С владыкой Илларионом, с которым проводит фестиваль духовной музыки, решили устроить большой благотворительный концерт.
И тут перед выступлением он вспоминает про купленную им старинную икону и решает подарить ее Страсбургскому храму.
На концерте (жест был красивый, он совсем не чужд по-настоящему красивому жесту) Спиваков выносит икону Смоленской Божией Матери (Одигитрии) восемнадцатого века. Оказывается, Божия Матерь – покровительница Страсбурга, а игумен Филипп был рукоположен в сан в Смоленске. Всё сошлось.
Бывали у него и другие чудесные совпадения. Увидел он по телевизору директора музея усадьбы Рахманинова «Ивановка». И так впечатлил его Александр Иванович Ермаков своим азартом и преданностью делу, что, встретившись, Спиваков подарил ему в музей икону Архангела Михаила семнадцатого века.
«Архистратиг, – сказал пораженный Ермаков. – А вы знаете, что Архангел Михаил был покровителем семьи Рахманиновых?»
Не знал Владимир Теодорович. Просто подарил. А Александр Иванович показал найденную им транскрипцию гениального скрипача Яши Хейфеца романса Рахманинова для скрипки и фортепиано. И мы с вами перенесем это известие более или менее спокойно, а Спиваков «чуть со стула не упал».
Одиннадцатилетний харьковчанин Саша Романовский был необыкновенно талантливым пианистом. Мальчик мучился с коленями. Он ходил с трудом и не мог нажимать на педали. Спиваков отправил его в ЦИТО к своему другу Михаилу Ивановичу Гришину. Профессор убрал опухоль, и Саша приехал в Кольмар на спиваковский фестиваль еще на костылях, но Шопена играл изумительно. Люди плакали.
В это время Союз распался, и Володя посоветовал мальчику дальше учиться в Италии, в городе Имола, где хорошая школа.
Мама Саши устроилась в баре мыть посуду, а Спиваков помогал им деньгами, о чем напрочь забыл. Саша ему напомнил, когда записывал со Спиваковым концерты Рахманинова. К этому времени Романовский выиграл первую премию на конкурсе в Бальзано и играл с гениальным дирижером Карло-Марией Джулини, считающим его самым талантливым молодым пианистом Италии.
Спиваков много помогал больным. Часто давал и теперь дает концерты, гонорары за которые идут то в детские хосписы, то в онкологическую больницу имени Раисы Горбачевой, то пострадавшим от стихийных катастроф.
Спиваков создал оркестр, который его понимает и разделяет его готовность помочь. Все музыканты во имя доброго дела время от времени играют, отказавшись от гонораров.
Они играли в помощь турецким сиротам, неимущим детям Испании, больным Японии… Всякий раз, когда Спиваков бывает в Америке, помогает детям, которым нужна операция по поводу заячьей губы и волчьей пасти… Он покупал за свои деньги за границей медикаменты и шприцы.
Девятого декабря 1988 года Спиваков шел по мосту через реку Арно во Флоренции и увидел двух монахинь из католического благотворительного общества Caritas при Ватикане с плакатом: «Собираем средства жертвам землетрясения в Армении». Володя пригласил монашенок на вечерний концерт, а сам отправился на обед к представителям старинного флорентийского рода Дометилле и Стефанио Балдески. Он сказал, что весь гонорар за концерт пойдет пострадавшим в Спитаке и Ленинакане, и попросил Стефанио обратиться к пришедшим на концерт в церковь Сан-Лоренцо двум тысячам слушателей с просьбой об участии.
Оркестр играл при свечах «Прощальную симфонию» Гайдна. В этот вечер они собрали шестьдесят тысяч долларов (в переводе с итальянских лир).
После концерта монашенки сказали маэстро:
– В нашей копилке тысячная часть от вашего сбора.
– Нет, – сказал Спиваков. – Эти деньги мы собрали вместе.
Приехав в Кольмар на свой фестиваль, он купил тридцать детских инвалидных колясок и отправил их в Армению.
Позвонила молодая скрипачка из Казахстана по имени Асель. Почти как гриновская героиня, запомнил Спиваков. «Владимир Теодорович, у меня рак крови. Предстоит пересадка костного мозга. Стоит недоступных мне денег. Может, вы чем-нибудь поможете?»
Он связался с больницей имени Раисы Горбачевой, с которой дружил. И помог добраться до Питера.
Когда-то Володя за границей угодил в больницу, и его на время положили в большую палату, разделенную лишь занавесками, вместе с тяжелыми онкологическими больными. Их стоны и напряженная тишина ожидания были для него тяжелым испытанием. Он не хотел, чтобы вовсе незнакомая, но «прирученная» им девушка жила в атмосфере готовности к боли. Они с другом сняли ей и папе квартиру, которую оплачивали больше года. Когда «Виртуозы» гастролировали в Петербурге, она пришла на концерт слушать музыку. Без бровей, без ресниц. С укутанной платком головой.
«Ты поправишься», – сказал ей Спиваков.
Она выкарабкалась. И выходит замуж.
В Екатеринбурге после концерта подошла женщина и протянула письмо. Речь шла не о деньгах. Она просила узнать фамилию врача, которому она могла бы доверить сына для операции на сердце.
Спиваков оставил ей деньги на дорогу в Москву. Позвонил директору Центра сердечно-сосудистой хирургии имени Бакулева профессору Лео Бокерии и попросил помочь маленькому ребенку.
Операцию сделали успешно, и год спустя Спиваков снова оказался с концертами в Екатеринбурге. В холле стояла женщина с худеньким мальчиком.
– Я вам принес подарок, – сказал Иоанн Бердюгин и протянул молитвослов.
– Ты такие книжки читаешь?
– Мой папа – священник, а я хочу быть, как вы, – скрипачом.
В Париже Спиваков купил детскую скрипку, и мальчика стали учить музыке. Потом он перешел на альт, и Спиваков привез ему альт.
Он любит повторять слова о том, что мы несем ответственность за тех, кого приручили.
Сейчас Бердюгин – студент Московской консерватории и стажер национального филармонического оркестра.
Однажды в Екатеринбурге, когда с Национальным филармоническим оркестром играл Саша Романовский, за кулисы пришел Иоанн Бердюгин.
«Обнимитесь! – сказал Владимир Теодорович. – Вы крестные братья».
В это время музыканты разбирали сто двадцать освященных куличей, которые в подарок испек отец Иоанна.
Наверное, если бы разговорить Владимира Теодоровича,
список негромких добрых дел был бы подробней, но эта часть
жизни охраняется им. Впрочем, и запас историй, которые
я насобирал у разных людей, не исчерпан. Но у меня и задачи
не было создавать реестр необязательных дел одного
из крупнейших в мире современных музыкантов.
Я просто хотел сказать тебе, Механик, чтобы
ты передал шустрому продавцу:
«Некоторые обходятся
без сумки из крокодила».
Андрей Иллеш
Иногда я испытываю неловкость за свою долгую и, в общем, счастливую жизнь. Моя дружба, перефразируя Нину Чавчавадзе, пережила многих моих друзей. Не всех, к счастью. Биография обнажается, теряя листву подробностей. Остается осенняя графика голых ветвей на фоне выцветающего неба.
Но можно сесть на жухлую траву, опершись на ствол древа, и вспоминать, а если удастся, вспомнить.
Вот маршрутное такси номер пять от Пушкинской площади до издательского дома «Правда», где на шестом этаже была редакция той старой знаменитой и достойной «Комсомолки», и в ней красивый, какой-то нездешний, парень в синем блейзере с металлическими пуговицами стоит согнувшись, как все, кому уже некуда сесть. Редко бывает, чтобы отложилась первая картинка человека, который станет тебе близким другом.
Второй раз я увидел его уже в своем отделе новостей. Он протянул руку и представился – Андрей Иллеш. Ага! Внук Белы Иллеша, венгерского писателя, воевавшего против фашизма в Красной армии, и сын Володи, Владимира Белаевича Иллеша, человека легендарного в газетной среде. Он всегда обгонял коллег. И Андрюша такой же. В нем бурлила страсть. Он одним из первых рванул в Чернобыль, чтобы написать честные репортажи.
Иллеш – природный журналист. Ему, как и его деду и отцу, не особенно понадобилось специальное образование (хотя многолетние попытки сдать университетские хвосты были), поскольку азарт, интерес к человеку и событию, данный от Бога талант писать ясно и образно, страсть к перемещению по земле ему заложили при рождении. Андрюша был доброжелателен и общителен. И темперамента взрывного. И это фамильное.
Отец – Владимир Иллеш – фронтовой разведчик. Начал свою войну в семнадцать лет под Москвой и закончил в Кенигсберге капитаном. Дослуживал аж до 1949‐го в Вене. Опять разведчиком. И мама – Татьяна Сергеевна – тоже была разведчицей. Дворянских кровей. Майоры ей – сержанту, а на пике военной карьеры старшине – шинель подавали. Про родителей – это ведь и про нас.
Андрюша унаследовал от папы с мамой честное отношение к профессии. Он написал сотни репортажей, напечатал уникальные книги – о Чернобыле и о катастрофе корейского «Боинга», сбитого советским истребителем, о только-только зарождавшейся мафии – «Красные крестные отцы»… Эти книги были переведены на несколько языков.
Наверное, Андрей мог бы возглавить крупную газету, умей он по тем временам приспосабливаться к меняющимся условиям жизни. Но это был бы не Иллеш. Когда редакционная политика перестала его устраивать и он понял, что не может изменить ее по своему пониманию, Иллеш, будучи успешным газетчиком, ушел из «Известий». И из журналистики.
Живших в истории – полно.
А свидетелей честных и талантливых мало.
Свою книгу «Записки безбилетника» он разделил на три
любви (город, командировки и тайга)
и одну боль (Чернобыль).
На самом деле
любовь была одна —
окружавшая
его
жизнь.
Камертон – Камбурова
Она – самостоятельный жанр, не придуманный певицей, а выпестованный. Елена Антоновна – хороший человек. Застенчивый, нежный, честный и очень талантливый.