не удастся сделать, если они вскоре же не выйдут.
В конце концов щит приспособили на спину Дьюку так, что густой мех смягчал давление металлической ноши.
— Кажется, удобно, — решил Дьюк. — Берите свои мешки и пойдем.
— Уже идем, — отозвался Хью и нагнулся над своей поклажей.
— Боже мой!
— Что-нибудь случилось, Дьюк?
— Смотрите!
Над восточным склоном показались очертания какого-то предмета, который скользил по воздуху курсом, пролегавшим в стороне от жилища. Однако, приблизившись, он вдруг замер в воздухе, развернулся и направился к ним.
Появившийся прямо над ними предмет просто не с чем было сравнить: он напоминал разве что темную костяшку домино. Хью сначала даже не смог оценить его размеры. Но когда «костяшка» оказалась в пятистах футах над их головами, ему показалось, что она имеет около ста футов в ширину и трехсот в длину. Деталей рассмотреть он не мог. Двигался предмет быстро, но бесшумно.
Он пролетел над ними, развернулся, сделал круг. Затем остановился, еще раз развернулся и прошел теперь уже на небольшой высоте.
Хью заметил, что одной рукой он прижимает к себе Барбару. Когда загадочный предмет появился, она стояла в некотором удалении от всех, замачивая белье в установленной снаружи ванне. Теперь же она вдруг оказалась в его объятиях, и он чувствовал, как вздрагивает ее тело.
— Хью, что это?
— Люди.
Предмет теперь висел над их флагом. Можно было уже различить людей. Над краями предмета появились головы.
Вдруг один из углов как будто отделился, резко спикировав вниз, и завис над самой верхушкой флагштока. Хью увидел, что это машина длиной футов в девять и шириной фута три, с одним пассажиром. Подробностей он различить не мог, равно как и понять, что приводит аппарат в движение. Нижняя часть туловища пилота была скрыта бортами. Видны были только плечи и голова.
Человек оборвал флаг, и его машина вернулась к большому аппарату, буквально втянувшись в него.
Прямоугольник распался.
Он разделился на машины, подобные той, что завладели их флагом. Большинство из них оставалось в воздухе, около дюжины приземлилось, причем три вплотную окружили колонистов. Дьюк закричал: «Внимание!» и потянулся к ружью.
Но ему не удалось добраться до него. Он застыл под острым углом, растерянно хватая воздух руками, а затем был медленно возвращен в вертикальное положение.
Барбара испуганно выдохнула на ухо Хью:
— Хью, что это?
— Не знаю, — ему не нужно было спрашивать, что она имеет в виду: в то самое мгновение, когда остановили его сына, он испытал ощущение, как будто по грудь погрузился в зыбучий песок. — Не сопротивляйся.
— А я и не думала даже…
Грейс завопила:
— Хьюберт, Хьюберт, сделай же что-нибудь… — крик ее оборвался. Казалось, она потеряла сознание, но не упала.
Четыре машины бок о бок висели в воздухе, футах в восьми над ними, и медленно продвигались к огороду Барбары. Там, где они пролетали, вся растительность — ячмень, помидоры, горох, рис, картофель — одним словом, все, включая даже мелкие оросительные канавки, спрессовывалось в однородное ровное покрытие, которое тут же начала затапливать вода. Тогда одна из машин, отделившись от остальных, проделала вдоль границ свежеутрамбованной площадки канаву, и вода стала уходить по ней, попадая теперь в ручей немного ниже по течению.
Барбара спрятала лицо на груди Хью. Он успокаивающе похлопал ее по спине.
Машина тем временем двинулась вдоль канавы к ее началу, и вода вскоре вообще перестала течь.
Когда огород был превращен в ровную площадку, на нее стали садиться другие машины. Хью не в состоянии был определить, чем они заняты, но за считанные секунды на площадке вырос большой павильон, иссиня-черный и украшенный красными и золотыми узорами.
— Отец! Ради бога, попробуй дотянуться до оружия! — крикнул Дьюк.
У Хью на поясе был его сорок пятый, который он счел наиболее удобным для похода оружием. Неведомая сила лишь слегка сдерживала руки Хью. Однако он ответил:
— Не стану и пытаться.
— Неужели ты собираешься вот так просто стоять и смотреть…
— Да. Дьюк, подумай сам. Если мы постоим спокойно, то, возможно, поживем еще немного.
Из павильона появился человек. Он, казалось, был около двух метров роста. Еще более высоким его делал отполированный до блеска шлем с перьями. На могучие обнаженные плечи незнакомца был накинут развевающийся плащ красного цвета, расписанный золотом. Ноги его были обуты в черные сапоги.