Компенсирующие возможности органов чувств еще более поразительные.
Снаряженный зрением, слухом, вкусом, обонянием и осязанием человек совершенен как потребитель информации. Все рецепторы нужны для существования, но если вдруг, боронь Боже, кто-то потерял зрение, тут же обостряется слух, и обоняние, и тактильная чувствительность до пределов невообразимых, глухота вынуждает работать глаза с поразительной остротой… Словом, организм, оказавшись без одного реального канала информации, начинает выручать себя перегруппировкой сил, обнаруживая большую ловкость.
Подытоживая этот раздел труда, заметим: угнетение одного органа, обрабатывающего информацию, необходимую для защиты организма, дает толчок для более интенсивного развития другого.
Великий русский зодчий Щусев делал красивую вещь на заказ, однако, будучи человеком религиозным, учел традицию и не вознес почившее тело на постамент, а утопил его, как в могилу, ниже уровня земли. Такое архитектурное решение побочно породило уникальную профессию – предупредитель.
Попадающие с яркого света в сумрак Мавзолея паломники теряют на некоторое время (до адаптации) способность видеть, и тут стоящий в углу, невидимый вовсе человек монотонно, но твердо произносит: «Осторожно, ступенька! Проходите не задерживаясь».
Александр Гаврилович, углубленный в собственные мысли и предвкушающий возможность сравнить двух покойников, бессмертно поучающих живых, ступеньки не заметил, пропустив указание сотрудника мимо ушей. Оступившись, он упал навзничь, ударившись затылком, и надолго потерял сознание. Следовавшие за ним посетители молча поправили тело, чтобы оно лежало как-то организованно – в ряд, и прошли дальше не задерживаясь. Потом кто-то сложил ему на груди руки.
Теперь он лежал хорошо.
Ленин – Сталин – Талалаев… Точнее, расположились так: Талалаев – Ленин – Сталин. Граждане текли мимо, как раньше говорили, скорбной рекой без всякого удивления. Одни шепотом жалели новопреставленного: «Молодой какой!»
Другие судорожно соображали, кто этот неизвестный человек, игравший, очевидно, в их жизни роль, равную основоположникам. Выйдя на свет, они спешили к газетным киоскам почерпнуть на этот счет знаний и осторожно думали: «Видимо, человечище-то матерый… Но почему на полу лежит?»
Третьи, сравнивая на малом ходу лицо Александра Гавриловича с телом его соседа – Владимира Ильича, угадывали сходство и не без сочувствия замечали: «А в молодости-то он интереснее был – без бородки и усов. Что работа на благо народа делает с человеком!»
Эти – по выходе из склепа, – не расходясь, толкались на площади. Обсуждая увиденное и поглядывая на Мавзолей, где по-прежнему значились лишь два имени, они укреплялись в своих догадках.
А когда спохватившиеся служители вынесли наконец Александра Гавриловича из усыпальницы и он, глотнув свежего воздуха, очнулся, толпа всколыхнулась и тут же, избрав ходоков, направила их к ожившему телу с отчетом и за советом.
Талалаев же, придя в себя и оглядев депутацию, необъяснимым образом живо заложил большие пальцы рук за проймы жилета румынского пошива и, грассируя, произнес, словно продолжал вечный спор с оппортунистами: «Не ‘азличают! Видимо, дело в мозгах».
И сам же был этому поражен.
Продвигаясь к концу научного труда, вспомним, что виртуозное овладение речью создало опасные предпосылки для потери жизненно важной для человеческого организма (общества) информативной функции «второй сигнальной системы». Опасность этого явления тем более велика, что значительная часть человечества по-прежнему верит на слово, полностью полагаясь на дар, отваленный людям природой для продолжения жизни.
Люди из прошлого (ЛП), сталкиваясь с людьми из будущего (ЛБ), становятся жертвами созданной последними искусственной (то есть не человеческой) речи. ЛП по-прежнему верят обещаниям и планам, публичным откровениям и призывам, угадывая в неинформативных омертвевших словах, как им кажется, реальный смысл. ЛБ тоже еще далеки от совершенства: употребляя отдельные формулировки, содержание которых хотя бы частично подтверждается процессом существования социального организма, они продлевают коматозное состояние второй сигнальной системы.
– Чуешь, любезный братец читатель, куда я гну генеральную линию науки?
– Чую! – отчетливо «слышит» автор третьей своей сигнальной системой ответ любезного братца читателя.
– Тогда вот тебе ситуация не из приятных. По радио говорят: «Сейчас на улице плюс двадцать, сухо, безветренно. В дальнейшем жить будет хорошо, надо только потерпеть некоторое время». Гражданин выглядывает в окно. Там точно плюс двадцать, сухо и безветренно. Пройдусь-ка, мечтает, вдоль железнодорожного полотна… Идет… Навстречу ему начальник дистанции пути. «Привет, – говорит, – уже 22:30. Только что прошел почтовый до Пижмы, а те ядохимикаты, что здесь вылились из цистерны, оказывается, полезны гипоталамусу». Гражданин смотрит на часы – точно 22:30. Где тот гипоталамус, он не знает, но думает: «Дай для его улучшения полежу на рельсах, тем более что следующий поезд до Пижмы через сутки».
Вздремнул он, а тут как раз тот поезд, что якобы прошел раньше. Дальше гражданин лежит уже без одной ноги. Врачи подошли: «Ничего не беспокоит?» – «Нет, спасибо». – «А чего грустный? – спрашивают. – Из-за ноги? Так у вас же еще одна есть». – «Нет, – говорит гражданин, – я не грустный, я даже чувствую облегчение килограммов на восемь-одиннадцать». – «А боль есть»? – интересуются врачи. «Мне и сейчас неплохо, только ботинок жалко, левый». – «Что вы, ей-богу, убиваетесь по пустякам? На кой он вам, раз у вас только правая нога. Ну мы пошли, а то у нас до самой Пижмы такие же, как вы, лежат». – «Вы уж извините, – говорит гражданин, – меня за беспокойство, а как там на улице? А то я лицом вниз лежу». – «Плюс двадцать, сухо, безветренно». – «Ага, значит, и вправду скоро будет хорошо». – «Да-да, непременно…»
– Понятен намек, – сигналит мне братец читатель. – Слово по-прежнему воспринимается гражданами как реальная информация, а оно уже частично утратило свою функцию.
Частично оно ее сохранило, любезный братец, и это хуже, чем оно лишилось бы ее целиком.
Функция творит орган, говорил великий русский физиолог Мечников, и автор, будучи полностью согласным с ним, считает, что человек станет совершенным, защищенным и безопасным для окружающего мира, развив органы третьей сигнальной системы. Для этого надо возложить на них роль основного коммуникативного канала в общественном организме. То есть пришло время запустить в дело компенсаторный механизм (неглупо сказано).
Как?
А так: лишить окончательно слово изреченное своей функции носителя правдивой информации.
Нам ли этому учиться?
– Но и это не ответ, – сигналит изо всех сил заинтересованный в выживании человеческого организма читатель. Что делать?
Что делать-то?
Шли годы. Умер Гаврила Калистратович, оставив Александра Гавриловича наедине с известной нам тайной. Попытки найти специальный орган лжи отвлекали патологоанатома от написания докторской диссертации, но результата не давали. Может, инструмент исследователя был не столь изощрен, как предмет, или носители попадались мелковаты. (Ну что там ему попадалось – максимум генерал тяги.) А тут как раз почил в бозе Леонид Ильич, и Талалаев, один из ведущих в своем деле профессионалов, не без основания рассчитывал на свое участие в деликатной работе. Однако будучи от рождения беспартийным, он не был допущен к таинству. Вскрытие тела первого лица состоялось без него.
Тем не менее, отыскав облаченного доверием коллегу, который поработал на одре, он попросил нарисовать патологоанатомическую картину усопшего. Коллега был осторожен:
– Холецистита не было, камней в желчном пузыре не было, язвы желудка не было…
– А мозги, мозги?! – нетерпеливо спрашивал Александр Гаврилович. Коллега испуганно оглянулся, затем взял Талалаева за пуговицу румынского костюма и отвел в сторону:
– Только между нами.
– О чем вы говорите? Врачебная тайна! – успокоил его Александр Гаврилович.
– Так вот же, – зашептал коллега, – откровенно говоря, ничего особенного!
– Не может быть?! – вскричал Талалаев.
Коллега развел руками.
– Я и так вам сказал больше, чем имел право.
«Значит, вранье – это болезнь, на манер идеологии, – удрученно подумал Александр Гаврилович, возвращаясь в прозекторскую. – Similia similibus curentur – подобное лечить подобным».
Что делать?
Что делать?
Лгать!
Дискредитировать слово, лишить его смысла. Подавить функцию, и орган отомрет, открыв новые возможности правдивого общения людей на уровне третьей сигнальной системы. Это поставит человечество на новую ступень развития и защитит от дури.
Теперь вы, надеюсь, сообразили, почему в начале труда я так высоко оценил вклад отечественной идеологии в развитие мирового общественного организма и самое человека.
Ни одна историческая формация не сделала столько для того, чтобы включить в работу скуповато припрятанные природой биологические механизмы. С первых декретов, с первых лозунгов и до последних сводок из Чечни мы лгали. У нас было лживо всё: политика, экономика, литература, искусство, наука… Партия, правительство (а теперь законодательная и исполнительная власть) сделали всё возможное, но народ продолжал верить и верит теперь. Правда, часть людей с высокой степенью адаптации и развитой интуицией распознали цену продуцируемым системой словам, однако форейторы скакали намного впереди обоза.
Но не будем удручаться. Работа продолжается.
Когда-то Карамзин одним словом определил, что делают в нашем отечестве (не те, разумеется, кто пахал, строил и молился): «Воруют…» – сказал писатель тогда. Теперь мы выросли, общество развилось, формула более не укладывается в одно слово, но в два: «…и лгут».