— Вань, ты, конечно, изначально счастливый человек. Родился в такой прекрасной семье. Дедушка, Олег Янковский, великий артист, любимейший артист. Мама мощно заряжена на профессию, она такой самокопающийся человек. И папа, Филипп Янковский, до такой степени преданный профессии и погруженный в нее! И, конечно, ты всё это впитал. Я даже боюсь представить, как накаляется атмосфера у вас дома, когда вы ведете разговоры о любимом деле.
— Это, действительно, большая удача, когда можно прийти домой и многое обсудить. Причем у всех разные школы. Филипп Олегович окончил Школу-студию МХАТ, он учился у Олега Павловича Табакова, я — в ГИТИСе у Сергея Васильевича. У мамы — «васильевская» школа, — кроме того, она играла у Кирилла Семёновича Серебренникова в «Гоголь-центре». Разные взгляды, позиции — всё это очень интересно.
— Скажи, а с Олегом Ивановичем Янковским ты успел поговорить о творчестве?
— Конечно, сейчас, если бы была такая возможность, разговор у нас случился бы более обстоятельный и более конструктивный, учитывая те вопросы, которые я хотел бы ему задать, исходя из моего, пусть и небольшого, опыта. Вообще, когда мы с Олегом Ивановичем общались на эти темы, он говорил, что если я пойду в актерскую профессию, то надо знать главный закон: оставаться самим собой в предлагаемых обстоятельствах.
— Я знаю, что твой любимый фильм с участием Олега Янковского — «Крейцерова соната» по Толстому.
— Один из.
— Казалось бы, это не главный его хит. Когда вспоминаешь его картины, на ум приходят прежде всего другие — «Полёты во сне и наяву», «Тот самый Мюнхгаузен»…
— А мне кажется, в «Крейцеровой сонате» — вышак актерского мастерства. Человек едет в поезде. Трясущийся вагончик, огромные монологи, и всё на крупном плане. Герой убил жену и не знает, что ему делать. Но он чувствует потребность высказаться, и его высказывания просто прожигают экран. Я люблю драму как жанр. И в этой картине драма такая сконцентрированная!
— Ты сам недавно снялся в драме — в картине «Завод» Юрия Быкова.
— Я давно хотел поработать с Быковым. Его фильмы мне нравятся своей суровостью, брутальностью, абсолютно пацанскими отношениями. Свой образ я черпал из того, что вижу вокруг. А еще смотрел на деда — в фильме «Влюблён по собственному желанию», он играл там сварщика на заводе. У его героя — постоянный внутренний монолог, и меня это тоже вдохновляло. Мне свойственно самокопание. Я не люблю, например, смотреть на себя на экране, потому что я всегда начинаю думать: зачем я так сел, почему говорю о том-то в такой позиции и так далее.
— Ну, тебе есть в кого быть таким самоедом! Твои родители — идеальный в этом отношении пример. Хотя, когда Филипп был в твоем возрасте, ему это не было, мне кажется, присуще.
— Возможно. Но это же такая психологическая перестройка, которая была у деда, у папы, у меня, — и возраст здесь ни при чем. Я с детства такой самоед. И я берусь за ту или иную роль не для того, чтобы где-то помелькать и чтобы меня увидели, а потому что мне надо разобраться с самим собой — мне, Ване, разобраться со своими проблемами. Если я в жизни слаб, не уверен в себе и чего-то боюсь, то через роль я могу стать сильным в какой-то теме, — вот тогда это работает для меня. В моем устройстве, механизме только это имеет смысл. Для меня не имеет смысл всё остальное, что сопутствует профессии. Меня волнует только сама профессия, ее суть, и как это связано лично с тобой. Конечно, так было не всегда. Сначала было разветвленное сознание, скажем так. Но потом, когда я понял, что хочу этим заниматься серьезно, у меня произошло такое структурирование внутри самого себя.
— А ты всегда чувствуешь, где ты слаб и чего тебе не хватает?
— Конечно. Ну смотрите. Я занимаюсь боевыми искусствами, уже года два-три. Бокс, тайский бокс. Почему я стал этим заниматься? Я боялся боли, именно физической боли. Поэтому я решил пойти прямо «в боль», в эпицентр ее, чтобы прям было больно по-настоящему. Ведь можно что-то признать, но гораздо сложнее сделать шаг. Я могу признать, что в чем-то неправ, это нормально. И это классно, ведь есть люди, которые до последнего такие…
— …Супермены?
— Да. Мол, все-все нормально. Например, уже трое говорят, что ты пьян, уже четверо, шестеро, а ты утверждаешь, что трезвый…
— Ну и что с болью? Страх исчез?
— Через какое-то время исчез.
— А какие еще страхи ты хочешь преодолеть?
— Какие еще?.. Вот так сразу не скажу вам сейчас.
— Тогда я тебе скажу. Я наблюдаю за тобой уже давно. У тебя за спиной такая счастливая подушка любви, — я имею в виду твою семью. Откуда в тебе закрытость? Закрытость от мира?
— Я вам расскажу. В принципе, мое детство было не совсем таким, как вы его себе представляете. То есть если вы думаете, что я действительно жил на розовых подушках и вокруг меня были слоники, зайчики, белочки и собачки с котиками, то это не так. У меня достаточно боевое было детство. Например, однажды за какие-то свои проказни я был заперт в своей комнате на целый год.
— Это как?!
— Была школа, шестой или седьмой класс, уже не помню. Остальное время я проводил в своей комнате. Правило было простое: в девять утра школа, в два часа дня — возвращение домой. С трех часов надо было делать уроки, а в девять вечера — ложиться спать. И так на протяжении года.
— Но так можно было озлобиться и все начать воспринимать только в негативном свете.
— Ну послушайте, Вадим, что я делал. Не могу сказать, что я отличался хорошим обучением в школе и что меня интересовал сильно какой-то предмет, кроме физкультуры. Физкультуру я, действительно, любил, — мы играли в баскетбол, футбол, это я до сих пор люблю. Так вот утром я заходил в «Союзпечать» напротив дома, покупал газету «Спорт-экспресс» и брал ее с собой в школу. Она пахла вкусно, эта газета, запах был потрясающий. Я ее нюхал, прятал в рюкзак и шел в школу. После того, как дома я делал уроки, эта газета была моей единственной отдушиной. И так целый год я сидел у кровати, на полу, и изучал «Спорт-экспресс».
— Подожди, а родители с тобой совсем не общались?
— Ну, они общались формально: завтрак, обед, ужин. Они были на меня обижены. Вообще, бывали такие моменты… Представьте, я заперт в комнате. А в это время на Первом канале шел «Последний герой», ведущим был Сергей Бодров. Передача шла недель десять подряд, по субботам. Я слышал доносящийся из телевизора в кухне голос Сергея, чуть-чуть приоткрывал дверь, даже щель в двери, ухом высовывался и слушал, что там происходит: кого выгнали, кто проплыл и не умер, кого пауки не укусили, — мне всё это было интересно.
— А родители были правы, что так с тобой поступили, — как ты сам считаешь?
— Ну знаете, исходя из того, кем я сейчас являюсь, каковы мои мысли, увлечения, задачи, которые я сам себе ставлю, — я, конечно, благодарен родителям.
— Благодарен за что?
— За то, что так всё сложилось. Вот если бы не было этих газет, этого года, проведенного в комнате, еще каких-то там проблем, — вполне вероятно, я не сидел бы здесь с вами и не общался на те темы, которые вы предлагаете.
— А как всё закончилось? Как случилось перемирие?
— Ну всё закончилось в какой-то день. Для родителей ведь всё это тоже было тяжело. Вы только не думайте, что это было как в детстве у Льва Толстого — с розгами и так далее. Просто накосячил — отвечай. Всё.
— Кто твой главный авторитет?
— Марлон Брандо.
— Актер.
— А другого Марлона Брандо нет. Еще Дэниел Дэй-Льюис, Олег Иванович, мама, отец, семья моя.
— А почему все-таки первым ты назвал Марлона Брандо?
— Знаете, мне очень интересно понять человека, который был гением, но сам этого не хотел. Вот эта загадка мне интересна.
— В конце жизни он стал абсолютным затворником.
— Да, стал. Но конец его жизни меня не очень волнует, — скорее, роли и его природа, эта природа звериного нутра. Мне неинтересны скандалы, с ним связанные: все его таитянки, гаитянки. Или то, что он приехал на съемки «Апокалипсиса» невероятно толстый и поначалу не знали, как его снимать, — в результате придумали, что снимать надо в темноте, вот так просто и гениально.
— Скажи, Ваня, когда в зрительном зале сидят родители…
— …Как ни странно, если в зале мама и папа, почему-то всегда самая точная работа у меня получается. То ли энергию они дают такую, то ли сам факт их присутствия действует, но это так.
— Я помню твой триумф на «Золотом орле» пару лет назад, когда ты получил награду за фильм «Дама пик». Кажется, даже говорили, что ты самый молодой актер, который получил приз за лучшую мужскую роль на «Орле».
— Да, самый. Ну, это был праздник. Причем со мной в номинации были коллеги по цеху, которых я сам люблю и считаю большими артистами.
— Фильм «Дама пик» вообще для тебя стал определенным прорывом в профессии.
— Возможно. Вот смотрите, — вы знаете, кто я, и знаете мою фамилию. Вы знаете, в принципе, какой труд должен совершить человек и как воспарить над собой, чтобы обрести какое-то значение в профессии, имея таких родственников. Это отдаленно связано с темой картины «Дама пик». На самом деле, забавная история случилась у меня с этим фильмом. Мою партнершу по театру Машу Курдиневич утвердили на молодую героиню. «Ну праздник, победа, — говорю ей. — А кто герой? — „Его нет“. — „Как нет“? — „Пока не могут найти“». И я подумал: странно, не могут найти, а меня не позвали на пробы. То есть закинул эту мысль в космос. И через день каким-то магическим образом сценарий пришел мне на почту. Не потому что Маша сказала «попробуйте Янковского», просто пришел. Я прочел сценарий за час и еще отчетливее понял, что этого героя должен играть именно я. А дальше я пришел к Павлу Семёновичу Лунгину на пробы и так нагло сказал: «Вы не можете найти актера, потому что это я». «Как ты? — удивился Лунгин. — Ты слишком юн». А я опять: «Это я, это про меня написано». Мы сделали пробы, и с тех пор разногласий на тему роли у нас не было… Можно, конечно, всю жизнь заниматься самокопанием. Но главное — задавать себе вопрос: а царь-то в голове у тебя есть, батька? Просто думая об этом, ты можешь отфильтровывать свои действия: какие шаги тебе предпринимать, а какие не надо.