Спит-спит, ребята! Защищайте дальше.
И они, равноодаренные от власти, работают с очень большим рвением, неотличимые и необходимые никому.
(Тут вопрос к филологам. Как будет множественное число от «никто»? У меня получилось «никтожества». Правда, слово похоже на другое, но это не основание для нашего нервного реагирования. Ведь и термин «президент» всего одной буквой «п» отличается от того, что обозначает профессию, ничего общего с управлением государством не имеющую. А гляди, прижилось нерусское слово. И не оскорбляет носителя.)
Должности, посты и названия разные, а отличить нет никакой возможности. Папаха на месте, конь нарисован пастозно, гора на заднем плане – всё узнаваемо, а лица нет. Дырка. Кто-то быстроживущий вставит в овал власти голову, схватит, сколько может унести, и исчезает. Из Думы, из правительства, из Совета Федерации – не различишь.
Иногда успевает крикнуть: «Мы за сильную, светлую, справедливую (это словцо из-за искреннего волнения не всякий раз разберешь), за единую, неделимую…» То есть он с товарищами «за всю Россию». То ли заступается, то ли получает.
Потом другой: «Мы знаем, как вам жить свободно и демократично!» – и тоже мгновенно вываливается из дырки. Этот умный. Он знает, как нам жить, и поэтому живет несколько иначе. Рядом с другими оппонентами…
Третий: «Мы обещаем. Нет! Мы гарантируем вам!»
Что они нам гарантируют? Из всех обещаний власти только одно вот уже много десятилетий, с ее участием – точно, и исполняется: некоторое время будем жить тяжело.
Это сколько? Успеем ли дожить, пока совсем легко не стало?
Насмотрелись мы фигурного катания по телевизору и почувствовали себя судьями: «За сложность несбыточной и весьма произвольной программы: 5,6; 5,7… За артистичность обмана: 6,0; 6,0… Одни шестерки…»
Нам кажется, мы их оцениваем, а на самом деле – они нас. Чем выше их балл (проходной), тем ниже наш, с позволения сказать, рейтинг достоинства.
Славный народ. Не верим, но доверяем.
– Мужчина, видно, что вы приличный человек. Вы здесь сидите. Я схожу к забору – терпежа нет, а вы последите за моими вещами.
– Гарантирую!
Облегчился, оглянулся – нет вещей. Так и остался стоять с тем, что отличает его от прекрасной половины, в руках.
– Э-э! – закричал. – А как же? – Потом застегнул ширинку правой рукой, этой же рукой махнул и сказал: – Да и хрен с ним! Хорошо, что жив остался.
И тут же оказался готовым к новым гарантиям.
С таким на фанере хорошо. Незлобив, отходчив, пьет умеренно, неглуп, к философской беседе расположен.
– Если законным в обществе считается призыв голосовать за кого-то и этот некто или никто получает деньги из казны на то, чтобы я за него проголосовал, то получается, что из взимаемых налогов мы сами оплачиваем того, кто нас дурит обещаниями. Хорошо, если гипотетически мы оплачиваем того, за кого считаем возможным отдать свой одинокий и неизбывный голос. Но деньги получает и тот, кто мне категорически неприемлем. Следовательно, я инвестор в ничто. Может, довести этот процесс до совершенства? Пусть эти деньги государство истратит на свое благосостояние. Это будет его выбор. А наш выбор – никому не отдавать свой голос.
– Ну да: за мы или против – они все равно образуются. Сами возьмутся. Правда, достойных жалко…
– Их меньшинство. («Худших везде большинство», – говорили древние греки. Они понимали.) Но они есть, и их мы отберем сознательно: за ум, за нрав, за неубаюканную совесть.
– Хорошие люди не заразны, как дурные, на эпидемию рассчитывать нельзя. К тому же некоторые из них портятся, обретя возможности. Начинают проявлять понимание…
– Вот-вот. Как законопослушный патриот, я приглашаю тебя, мой случайный друг по фанере: давай воспользуемся (экономя, заметь, народный бюджет) конституционным правом на свободу и станем лениться.
Евгений Марков сто лет назад писал нам: «Странно забывать, что именно досуг, именно известное право лени есть одно из условий благополучия, к которому стремится человек не только с личной, но и с общественной точки зрения. Это есть самое практическое и самое осязательное проявление свободы человека, свободы тела и духа его, точно так же, как работа есть самое наглядное выражение человеческого рабства, с которым его связывает не только внутренний смысл, но и общий корень слова». Выборы – это работа.
– Наливай! Хорошо бы на троих.
И тут мы видим, что академик Рыжов машет руками:
– Хватит летать. Пора снижаться.
А на земле – народ.
Ах ты, несчастье какое, не хочет жить сам
свободно и счастливо.
Хочет, чтобы его любили.
А кто же его, такого хорошего,
полюбит
каждый день?
Никто.
P. S.
Тихо, тихо!
Давайте подумаем,
как сегодня жить.
Не потом…
– Я здесь!
Ну и что?
Когда срок действия мыла заканчивается,
любой прозрачный товарищ проявляется и оказывается
обычным делопроизводителем.
Чего боялись?
Боялись, получается,
себя.