И вот прошли семь с половиной десятков лет с ее окончания, и злобное (признаюсь в нехорошем) чувство, вызванное страшной всепоглощающей фальшью, накатывает на меня перед каждым современным Девятым мая.
Патриотическое фанфаронство заливает страну в святой и трагический этот день. Грохочут никому не нужные военные парады, дорогущие и бессмысленные. Они ничего не добавляют в образ нашей, какая есть, жизни, кроме телевизионных восторженных истерик, которые тоже не больше чем шум, и никого не пугают из противников, кроме самого главного и самого безопасного – собственного народа. А он и не пугается, он радуется, что у нас есть ракета, которая убьет американца, например, в тот момент, когда сам будет убит изделием Америки.
Праздник окончания войны постепенно перевели в состояние торжественного и самодовольного ожидания новой, окончательной для всех бойни.
С восторгом! С ряжеными якобы ветеранами, закованными в какие-то значки и муляжи орденов, с якобы народными гуляниями, непонятно почему такими веселыми, при потере десятков миллионов человек… Был, правда, замечательный, достойный Дня (пока его не перехватило государство) человеческий марш «Бессмертный (забытый, впрочем, на долгие годы) полк», теперь постепенно превращающийся из самодеятельного движения в планируемую политическими стратегами акцию…
Хочется сплотить народ перед популяризируемой государственной пропагандой угрозой новой войны? Не надо. Он уже сплочен. Он забыл, что День Победы – это время после беды. Он играет в одной команде с партией и правительством: цепляет на себя георгиевские ленточки, которые надо было заслужить, и голосует за сильную власть, которая ему эти ленточки за примерный (ну, в смысле приблизительный) патриотизм рекомендует носить.
В магазине посуды на Покровке покупателя встречает плакатик: «Купившему товар свыше 1000 р. георгиевская ленточка бесплатно!»
Выхожу на улицу и вижу роскошный и технически безупречный «Порш Кайен» с надписью на заднем стекле: «Можем повторить!»
Что ты, придурок, можешь повторить? Ну, повтори! Хоть тормозную колодку от этого немецкого автомобиля, хоть запасное колесо…
Ветер над пустыней, которая была нашей Родиной, развеет твой пепел, пепел от твоего автомобиля и от моего, увы, и от танков, бронемашин, ракет и их расчетов и прочего армейского набора самоуничтожения… И пепел от тех, кто управлял смертью, и тех, кто им приказал умертвить всех нас, тоже будет развеян…
Так что сотри надпись и запомни: Девятое мая – праздник окончания войны. Значит, день мира.
P. S.
А парад, ребята, с танками, ракетами
и самолетами – это те же безумные «можем повторить».
Только в государственном масштабе.
Учиться бы надо.
Это он! Римас Туминас
Человечество делится на две, едва ли не равные, половины. Но мужчин, как, впрочем, и женщин, в нем немного. Нужны особенная стать, красота и достоинство, чтобы быть причисленным к меньшинству. А если еще есть талант! Если есть…
У Туминаса есть характер. Без характера какой художник? И какой мужчина?
Он рождает спектакли с яйцами. Так-так – не морщите нос. Во всяком случае, те, что я видел. И в Вильнюсе, и в Москве Мастер создал театр, который не надо ни с чем сравнивать. Его спектакли похожи на него самого – в них достоверность уникальности.
Он не покорял наш город и не завоевывал его. Он заполнил Москву страстью реального осмысления мира, выдуманных не им, но им осознанных героев.
Одинокий борец.
Любое из этих слов, на мой взгляд, правда, но рядом они поставлены не зря.
К нему в Вахтанговский зритель идет, идет, идет, не опасаясь главного чувства нашего времени – разочарования стыдом.
Римас Туминас – потомственный человек театра, родившийся в литовской крестьянской семье.
Его любовь – маленький родительский хутор – сожгли, и я мог бы написать, что дом продолжает жить в Римасе, но это просто слова. А воспоминания о нем живут, правда, как воспоминания о семье, детстве и дедушке, обладавшем не меньшей, видимо, фантазией, чем внук.
Как-то, возможно, даже трезвый, он сказал громко, что был шофером у Ленина. То, что дедушка не умел водить машину, значения не имело. Слух о его геройстве, обрастая подробностями, дошел до партийного начальства. Дедушку Римаса стали приглашать с воспоминаниями на пионерские слеты, конференции передовиков и, наконец, решили наградить.
«Не надо, – сказал суровый дедушка. – Пошлите меня лучше в Москву. Я хочу пойти в Мавзолей».
Когда он вернулся из Москвы, большая семья Туминаса сидела за столом и обедала. В купленном напротив Мавзолея в ГУМе габардиновом пальто, ни с кем из важности не поздоровавшись, дедушка, проходя мимо притихшей семьи, громко сказал: «Это он!» – и скрылся в своей комнате.
Я не обладаю фантазией и артистизмом дедушки Римаса
Туминаса, но наблюдательность у меня есть. И когда
после «Играем Шиллера» в «Современнике», «Катерины
Измайловой» в Большом, вахтанговских «Пристани»,
«Евгения Онегина», «Минетти», только что рожденного
«Эдипа» я выхожу из театра на улицу,
то посреди театрального разъезда говорю громко
и никому: «Это он!»
Тарасова – дочь Тарасова
Она как будто на виду. Мы познакомились давно, когда она уже не каталась в паре, хотя была невероятно талантлива и могла бы долго выступать, но постоянно выскакивало плечо из уготованного ему анатомией места. С ней надо бы поосторожнее не только из-за капризного сустава. Ибо характером Татьяна Анатольевна удалась не в свою замечательную и кроткую (по тарасовским меркам) маму – Нину Григорьевну, а в отца – великого хоккейного тренера Анатолия Владимировича.
Вообще-то он, затевая второго ребенка, имел в виду мальчика, не только потому, что дочка Галя у него уже была. Поставить на коньки немедленно после рождения и воспитать выдающегося хоккеиста и пристойного человека (и патриота, разумеется) – вот была мечта Тарасова. А тут очаровательная девочка. И тем не менее дорога на лед ей была уготована.
Он по утрам гонял Таню по двору, стоя на балконе квартиры с секундомером, пока она накручивала круги вокруг общественного гаража. И, думаю, ей было не увернуться. Так она приучалась к постоянной, ни на секунду не отпускающей работе, которая станет ее главной привязанностью в этой жизни. (Про любовь я не говорю. Это место занял один из крупнейших музыкантов своего времени Владимир Крайнев. Виртуозный пианист. Человек невероятного обаяния, остроумия и надежности. И дружить с Вовой было счастье, а уж любить его…)
Кроме постоянного труда Таня унаследовала от Тарасова стойку. Боксерскую бескомпромиссную стойку. На протяжении всей жизни она отстаивает идеалы, в которые верит, и святые заблуждения, которые, впрочем, жизнь порой возвращала ей в качестве неожиданно точного выбора.
Татьяна Анатольевна щедро (она во всем такая) отдает себя ученикам и вправе ждать, что к ней должны относиться так же. (Но помягче.)
Характер у нее непростой, но она без усилия строит прочные связи с людьми.
Таня ни с кем не ссорится. Просто утверждает себя в соответствии со своей конституцией, которую нарушать не намерена. Хоть бы вам она и не нравилась.
Тарасова – достойная дочь Тарасова.
Я был на матче, где он, посчитав несправедливым решение судей, увел команду ЦСКА с поля и не возвращал ее минут двадцать, хотя на трибуне сидело все политбюро во главе с болельщиком «Спартака» Генеральным секретарем ЦК КПСС Л. И. Брежневым. Партийные вожди терпеливо ждали, когда Анатолий Владимирович изменит свое решение. А он не менял. И только когда офицеру и члену партии Тарасову передали приказ министра обороны, он подчинился армейской и партийной дисциплине (коммунист все-таки), выпустил хоккеистов на лед.
«Я отстаивал честь армейского клуба», – сказал он министру обороны.
Его убрали из сборной и на время лишили звания, но, уверен, повторись ситуация, он поступил бы точно так же.
Учеников тренер Тарасова, случалось, буквально вынянчивала в олимпийских и мировых чемпионов, а они, вырастая, возможно, даже с чувством неловкости преодолевали ее участие в своей жизни. Наверное, это было похоже на тривиальное поведение детей, но Таня-то совсем не тривиальна. Многие из ее звездных фигуристов поднялись на самые высокие пьедесталы, но не все из них поднялись до понимания масштаба личности Тарасовой.
Так мне кажется.
Когда-то мы с большой компанией приехали на дачу к Тарасовым. Открыв калитку, я увидел старый дом и мирный огород, где легенда мирового хоккея в огромной майке, стоя на колене во вратарском наколеннике, опираясь на вратарскую же клюшку, подвязывал помидорные кусты к обломкам палок Koho для полевых игроков.
Эта картина завораживала, однако умиление было недолгим.
Непобедимому Анатолию Тарасову, которому посвящен
зал в канадском музее мировой хоккейной славы,
обладателю всех мыслимых титулов, не нашлось
достойного его места в отечестве.
Таня, унаследовавшая от отца талант и неистовость
в своем творчестве, оказалась сильнее системы
и времени. Оставаясь при этом женщиной.
Ме да Гоги(Я и Гоги)
Известность этого человека соперничает с уважением к нему. Он большой нравственный актер. Смысл этого определения в том, что он, будучи театральной звездой, отказался от сцены, когда ему, романтику театра, показалось, что современное лицедейство перестало отвечать его критериям искусства.
В знаменитом театре имени Руставели он был успешен и востребован настолько, насколько может быть востребованным актер, сыгравший шекспировского Лира. Но он ушел. А профессию сохранил, время от времени являясь на экране с программами, в которых видел честный смысл, среди которых классическая грузинская поэзия и удивляющий многосерийный фильм по Евангелию (режиссер и художник Тимур Сумбаташвили).
Харабадзе не пользовался гримом, но представал перед зрителями Иоанном, Марком, Лукой, Матфеем. И каждый был наполнен смыслом самого Текста.