Мы же традиции изменили, потому что ситуация у нас комическая – все выжили.
Однако пора в самолет, который, согласно расписанию, «плавно взмахнув стабилизаторами, взмыл под купол неба». (Красиво писали в цирковой журналистике – волнительно.)
Со страховым сбором и резиновой курицей.
Нет-нет, я не против курицы. Она вожделенна, особенно если ее рассматривать не как еду, а как развлечение.
После шести часов полета хочется отложить «Эстетику» Гегеля, два тома которой положила нам в рюкзак дочь честного философа и жена Добытчика (хотя хватило бы и одного), и обратиться к общению с летящей под куполом публикой.
– Страна, – с восхищением сказал сидящий у окна в голубом костюме один сосед – кавказский пассажир. – Распахать бы ее всю, засеять хлебом – никаких разговоров не надо.
– Хватит распахивать, хватит чуть что осушать и заболачивать, поворачивать реки вспять, – включился в разговор другой сосед – морячок с борцовской шеей, в золоченых очках. – Думать пора! – Он перегнулся через нас с кавказцем к иллюминатору и посмотрел на ночную землю, освещенную горящими газовыми факелами. – Сделал дырку в земле – забери газ. Ведь если газ добывают, значит, это кому-то нужно…
Оставим их спорить, хотя симпатии наши – на стороне морячка, а сами спустимся на манеж к поджидающим друзьям.
Номер этот в описании занимает много меньше места, чем в жизни. Чего только не несет на себе путешественник. Он всё несет. Один рюкзак за спиной, один на груди – «парашютом», в руках то, что не уместилось в рюкзаке. Две палатки, плот, удочки, весла, фотоаппаратура, «et cetera, et cetera», как сказал бы эрудированный морячок.
И мы тащим все это к месту старта, именуемому Ясной Поляной: Добытчик, Бывалый, Философ и Автор. Отсюда мы поплывем к устью горной Кемы, описанной действительным путешественником и писателем В. Арсеньевым, который едва не погиб тут из-за норова этой реки.
Но прежде, чем объявить смертельный трюк, предлагаю вниманию несколько рискованных аттракционов. И среди них «Хищники тайги» – тоже, как свидетельствуют врачи-эпидемиологи, весьма опасный.
Нервных перед прочтением этих строк просят сделать прививку, потому что мазей и другой искусственной защиты от клеща нет. Последний санпросветплакат, который нам попался по пути на реку, висел в Рощинском авиаотделении по борьбе с пожарами. Он рекомендовал, несмотря на то что сама скотина мелкая – со спичечную головку, сразу после ее укуса обращаться к врачу. А в тайге, как известно, врачей – только аукни. К счастью, не все клещи обучены мерзости. Бывалый утверждал, что лишь один из трех миллионов может заразить энцефалитом, Философ – что один из трехсот, а Добытчик – тот подозревал каждого. Клещ разгуливается в мае – значит, мы как раз поспевали.
Разобрав (читай: разбросав) грузы, мы занялись приготовлением к ночлегу. Две ночи на Ясной Поляне мы комфортабельно провели в охотничьей избушке.
(Неплохо для начинающего шпрехшталмейстера, хотя одно «из» в начале фразы и утрачено.)
Из охотничьей избушки на луну был отличный вид. Луна освещала покрытые льдом берега и метровой толщины торосы. Мы лежали на нарах, надев всю одежду и положив для мягкости на жерди газеты, купленные по случаю и недорого в Дальнепереченске. (Я лежал на «Литературке», ощущая родное тепло.) Философ зажег лампу, заправленную охотником еще зимой, и взял со стола книгу происшествий, которая открывалась хулой некоему Потапову, укравшему первое издание книги. «Такому, как Потапов, пес не подал бы лапу», – прочел он. «И конь бы не подал», – добавил Философ, видимо, для того, чтобы рассказать нам о легендарном на Дальнем Востоке коне Чхолима, покрывающем, как утверждают корейцы, десять тысяч ли за минуту…
Мы тоже осудили Потапова, потому что заметки редких посетителей Ясной Поляны хранили полезные данные о состоянии реки, о погоде и маршрутах… «В мае воды достаточно для прохождения порогов», – прочел Философ и, выглянув в окно, увидел нагромождение льдин.
«По такой реке нам не пройти и километра, – сказал он. – Нам может помочь только чудо».
И вот тут, дорогие читатели, нам показали чудо. Мы проснулись одновременно и разом подумали, что мы не там, где есть.
Громыхая на стыках, с шумом и лихостью мимо избушки несся бесконечный состав, груженный битой посудой… Откуда поезд, если до ближайшего жилья чуть не двести верст? А это и не был поезд, это была река. Она вздувалась на глазах, с каждой минутой набирая скорость. Тяжелые квадратные, как детская песочница, льдины неслись вниз, сияя в лунном свете, словно бесчисленные авторские копии Куинджи, и исчезали в темноте. Автор представил себе пляшущий среди льдин плот и с удивлением не обнаружил себя в нем. Воображение отказало ему.
«Завалы снесет. Утром поплывем», – сказал Бывалый, у которого, видно, тоже с воображением не очень. «Я лично пойду пешком по берегу», – сказал Философ, у которого с воображением было как раз все в порядке.
К утру река очистилась от торосов, но и вода спáла. Из избушки, дверь которой открывается наружу, чтобы медведь не ввалился в жилье, выскочили униформисты и тут же раскатали круглый, как сито, и такой же приспособленный для плавания надувной плот.
Едва мы начали заклеивать многочисленные дырки передовым клеем «Момент», как на арене появились новые лица.
В шестидесятые годы прошлого века был знаменитый аттракцион Петра Маяцкого – мотоциклисты в шаре. Яркие одежды, никель, свет, дым, удаль и мастерство, а ты выходишь из цирка в темноте под дождем и телепаешься в переполненном трамвае домой на Петроградскую, утешаясь, что живешь без всякого риска. Вот и тут: вся четверка – в оранжевых спасательных жилетах, защитных шлемах, на судне, специально сконструированном для прохождения порожистых рек. А весла… линия – ну просто от Кардена. У нас же вместо касок панамы, а спасательные жилеты заменяют ватники и резиновые сапоги, которые в случае опрокидывания могут по плавучести конкурировать только с колосником. Ну и плот – вам о нем говорили…
Пришельцы деловито расспросили, проходима ли «труба», и, услышав ответ Философа, что, мол, пешком по берегу все пороги проходимы, взяли в руки весла. «Лучше смерть в “трубе”, – бодро сказал их семнадцатилетний капитан, – чем под колесами троллейбуса». После этих оптимистических слов они без юмора попросили в случае чего (того!) сообщить, где они, поскольку маршрут их никому не известен. И, оттолкнувшись от берега, скрылись за перекатом.
Тут организованный зритель вправе задать вопрос: как же так? Без страховки, маршрутного листа, предоставленные сами себе, подростки рискуют здоровьем и жизнью – и никому нет дела? А вы что ж? Так и отпустили их?
Нет, дорогие товарищи, мы выступали здесь с новым номером.
«Надо подстраховать мужиков», – сказал Бывалый. Мы подпоясали ватники, отвернули выше колен болотные сапоги (Философ надел сверху глухой черный клеенчатый плащ – не забудьте, пожалуйста, про этот плащ) и столкнули плот на воду.
Круглый плот по реке ходит «боком». Текучая вода – его двигатель, а четыре гребца – рули. Слушай себе команды Бывалого, не путайся, и пронесет, может быть, мимо «прижимов», мимо мелководья с острыми камнями, валунов, порогов, водопадов. Зато в тихих местах… видишь синие леса, скалы, убранные цветущим багульником, медведя чуть не в двадцати метрах и уток, которых Добытчик независимо от породы называл крохалями, на расстоянии определяя у них рыбный привкус при варке.
Костер, разложенный Пришельцами, обозначал последнее место, где можно причалить. Проскочишь и – труба. Они стояли у истоков ледового тоннеля, по которому с шумом ткацкого цеха шла вода. «Труба» напоминала косую эскалаторную шахту в метро, только меньшего диаметра и не замкнутую вверху. Ледяные края разрезанной крыши тоннеля пришлись бы как раз чуть повыше плеч. Угоди ребята со своим катамараном в этот каскад порогов, следующий номер мы могли бы назвать «Всадники без головы». Но головы у Пришельцев оказались на месте, и они, за ними и мы, за каких-нибудь два часа по льду и скалам перенесли пожитки вниз по реке и поплыли дальше.
После этаких переживаний полагается антракт, и мне хочется его объявить, тем более что пошел снег и близится ночь. Пришельцы ушли вперед, и они, вероятно, единственные, кроме нас, люди на реке до самого устья. А вокруг, дорогие зрители, тайга! Там, кроме клеща, есть медведи (нам одного предъявили) и уссурийские тигры, следы которых на отмели видел, как можно догадаться, Добытчик. Он предположил, что тигр, сидя у реки, ловил пролетающих над ним крохалей (мясо которых, по мнению Добытчика, – помните? – отдает рыбой при варке) и, наевшись этих уток, сам, видимо, пропах крохалями, утратив для нас пищевую привлекательность. Добытчик, по первому же отпечатку лапы безошибочно определив, где у тигра перед, закинул дробовик за спину и заспешил в другую сторону, в лагерь на галечной речной косе. Именно здесь мы и проведем антракт, во время которого вам будет показан…
Справедливее было бы написать «на кострище», но цирковой жанр требует нагнетания напряжения. Тем временем стоячая вода между камнями на косе замерзла. И это по народным приметам означало, что на дворе мороз.
День кончался – наступало время собирать камни для постели. Потом зажгли костер. Он был могуч и жарок и горел два часа. За это время сварили еду. Добытчик поймал на удочку несколько ленков (лососевая рыба, не имеющая, правда, промыслового значения, но зато и без привкуса крохалей), и – что самое главное – прогрелись камни на кострище. Осталось подождать, пока остынет верхний слой, – дабы не прожечь днище палатки, постелить два одеяла вниз, тремя накрыться и, надев на себя что потеплее, втиснуться между товарищами-дилетантами на удобный для булыжников бок.