— Я была потрясена прежде всего отношением всех служб к своему делу. Я не переживала по поводу костюма, реквизита — знала, что всё будет на самом высоком уровне. Мне не надо было ни о чем беспокоиться, кроме своей профессиональной подготовки. А это как раз было сложнее всего, потому что «Крепкий орешек» — большая студийная работа, где тебе не дадут лишнего поворота головы сделать. Там каждый жест, каждый взгляд утверждают заранее. По крайней мере, так было в этой картине.
— А что можешь сказать о Брюсе Уиллисе?
— Мое общение с ним было минимальным. Брюс вообще очень закрытый человек, может быть, даже аутист в какой-то степени. Я его немножко побаивалась. Хотя он был со мной очень приветливым и милым, но он был неприветливым и немилым со всеми остальными, и меня это как-то смущало.
— Похоже, на съемках «Крепкого орешка» ты вошла во вкус, поскольку вскоре уехала в Голливуд. Искренне надеялась сделать там карьеру?
— Я хотела хотя бы попробовать, как говорит герой фильма «Пролетая над гнездом кукушки». Тем более продюсеры «Крепкого орешка» меня между делом спросили: «А ты когда, собственно, в Лос-Анджелес приезжаешь?» Спрашиваю: «Зачем?» — «Ну как же, у тебя выходит такая картина, ты должна приехать в Лос-Анджелес».
— Ты восприняла эти слова буквально, да еще осталась там на большой срок. Как адаптировалась в новых условиях?
— Честно? По большому счету это была пустая трата времени — в чужом городе, с чужими людьми. Я не хотела ни с кем дружить, не ходила ни на какие вечеринки. Это был постоянный стресс, ежесекундный. Хотя у меня появились агенты и я постоянно ходила на пробы, даже снялась в двух независимых картинах. Одна картина вышла, но она отвратительная, а вторую до сих пор доделывают, и что в результате получится, я не знаю.
— А почему ты говоришь, что это пустая трата времени?
— Потому что я провела там целый год, а уже через месяц можно было признаться себе, что я не хочу там жить и не понимаю, зачем всё это. Сначала я жила в гостинице, потом поняла, что это ужасно дорого, и снимала на короткие сроки разные квартиры. Я ежедневно преодолевала какие-то психологические препятствия. Например, еду на велосипеде (машину я там не водила), мне звонит агент и говорит, что у него срочное дело ко мне, а из-за уличного шума я ничего не слышу, плюс кто-то случайно толкает меня, из велосипеда что-то вываливается, потом я понимаю, что уехала в другую сторону и не знаю, как вернуться обратно. Вот из такого хаоса и состояла моя жизнь.
— Трудно было принять решение вернуться домой?
— Я всё решила в одночасье. Притом что я наконец сняла прекрасную квартиру в Беверли-Хиллз, с красивыми панорамными окнами, с балконами. Самое смешное, что я оплатила ее на год вперед, а прожила там всего неделю. Кстати, незадолго до этого у меня были пробы в фильм про убийство Кеннеди, на роль его жены, и мне сказали, что я понравилась продюсеру Ридли Скотту, меня просили не уезжать даже за черту города, чтобы я была в постоянном доступе. Но я поняла, что всё, точка. Позвонила агенту прямо из аэропорта и сказала, что уже сажусь в самолет. Он подумал, что это такая ностальгия, что я, конечно же, скоро вернусь, и постоянно, кстати, звонил мне в Москву с одним и тем же вопросом: «Когда?» А недавно кто-то из моих дальних знакомых, который живет в Лос-Анджелесе, об этом же спросил у меня в Facebook, и я ответила: «Никогда!» Вот я рассказываю тебе всё это, и меня до сих пор передергивает. Видимо, была такая сильная психологическая травма.
— Да уж, твоя американская эпопея — это прямо-таки сюжет для небольшого рассказа. Ты вернулась в Москву другим человеком? Какая-то новая энергия появилась?
— Как сказать?.. Я стала свободнее, я перестала кому-то что-то доказывать. Я избавилась от комплекса, что не закончила Щукинский институт, что я «недоактриса». И я со спокойным сердцем начала работать дальше. Хотя, мне кажется, я много чего не успеваю. Я восхищаюсь, еще раз повторяю, Юлей Пересильд. Вот она всё успевает! Двое детей, очень много работы в театре, свой благотворительный фонд.
— Юля Пересильд еще успевает ходить на светские мероприятия и кинопремьеры, а ты там редкий гость.
— Я люблю ходить в кино, но только на обычные сеансы, потому что публичная премьера для меня настоящий стресс. Когда собирается много людей, я чувствую себя некомфортно. Я социопат, конечно, и еще клаустрофоб. (Улыбается.) Недавно для роли мне делали возрастную маску, примеряли ее на моем лице, и мне стало плохо, я начала терять сознание.
— У тебя, Юля, прекрасный тыл: муж Женя Цыганов, сын…
— Мои близкие и мой дом меня уравновешивают. Хотя я не уверена, что смогу быть такой «мамочкой-мамочкой». Я просто понимаю, что если сын и является центром моей вселенной, то эта вселенная достаточно большая и в ней много всего есть.
P. S. В январе 2019 года в жизни Юли Снигирь случилось знаковое событие: она снялась у знаменитого режиссера Паоло Соррентино — в сериале «Новый папа», ставшем продолжением одного из самых громких европейских сериалов «Молодой папа». В седьмой серии у Снигирь — главная женская роль! «В этой серии, — уточняет Юля, — рассказывается история матери-полячки, у которой ребенок в течение 11 лет находится в коме. В ее доме появляется Папа, которого вновь играет Джуд Лоу, и у них происходят диалоги о жизни, о смерти, о милосердии».
На мой вопрос «как ты попала в этот сериал», Юля ответила: «Я неожиданно получила письмо с предложением сделать видеопробу, и после этой пробы меня утвердили на роль. Ты не представляешь, Вадим, как я была счастлива, ведь я фанат Соррентино, видела все его фильмы, и сняться у него — предел мечтаний! Съемки шли две недели в зимней пустынной Венеции. Джуд Лоу оказался внимательным партнером. У нас была одна очень сложная сцена, и он попросил, чтобы нам дали побольше времени порепетировать».
Я, конечно, напомнил Юле ее рассказ о бегстве из Голливуда. «И это только доказывает: твое будет твоим, — парировала она. — Просто делай свое дело». После этих слов мы попрощались (разговор был по телефону): Юля побежала на съемочную площадку. В новом сериале Константина Богомолова «Хороший человек» у нее одна из главных ролей.
Иван ЯнковскийПолеты наяву
Когда-то я снимал сюжет для программы «Намедни»: маленькие дети знаменитых родителей собираются на новогоднем празднике в клубе «Арт Пикчерз». Среди гостей был и пятилетний Иван ЯНКОВСКИЙ. Сейчас ему двадцать девять лет. Актер с четкими ориентирами, он активно набирает обороты в профессии.
— Ваня, я давно хотел сделать с тобой интервью, но не складывалось, — ты не шел на контакт. Однажды ты даже позвал меня на премьеру фильма «Тряпичный союз» с твоим участием, и я подумал: ну вот, наконец, наступил момент. И всё равно ничего не получилось.
— Я вам объясню, Вадим, в чем дело. Как сказать правильно… Я не очень люблю говорить о себе, вот так сидеть, обсуждать себя, свое творчество. Хотелось бы своими работами — фильмами, спектаклями — отвечать на все вопросы сразу. То есть хорошо бы достичь такого уровня, когда человека можно ни о чем не спрашивать, и он своими ролями говорит (ну, по крайней мере пытается говорить) про себя, про какие-то свои размышления. Если до такого уровня дошел, это классно.
— Я отлично понимаю твою позицию, очень уважаю ее. И всё же рад, что появилась возможность побеседовать с тобой не на ходу… Мне кажется, многое объясняется и твоим профессиональным воспитанием. Ты — ученик Сергея Женовача, и «Студия театрального искусства», созданная Сергеем Васильевичем, где ты служишь, — это высочайшая концентрация творческой мысли, такой, мне кажется, театр-дом: каста людей, которым очень интересно общаться друг с другом на своем языке.
— Ну да, это дом, который мы как-то для себя сконструировали, когда еще учились. Достаточно много ребят с нашего курса попали в «СТИ». Вот, знаете, есть футбольный клуб «Барселона». И есть Кантера, это молодежная академия при спортивном клубе. Те, кто в Кантере растут под руководством педагогов «Барселоны», — они знают, что нужно пасоваться «понизу» и быстро играть в «квадратик», переходить этим «квадратиком» по полю всей командой, чтобы можно было давать пас. Мы поняли со временем, что мы — игроки, «Барселона», а Женовач — наш тренер Гвардиола. Мы хорошо знаем друг друга, пасуем друг другу. Потом театр — это действительно дом, это место, куда тебе хочется прийти независимо от того, играешь ты сегодня спектакль или нет. Если собирается классная команда коллег, друзей, которые хотят заниматься творчеством под пристальным взглядом мастера, — это праздник и счастье.
— Ты такие великолепные роли на сцене играешь, с такой литературой соприкасаешься — Булгаков, Эрдман, еще Вампилов…
— Мне кажется, профессия артиста — это обучение всю жизнь. Потому что если ты считаешь, что ты обучился, выйдя из института, то ты можешь остановиться в своем развитии. Вообще, знаете, опасно бывает, когда артист поймал волну удачи, — у него успех, его узнают на улице, он всё «схватил»… Эта штука тебя может сожрать. Ты умрешь как актер, если будешь ощущать, что тебе всё дано только свыше и что не надо прикладывать каких-то дополнительных усилий. Все книги Станиславского — это его попытки найти божественное вдохновение. Он сам только пару раз в жизни чувствовал, что владеет сценой, зрительным залом, и понимал, что это невозможно описать словами. В книгах, «Системах» он пытался понять, как искусственно возбудить свою природу, чтобы это вдохновение ловить постоянно. Я говорил на эту тему с мамой, она ученица Васильева…
— Да-да, Оксана Фандера училась в ГИТИСе у выдающегося режиссера Анатолия Васильева.
— Так вот, мама говорит, что если ты точно разобрал роль, ну прямо точно, — то случается магия, такое состояние, как будто ты вышел из собственной оболочки и видишь всё происходящее со стороны. Я такое пока не чувствовал, но мне это очень интересно.