Выкуп
157
Сельская дискотека. Гремит музыка, «оттягиваются» в танце сельские парни и девчата, среди них — Настя, 14-летняя сестра Алены, и Руслан, ее юный цыганский ухажер. В полночь, разгоряченные танцами, парни и девчата компаниями и парами выходят из дискотеки, расходятся пешком и разъезжаются на велосипедах и мотоциклах…
Компания ребят из Долгих Криков направляется к своему трактору с прицепом. Настя и Руслан, отстав, идут следом за ними.
Напротив дискотеки стоит «Волга» с четырьмя мужчинами. В темноте невозможно различить их лица, но слышен негромкий разговор:
— Эта, что ли?
— Да, эта… Только пацана не троньте.
— Ладно, двинулись!
Водитель заводит мотор, мужчины натягивают на лица вязаные шапочки с прорезями для глаз, «Волга» срывается с места и подлетает к Насте и Руслану.
Двое мужчин в масках выскакивают из джипа, хватают Настю, тащат в машину.
Настя кричит, вырывается.
Руслан бросается в драку с похитителями, долгокрикские ребята, обернувшись на шум, бегут ему на помощь.
Увидев это, один из похитителей сильным профессиональным ударом вырубает Руслана, Руслан падает.
Мужчина, остававшийся в машине, кричит:
— Эй! Я же сказал: его не трогать…
Похитители заталкивают Настю в машину, машина срывается с места и стремительно уезжает.
Руслан остается лежащим на земле…
158
Конверт был из Чечни, с чеченским почтовым штемпелем, но без обратного адреса, а буквы в словах «Бочкаревой А.П., Долгие Крики, Тверская обл.» были вырезаны из газеты и неровно наклеены на конверт.
— А где твой Роман? — спросила Алена, оглядывая горницу, в которой снова было чисто и убрано, как до цыганского нашествия.
Но мать уклонилась от прямого ответа. Глядя на двухлетнего Артема, который играл на полу с кошкой, она сказала:
— Нет, Алена, ты на цыган не думай. Наоборот, его племяш защищал Настю, мальчика чуть не убили. И вообще, это не из-за них, а из-за тебя.
— Меня? — удивилась Алена. — В каком смысле?
— А ты почитай! — Мать кивнула на конверт.
Алена открыла конверт, достала его содержимое — газету «Знамя труда» и листок с наклеенным на него текстом. В газете была фотография Алены и огромная статья «ТВЕРСКАЯ ПРИНЦЕССА ПОКОРИЛА МОНАКО».
— Вишь, чего про тебя написали, — сказала мать. — Что ты из грязи в князи, стала «Мисс Тверь» и бросила родину, во Франции живешь, как принцесса, и замужем за мильонером.
По ее интонации нетрудно было понять, что мать это осуждает не меньше газеты «Знамя труда».
Алена отложила газету и прочла текст, наклеенный на лист бумаги вырезанными из газет буквами. Он был кратким и простым:
ПРИНЦЕСА! ХОЧЕШ ВИДЕТ СЕСТРУ ЖИВОЙ, ГОТОВЬ ПЯТСОТ ТЫСЯЧ БАКСОВ
— Ты в милицию заявила? — спросила Алена.
— Заявила.
— И что?
— А то! Руками развели, говорят: сейчас таких заложников сотни. И не у таких, как я, детей крадут, а у серьезных людей — банкиров, иностранцев. Так что нам самим нужно ее вытаскивать.
— Самим? Как это — самим?
— Ален, ты чего, с луны свалилась? Или забыла во Франции? У нас теперь каждый за себя, и милиция — то же самое.
— Но как мы можем сами ее вытаскивать?
— Знамо как. Отдать деньги.
— Ма, ты соображаешь?! Откуда у нас такие деньги?
— У нас-то нету. У тебя…
Алена изумилась:
— У меня?! Откуда?
Мать подняла сына на руки, обиженно надула губы:
— Ну как же! В газете написано откуда.
— Мама, ты с ума сошла! Ты что — газетам веришь?
— Я глазам своим верю, Алена, — сказала мать. — И ты на себя посмотри. Ты раньше разве такая была? Идем, Артемка, чего с них, нынешних, брать? Чеченам за родную сестру и гроша не дадут…
Мать ушла с Артемом в другую комнату, Алена в оторопи осталась за кухонным столом с письмом-требованием и статьей «ТВЕРСКАЯ ПРИНЦЕССА ПОКОРИЛА МОНАКО». С газетной страницы на нее смотрела Алена — прежняя, лихая и отвязная девчонка, какой она была на конкурсе «Мисс Тверь». Алене даже не нужно было зеркало, чтобы понять, насколько та Алена отличалась от нее сегодняшней — взрослой, хваткой и знающей цену себе и другим.
Достав из сумочки «Мальборо» и зажигалку, она закурила и, прищурившись, как Красавчик, поглядела в окно.
159
Руслан, Настин ухажер, лежал в сельской больнице, в убогой общей палате.
— Ты кто?.. Ты кто?.. — тупо, как невменяемый, спрашивал он у Романа, который согбенно сидел у его койки. — Ты кто?..
— Я тебе говорил: я Роман, твой дядя.
— А я кто?.. Я кто?..
Алена, вспомнив своих соседей в психушке, вышла из палаты, остановила проходящего мимо врача.
— Доктор, этот мальчик — он долго так будет?
Врач пожал плечами:
— Кто знает? У него серьезная травма, амнезия.
Из больницы она отправилась в райцентр, в районную милицию.
— Заложница? — сказал ей там лейтенант. — Это — в область. Мы этим не занимаемся…
Но в Твери, в управлении областной милиции, дежурный капитан только разозлился:
— Блин! Эти чечены уже и сюда достали! Кто вам сказал, что мы ими занимаемся?
— В райотделе.
— Много они знают, в райотделе! Если ее заложницей увезли, как мы ее будем доставать? Что я за ней — в Чечню поеду?
— А кто?
Капитан, удивленный такой постановкой вопроса, посмотрел Алене в глаза. Но Алена ответила ему прямым требовательным взглядом, и он слегка стушевался:
— Не знаю. В Москву поезжайте. Москва Чечню заварила, Москва пусть расхлебывает.
Алена, повернувшись, вышла из дежурки, а капитан возмутился:
— Совсем обнаглели!
Алена, однако, решила идти до конца. Но в Москве у ворот Министерства внутренних дел на Октябрьской площади ее дальше проходной не пустили, дежурный по бюро пропусков сказал:
— Заложники — это не сюда, это в РУБОП.
— А тут что?
— А тут министерство.
— А РУБОП — это что?
— А РУБОП, девушка, — это Управление по борьбе с организованной преступностью. Улица Шаболовка, 6.
Но и на Шаболовке ее отфутболили:
— Нет, вам не сюда. По заложникам у нас два управления, оба на Садовой-Спасской, 1/2. Это у Военторга, в бывших казармах царского полка…
С трудом, но она нашла и этот адрес. В огромных конюшнях Екатерины Второй, переделанных затем под казармы лейб-гвардейского императорского полка, шел новый ремонт и перестройка под самые крутые управления спецопераций МВД и РУБОПа. По случаю этого ремонта все стены тут были в известке, по коридорам гуляли сквозняки, а в спальных залах гвардейцев его императорского величества не было ни мебели, ни перегородок для будущих кабинетов.
Алена и майор Дугин — 33-летний круглолицый и бритый наголо здоровяк в камуфляже — шли по широкому и пустому коридору мимо ведер с известкой, банок со шпаклевкой, щеток и стремянок. Дугин на ходу говорил:
— Сейчас это стало эпидемией, чеченцы сделали из этого бизнес. В Грозном есть даже рынок заложников, там их продают как рабов. Кому нужен молодой рабочий, покупает нашего пленного солдата. Или просто обмениваются заложниками, за которых можно получить выкуп. Сюда проходите…
Он завел Алену в большую и почти пустую комнату с огромными окнами во двор. На окнах не было ни штор, ни занавесок, пол был в пятнах, стены не побелены. Единственной мебелью тут были обшарпанный письменный стол сороковых годов и два раскладных металлических стула. На столе — телефон, электроплитка с чайником и банка с растворимым кофе. На стене за столом — карта РФ с флажками.
— Извините, — сказал Дугин, — у нас ремонт. Присаживайтесь…
Сев за стол напротив Алены, он включил плитку, достал из стола чашку и граненый стакан.
— Кофе будете?
— Нет, спасибо.
— Напрасно. — Дугин насыпал кофе из банки в стакан. — Чашка мытая, и кофе у нас — «Нескафе». Значит, что я могу вам сказать? Если честно, вот карта, на ней флажки — это откуда людей похитили, увезли в заложники. Девочку — из Саратова, двух мальчиков — из Волгограда, мальчика и двух девочек — из Астрахани, еще мальчика — из Москвы. Это по детям, мы ими занимаемся в первую очередь, это у министра на контроле. А по взрослым — только в этом году почти шестьсот эпизодов. Можно я посмотрю письмо?
Алена подала ему письмо, он рассмотрел штемпели на конверте, поддел ногтем марку.
Алена в сомнении следила за его действиями.
— Штемпель из Шали, — сказал Дугин, — но письмо написано в Ножай-Юрте, эти марки есть только там, на почте.
Дугин достал из конверта газету и письмо.
Алена, осмотревшись, сказала разочарованно:
— И что? Вы тут занимаетесь вызволением заложников?
— Мы, — подтвердил Дугин, рассматривая письмо с требованием о выкупе.
— А как?
Отложив письмо, Дугин развернул «Знамя труда», стал читать статью об Алене.
Алена нервно повторила:
— Вы тут сидите, и что? Как вы их освобождаете?
Но Дугин, не отвечая, продолжал читать.
— Там все неправда, — сказала Алена. — У меня нет таких денег.
Дугин крякнул.
— М-да… Но им вы это уже не докажете. — Он отпил кофе из граненого стакана. — Значит, так, девушка. Вы правильно сделали, что пришли к нам. Теперь вам придется какое-то время ждать, потому что сейчас они вас просто прессуют психологически, как и всех родственников заложников. Тут ничего не поделаешь — в Чечне война, и девочка за линией фронта, нам туда не достать. Придется набраться терпения и ждать следующего сообщения от похитителей. Думаю, оно будет через неделю. Они выйдут на связь обязательно. Тогда мы начнем переговоры.
— Какие переговоры? — возмутилась Алена. — О чем? Это бандиты! Эту Чечню вообще надо всю уничтожить!
— Там есть разные люди… — заметил Дугин. — Знаете что, Алена? Мой вам совет: идите домой и напишите нам заявление на имя министра. Мол, так и так, моя сестра похищена из деревни, у нас многодетная семья, отец — бывший репрессированный диссидент, боролся за идеалы новой России. Честно вам скажу: у нас это первый случай, чтобы ребенка из деревни похитили.
— И что министр? — с сарказмом усмехнулась Алена. — В Чечню полетит?
— Я за министра не могу сказать, что он сделает. Но хуже не будет.
Алена, поколебавшись, сказала:
— Ладно, дайте мне лист бумаги, я тут напишу.
— Знаете, — смутился Дугин, — с бумагой у нас небольшие проблемы. У нас сейчас бумаги нет. Вы же видите — мы только переехали…
Алена встала, решительно забрала письмо и газету.
— До свидания!
— А вот это вы зря, — сказал Дугин. — Имейте в виду: похитители — профессионалы, и работать с ними должны тоже профессионалы. Иначе…
Алена не выдержала, сорвалась:
— Это вы тут профессионалы? — Она показала на пустые стены. — Здесь? Да вы… вы… У России детей воруют! У страны — понимаете? А вы тут кофе пьете! «Профессионалы»! — И, хлопнув дверью, ушла.
160
Такси летело по Калужскому шоссе. Алена, сидя на заднем сиденье, глотала слезы и смотрела на счетчик.
— А быстрей можно?
— А куда быстрей-то? — сказал водитель. — Пожар, что ли?
Алена промолчала. В Фонде поддержки воздушных путешествий ей сказали, что председатель уехал на дачу, и Алена высчитала, что сегодня как раз тот день, когда он должен был приехать на Медвежьи озера за ней и Красавчиком.
— Сейчас налево…
Машина с асфальтированной дороги перешла на грунтовую, потом на проселочную.
— Здесь! Остановите.
— Но тут ничего нет, — удивился водитель.
— Ничего, я дойду, у меня денег в обрез.
Он остановился. Алена выгребла из сумочки все, что было, — точь-в-точь по счетчику. Вышла из машины, посмотрела, как водитель развернулся и уехал, потом прошла вперед метров сто и свернула на почти неприметную лесную дорогу к озеру. По этой дороге — бегом до дачного забора с воротами, застучала кулаками в калитку. Но за калиткой была полная тишина, и она закричала:
— Эй! Это я, Алена! Открывайте!
После этого в калитке открылась прорезь глазка, голос председателя фонда сказал:
— Не ори. Ты одна?
— Одна, одна! Господи, слава Богу, я вас застала!
Действительно, она поймала их буквально на выезде — во дворе Красавчик, одетый по-дорожному, уже сидел в «мерседесе» председателя.
Алена подбежала к нему, он изнутри открыл ей дверцу машины.
— Молодец! Успела. Садись.
— Я никуда не еду. У меня чечены сестру украли. Мне нужно полмиллиона, — выпалила Алена.
— Сколько?!
— Ты слышал. Пожалуйста! Она в Чечне, в Ножай-Юрте! Они там с ней не знаю что сделают! Я тебя умоляю! Я же тебя сколько раз спасала!
— Да у меня вообще нет денег. Ты же знаешь, я все отдал за «окно» и документы.
Алена повернулась к председателю фонда и, не теряя времени, бросилась перед ним на колени.
— Пожалуйста!!!
— Извини, — сказал он, идя к воротам. — Но такая сумма…
Алена на коленях пошла за ним.
— Я отдам! С процентами! Я обещаю!
Председатель открыл ворота и усмехнулся:
— Откуда?
И пошел назад к «мерседесу».
Но Алена, рыдая, не отставала:
— Я вас прошу… Я отдам…
Он сел за руль и сказал насмешливо:
— Ты уже отдала — все, что могла.
Завел машину, и они уехали. Просто уехали, и все.
Алена с коленей села на землю и, рыдая, закричала им вслед:
— Сволочи!.. Сволочи…
Но Красавчик даже не оглянулся.
Алена подняла голову к небу:
— Боже! Помоги мне!..
161
Конечно, она поехала к брату. Стас сказал:
— Я думал над этим. Так не бывает, чтобы чеченцы прочитали тверскую газету и поехали в какие-то Долгие Крики искать, кого им украсть из твоей семьи. Тут работал наводчик.
— Но цыгане отпадают, — сказала Алена. — Этот Руслан, цыганенок, ее защищал, он с сотрясением мозга до сих пор в больнице.
— Ну, у тебя и без цыган «друзей» много. Ты губернатору избирательную кампанию сорвала? Сорвала, он коммунисту проиграл. У всех наших девок корону «Мисс Тверь» отняла? Отняла. И нашим браткам из бригады Серого твой Андрей на хвост наступал.
— Я тебе сестра?
— Сестра.
— И Настя тебе сестра, она тоже Бочкарева.
— Ну, это как посмотреть. Твоя мать ее Бочкаревой записала, а наш отец в то время уже три года как сидел.
— Она к нему в лагерь ездила.
— Врешь.
— Вру. Не важно. Это моя сестра. Я за ради нее не только совру. И за тебя, кстати, тоже.
— Ладно, — сказал Стас. — Сколько они хотят?
— Пятьсот штук.
— Значит, возьмут половину. Ну, считай, полсотни я тебе дам, по-братски. Ты можешь двести достать?
— Нет. Откуда?
— Но ты все-таки замужем была в Монако. И вообще, у тебя такая крыша…
— Это все кончилось, Стас! — сказала Алена с мукой. — Они все сволочи, все!
— Ну, не знаю, сеструха… — Он развел руками. — Полсотни я могу. А выше — извини. Выше крыши не прыгнешь. Отец ведь тоже на моем иждивении. Он, кстати, знаешь что отчудил? Ты его видела?
— Нет. Что он отчудил?
— В жизни не угадаешь! На малолетке женился! Ну, не женился еще, но живет с ней открыто…
Алена оторопела:
— Как это? Ты что?
— А так. Ему пятьдесят четыре, а ей шестнадцать. Из Хорёнок девка, младше тебя. Но знаешь, как его держит? — Стас сжал свой пудовый кулак. — Вот так! Он уже не колется, не курит, даже пиво не пьет. Шелковый! И в чем у вас такая сила?
162
Раньше ни Алена, ни мать никакие новости по телику не смотрели, поскольку в деревне все, кроме Марксена и Жукова, «в гробу видели эту политику». Но теперь они с утра до ночи переключали телевизор с канала на канал в поисках новостей из Чечни. Хотя хроника чеченской войны была угнетающей — на экране то и дело показывали разбитый бомбежками Грозный, руины домов в Шали, Урус-Мартане и в других деревнях, очень похожих на Долгие Крики. Мать, сцепив руки, напряженно вглядывалась в экран, словно там, за этими танками, ранеными солдатами и разрушенными домами, могла углядеть свою Настю.
Алена, конечно, знала, что Настю не покажут, но вместе с матерью и Жуковым слушала фронтовые сводки и генералов в камуфляже, которые постоянно вещали об очередном наступлении федеральных войск и обещали, что скоро все боевики будут истреблены. Но день шел за днем, боевиков запирали и уничтожали то в одном ущелье, то в другом, а они каким-то образом снова плодились, нападали на наших солдат, взрывали все, что хотели, и похищали офицеров и даже генералов.
Мать от этих сводок посерела лицом, похудела и стала хромать еще больше. А Жуков только шумно вздыхал и выходил из избы покурить. Поскольку Насти, главной поставщицы информации, не было, Алена лишь обиняками выведала у матери, что произошло тут в ее отсутствие. Когда отец поселился в Хорёнках, Роману тут же была дана отставка, мать, по-видимому, надеялась, что отец к ней вернется. А он «вон чего отчебучил, козел диссидентский, — с малолеткой живет! Это ж позор на всю область!».
А Жуков… Ну, с тех пор как Настю украли, Жуков взял опеку над матерью и Артемом, являлся сюда каждый день — колол дрова, воду таскал из колодца, да мало ли по дому мужской работы…
И еще одну новость изложила Алене мать, но почему-то шепотом. Про Марксена… «Даже не знаю, как тебе сказать, дочка. С месяц назад к нему друг приехал, из Америки. Оказывается, у них когда-то любовь была, понимаешь? А потом Марксена из Москвы выслали, а тот за границу сбежал, в Сан-Франциско. И они, считай, восемнадцать лет не виделись. Так ты представляешь: тот-то через столько лет нашего Марксена нашел, прилетел за ним и увез к себе в Сан-Франциско! Представляешь! И ты б видела, как они тут по деревне в обнимку ходили! Как голуби! Вот это любовь! А твой отец? Как исчез, так и все. А теперь вообще стыдобища! Лучше бы он в зоне пропал!..»
От всех этих сплетен, новостей, деревенских драм и безрадостных сводок с чеченского фронта Алену однажды отвлек топот конских копыт и оголтелый крик:
— Алена! Алена!
Алена выглянула в окно.
Почтарь Виктор во весь опор скакал по деревне.
Алена выскочила на крыльцо, с крыльца — к калитке.
Виктор, доскакав до калитки, с трудом остановил коня.
— Алена, письмо из Чечни!
Алена поспешно вскрыла конверт. В конверте лежал сложенный вчетверо лист бумаги с наклеенными на него буквами из разнокалиберных газетных заголовков:
ПРИНЦЕСА! ПРИГОТОВИЛА ДЕНЬГИ? ДАЙ ОБЯВЛЕНИЕ В ГАЗЕТУ «ЗНАМЯ ТРУДА», ЧТО ПРОДАЕШЬ РАДИОЛУ «РИГА» 1956 ГОДА, И НАПИШИ ТАМ НОМЕР СВОЕГО МОБИЛНОГО ТЕЛЕФОНА. ЖДИ ЗВОНКА
Держа конверт, Алена почувствовала, что там есть еще что-то, и достала маленькую фотографию, сделанную «Полароидом». Глянув на нее, охнула и в ужасе прислонилась к ограде, закрыла глаза.
— Чего там? — спросил Виктор и взял у нее фотографию.
На фотографии была Настя — избитая, с синяками на лице и на руках. Под фотографией было написано чернилами:
АЛЕНА, УМОЛЯЮ — СПАСИ МЕНЯ. НАСТЯ
— Ну, звери!.. — сказал Виктор.
Алена без слез, тихо осела на землю.
163
Конечно, она сделала все, как они велели: купила в Твери мобильный телефон фирмы «Билайн» и дала объявление в «Знамя труда». А когда вернулась из Твери домой, увидела, что у ворот стоит «ауди». Соседка, проходившая мимо с ведром, шепнула ей на ходу:
— ФСБ…
Алена толкнула калитку и вбежала в дом.
В доме, на кухне сидел молодой мужчина — высокий, холеный и симпатичный. Стол перед ним был застелен скатертью, на столе варенье, баранки и домашнее печенье — как для почетного гостя. Мужчина пил чай, а мать Алены, держа на руках Артемку, повернулась к двери, к Алене.
— А вот и она…
Мужчина спросил:
— Вы Алена Бочкарева?
— Да…
— Здравствуйте, я из областного ФСБ. Капитан Чуйков Николай Сергеевич. Мы знаем о вашем горе и хотим вам помочь.
— Спасибо, — сухо сказала Алена. — Я уже обращалась в милицию.
Чуйков пренебрежительно усмехнулся:
— Ну, вы, наверно, заметили, какие у них возможности. А мы работаем на федеральном уровне. У нас в Чечне есть контактеры, информаторы, мы ведем дела совершенно независимо от МВД и добиваемся неплохих результатов. Правда, мы никогда их не афишируем. Но с такими ситуациями мы уже справлялись. Хотя должен вам сразу сказать, что какие-то деньги действительно понадобятся.
— У меня нет таких денег, какие они просят.
— А такие и не нужны. Если с похитителями работать правильно, то половину всегда можно сбить. А двести пятьдесят тысяч для такой женщины, как вы, — это, я думаю, не проблема. Слетайте к мужу в Монако или к своей двоюродной бабушке на Лазурный берег — вот и все. С визой мы вам поможем. Причем должен сказать, что отдавать похитителям все двести пятьдесят тысяч вовсе не обязательно. Деньги нужны главным образом как приманка. Если мы показываем контактеру живую наличность, он заверяет чеченцев, что деньги есть, те выходят на связь, а дальше — дело нашей дипломатии, понимаете?
— Конечно, она слетает! — суетливо вмешалась мать. — Ты ведь слетаешь, Аленка, да?
В ее голосе было столько мольбы, что Алена принужденно кивнула.
— Только я вас, Алена, попрошу четко определиться, — сказал Чуйков. — Если вы хотите сотрудничать с милицией — пожалуйста, это ваше право, тогда мы устраняемся. А если с нами, то только с нами, и никаких параллельных акций. Это очень опасно для вашей сестры, понимаете?
Мать снова опередила Алену:
— Конечно, с вами, о чем разговор! Такой уровень! Видишь, Алена! Все-таки есть, оказывается, власть в нашей стране!
Чуйков встал и подал Алене свою визитную карточку.
— В таком случае при любом выходе на вас похитителей вы должны ставить нас в известность. И пожалуйста, больше никого в это не вовлекайте. Если хотите, чтобы ваша сестра осталась жива и вернулась. Договорились?
Алена молча подала ему последнее письмо из Чечни с фотографией Насти.
Чуйков внимательно рассмотрел фото, потом прочел письмо и спросил:
— Вы приобрели телефон?
— Да.
— С роумингом?
— Да.
— Можно мне посмотреть?
Алена дала ему свой новый мобильный телефон.
Чуйков отделил от него батарею и переписал в блокнот его идентификационный номер.
— С вашего позволения, мы поставим вас на прослушку. Это позволит определить местонахождение похитителей. Какой у вас номер телефона?
— Московский. 774-32-17.
Записав этот номер и возвращая Алене телефон, письмо и фотокарточку, Чуйков сказал:
— Спасибо. А насчет этой фотографии… Знаете, конечно, вам на это тяжело смотреть, я понимаю. Но с другой стороны, это подтверждает, что девочка еще жива. Так что действуйте, торопитесь… — Он повернулся к матери Алены: — Спасибо за чай. — И опять к Алене: — Я буду ждать вашего звонка. Только, пожалуйста: в Твери полно кавказцев, и они, конечно, следят, кто приходит к нам в ФСБ. А вам сейчас совсем ни к чему демонстрировать, что мы с вами знакомы. Понимаете? Звоните. Всего хорошего.
Он вышел, мать посмотрела в окно, как он сел в «ауди» и уехал. И сказала:
— Какой мужчина! Вот, Алена, кто тебе нужен!
164
Самолет снизился над морем и пошел вдоль Лазурного берега к аэродрому. Даже сквозь иллюминаторы было видно, что тут, как в раю, никогда ничего не меняется — все те же курортники на солнечных пляжах, все те же яхты скользят по бликующей золотом воде, и все те же карнавальные гирлянды тянутся вдоль и поперек Променад-дез-Англе.
Маргарита встретила Алену в аэропорту, обняла и расцеловала. Она опять выглядела прекрасно — худая, загорелая, стильная, с новой прической, игривой походкой и живым блеском в глазах. Мужчины в аэропорту оглядывались на них, и трудно было сказать, на кого больше — на Алену или на Маргариту.
Ведя машину через Ниццу в Вильфранш, Маргарита спросила как бы невзначай:
— Ты надолго?
— На день.
— Что? На день? — Маргарите показалось, что она ослышалась.
— Рита, мне нужны деньги.
— Пожалуйста. Сколько?
— Двести тысяч.
Маргарита в изумлении открыла рот и повернулась к Алене.
— Долларов, — сказала Алена. — И смотри на дорогу, а то разобьемся.
— Ты с ума сошла! — Маргарита картинно всплеснула руками. — Откуда у меня? Ты что!
— Настю похитили чеченцы…
— Боже, как романтично! Знаешь, меня ведь тоже когдато похитили. Правда, не чеченец, а кореец. Но как видишь, это неплохо кончилось. Сколько ей лет?
— Ты не понимаешь! Там идет война! Ее могут убить…
— Аленушка, у меня нет таких денег.
— Я знаю. Мы займем у банка. Под твою виллу.
Маргарита враз посерьезнела.
— Никогда!
— Рита, это единственный выход.
— Нет!
— Да, Рита, — жестко сказала Алена. — У меня нет выхода. Это моя сестра, ее там могут убить в любую минуту. Если б ты видела, что там творится!
— Но при чем тут я? Я не хочу…
— Тетя, ты кое-что забыла. Эта вилла спасена за мои тугрики, и я ее совладелица. А теперь мне нужны эти деньги.
Маргарита скисла, заканючила:
— Алена, ты меня убиваешь! Я только-только к жизни вернулась…
Но Алена не отвечала.
Машина въехала во двор виллы «Марго», и Алена все поняла: во дворе, у бассейна, развалившись в шезлонге, загорал полуголый Карлос, бывший любовник Маргариты.
Лениво открыв глаза, он сказал Алене:
— Бонжур, ми алма![36]
Алена не сочла нужным ему ответить — все равно через несколько минут или дней он с этой виллы опять исчезнет, Маргарите придется ужаться в расходах.
Взяв все документы на виллу, они отправились в банк. Хотя за прошедший год стоимость вилл на Лазурном берегу выросла в полтора раза, управляющий дал им кредит только на сумму ее бывшей стоимости — миллион франков.
— Здесь вы расписываетесь о сроках кредита, — показал он на крестики в нижних строчках контракта, — первые шесть месяцев — под шестнадцать процентов, вторые — восемнадцать. Если через год кредит не будет выплачен, вилла отойдет к банку без всяких отсрочек…
— Ужас! — по-русски сказала Маргарита Алене. — Это самоубийство!
— Подписывай! — жестко приказала Алена.
Маргарита принужденно подписала и снова сказала по-русски:
— Ты меня режешь без ножа!
Управляющий проверил все подписи.
— Замечательно! — сказал он. — Вот чек на миллион франков.
— Нет, мсье, — сказала Алена, — нам нужно наличными.
Он удивился:
— Всю сумму?
— И в долларах, — подтвердила Алена.
Маргарита, стоя у кассы и следя, как Алена складывает в сумку двадцать банковских пачек стодолларовых купюр, обиженно поджала губы. А по дороге в аэропорт не проронила ни слова, только у самого аэровокзала спросила:
— Не понимаю, как ты собираешься их провезти?
— Не беспокойся…
Впрочем, в Ницце принятые Аленой меры предосторожности оказались излишними — при посадке в самолет никто не заглянул в ее сумку. Зато в Москве, в Шереметьево, когда Алена — несколько располневшая и в плаще — пошла в цепочке пассажиров через зеленый таможенный коридор, таможенник ее остановил:
— Минутку! Вашу декларацию. Покажите сумочку.
Алена открыла свою сумочку.
— А вещи? — спросил таможенник.
— Я с курорта, без вещей.
— Девушка, а что вы так волнуетесь?
— Я? Я не волнуюсь. Просто мне тут душно. Вы же видите, я в положении.
— Понял, девушка. Проходите.
Алена улыбнулась:
— Спасибо. За «девушку».
И, выйдя из аэровокзала, огляделась по сторонам.
Чуйков, стоя чуть поодаль, махал ей рукой от своей «ауди».
В машине, по дороге в Москву, Алена, сидя на заднем сиденье, повозилась руками под плащом и под кофтой, расстегнула и извлекла корсет с нашитыми на нем карманами. В этих карманах были банковские пачки стодолларовых купюр, Алена стала перекладывать их в обыкновенную пластиковую сумку.
Чуйков, ведя машину и поглядывая на Алену в зеркальце заднего обзора, усмехнулся:
— Это вы зря прятали. У нас ограничения на вывоз валюты. А ввозить можно сколько угодно, это легально.
— Ничего, — отозвалась она, — так надежней.
— Сколько вы привезли?
— Двести тысяч.
— Где думаете хранить? Дома опасно…
— У меня есть где хранить.
— Вы уверены? А то можно у нас.
— Нет, спасибо.
Чуйков пожал плечами.
— Мне никто не звонил, — сообщила Алена. — Уже седьмой день…
И именно в этот момент послышался телефонный звонок, Алена даже вздрогнула.
— Ну вот видите! — сказал Чуйков. — А говорят, что нет телепатии.
Алена спешно полезла в сумочку, извлекла звенящий мобильный телефон.
— Алло! Я слушаю!
Мужской голос с кавказским акцентом сказал:
— Ну что, прынцеса? Дэньги нашла?
Чуйков поспешно вмешался:
— Ничего не говорите! Требуйте сестру.
— Я хочу услышать сестру, — сказала Алена в трубку.
— Дэньги есть или нет? — настаивал голос с акцентом. — Атвечай!
— Ничего не скажу! Сначала дайте сестру услышать.
— Зараза! Ладно, на, слушай!
И почти тотчас трубка заверещала голосом Насти:
— Алена! Это я!..
— Настя! — закричала Алена. — Ты жива? Что они с тобой сделали?
— Алена, спаси меня! Забери меня отсю…
Голос Насти осекся, вместо него в трубке снова раздался мужской голос с кавказским акцентом:
— Ну, слышала? Ми с ней еще ничего не сдэлали. Пака. Панимаш?
— Да… — убито сказала Алена.
— Про деньги ни слова! — снова вмешался Чуйков. — Требуйте живой контакт!
— Ну! — сказал голос в трубке. — Есть деньги?
— Я не могу по телефону. Нужен живой контакт.
— Уже тебя научили, да? Харашо. Пайди на рынок, найди двух-трех чечен, пусть скажут тебе свои фамилии и откуда они. А мы тут их праверим. Если хароший люди, адин из них будит твой кантакт. Все, завтра пазваню. — И трубка загудела короткими гудками отбоя.
165
После убийства Андрея война за русификацию рынков прекратилась. Даже в Твери, древней, еще до рождения Москвы, сопернице Киева и столице княжеской Руси, фруктами, овощами, мясом и рыбой торгуют одни кавказцы.
Алена и Стас шли вдоль фруктового ряда, подходя поочередно к каждому продавцу.
— Ты чечен?
— Нет.
— А кто?
— Азербайджанец. А что?
Стас переходил к следующему:
— Ты чечен?
— Нет. Зачем обижаешь?
— А кто тут чечен? — вспылил Стас. — Когда не надо, все чечены! А когда надо…
— Там спроси, — сказал продавец, — в мясном ряду.
Алена и Стас пошли в глубину рынка. В мясном ряду на прилавках лежало свежее мясо: разделанная говядина, телятина, баранина с костями и без костей. Над прилавками на крюках висели бараньи и говяжьи туши, окорока. За прилавками продавцы кавказской внешности точили ножи, свежевали и разделывали мясные туши.
Алена в ужасе смотрела на эти ножи…
Стас подошел к пожилому продавцу:
— Ты чечен?
— Чеченец, — поправил тот. — А что?
— Откуда?
— Из Автуры. А в чем дело?
Алена достала из сумочки блокнот и авторучку, Стас продолжил допрос:
— Как звать?
Продавец покосился на Аленин блокнот:
— А зачем тебе?
— Не бойся. Нам нужен посредник.
Но оказалось, что похитителям еще нужно было угодить, лишь бы кого они на роль посредника не утверждали. По ночам, сидя в ночной рубашке на печной завалинке в доме матери, Алена держала на коленях блокнот и говорила с Чечней по мобильному телефону.
— Я вам уже шесть имен дала!
— Эти нэ падходят, — отвечал мужской голос. — Ищи других.
— Почему не подходят? — со слезами в голосе кричала Алена. — Сколько можно?!
В соседней комнате просыпался и начинал реветь Артем. Мать, простоволосая, появлялась в двери с Артемкой на руках, смотрела умоляюще, и Алена просила в трубку:
— Дайте сестру к телефону! С мамой поговорить!
— Заткнисс! — обрывал ее голос. — Имей в виду: завтра паследний дэнь даю. Не найдеш чэловека, с сестрой нехароший вешш может случиться. Все! — И в трубке зазвучали гудки отбоя.
Алена и мать посмотрели друг другу в глаза.
— Издеваются, сволочи! — сказала мать. — Вот дожились! Уже чечены над нами издеваются! Звони Чуйкову.
Алена засомневалась:
— Ночью?
— Звони.
Чуйков, надо сказать, приехал буквально наутро. И не один — вместе с ним из «ауди» вышел какой-то пожилой чеченец.
— Вот, знакомьтесь, — сказал Чуйков. — Усман Салимов из Курчалоя. Отец пятерых детей. Думаю, он устроит и вас, и тех, кто держит Настю.
Алена и мать, стоя на крыльце, молча смотрели на Усмана.
— Вы мать? — сказал Усман матери Алены.
— Да…
— Я вас хорошо понимаю. У меня пять детей, я за каждого могу жизнь отдать. Воровать детей, делать из этого бизнес — это против Аллаха, эти люди не чеченцы. Пусть они меня проверят, пусть найдут мою семью в Курчалое — я им это все равно в лицо скажу. Воевать за Чечню можно, а детей воровать — нельзя.
— А если понадобится поехать в Чечню за сестрой, вы сможете поехать? — спросила Алена.
— Даром не поеду, — ответил Усман, — а за триста долларов поеду.
— Если привезете сестру, я вам больше дам.
— Больше не надо, я на детях не зарабатываю. Я правоверный. Только дорогу мне оплатишь, и все.
Алена еще раз осмотрела этого Усмана и решила, что ему можно доверять. Через два дня оказалось, что его кандидатура устроила и похитителей.
— Молодец! — похвалили Алену из Чечни. — Правильный человек нашла!
Алена со Стасом отправились в Хорёнки.
— Ты уверена в этом чечене? — спросил по дороге Стас.
— Его Чуйков привез, ФСБ. И в Чечне приняли.
Джип Стаса подъехал к дому бабы Феклы, где теперь жил отец. Стас нажал на гудок — один раз… второй… третий…
Но никто не выходил из дома.
Алена и Стас переглянулись, открыли калитку, прошли через двор, постучали в дверь. Никто не отозвался. Стас толкнул дверь, она оказалась незапертой. Встревожившись, они вошли в дом и в изумлении замерли на месте.
Горница бабкиного дома была переоборудована в любительскую радиостанцию: вдоль стены на козлах были настелены свежеструганые доски, на них стояли допотопный ламповый радиопередатчик, несколько старых пленочных магнитофонов с бобинами, патефон с пластинками, еще какое-то оборудование. Такой же, на козлах, стеллаж вдоль соседней стены занимали подшивки газет «Знамя труда», «Аргументы и факты», «Известия», «МК», «Коммерсантъ» и прочих.
А перед радиопередатчиком сидел Петр Бочкарев с наушниками на голове и вещал в микрофон:
— Внимание! Говорит радиостанция «Народная волна». У микрофона Петр Бочкарев. Завершаю анализ антинародной прессы…
Увидев Алену и Стаса, он замахал на них руками и продолжил в микрофон:
— Совершенно ясно, что, несмотря на видимую свободу слова, никакой настоящей свободы у нас нет. Все газеты прославляют антинародный курс правительства, в то время как учителя голодают, шахтеры бастуют, детская смертность растет, а чечены похищают наших детей. Я призываю всех мыслящих людей России объединиться, пока не поздно, в новое правозащитное движение «Колокол»!
— Тьфу ты! — сказал Стас в сердцах. — Опять за свое! Лучше бы ты кололся, отец!
Бочкарев недовольно выключил микрофон и завел патефон. Пластинка закрутилась под иглой, и в воздухе прозвучало: «Вставай, страна огромная! Вставай на смертный бой…»
— А где твоя малолетка? — спросила Алена отца. — Я ее тот раз не застала, и опять… Прячешь, что ли?
— Ну, в школе она, — нехотя сказал отец.
— Как в школе? Она что, школьница еще?
— Ну… — подтвердил отец. — Одиннадцатый класс заканчивает.
— Во дает! — Стас крутанул головой.
— Папа, ты вообще соображаешь? — возмутилась Алена. — Тебя опять посадят!
— Почему? Ей уже семнадцать лет… ну, будет через месяц.
— Нет, это ж подумать! Она младше меня!..
— Дети! — перебил Бочкарев. — Это вы подумайте! Я пятнадцать лет отсидел! Без женщин. Имею право пожить. Как Мандела!
Телефонный звонок прервал эту беседу отцов и детей. Алена поспешно зарылась в своей сумке, достала мобильный.
— Алло! Да, это я. Посылка? Какая посылка? Откуда? Хорошо, уже еду! — Алена дала отбой и сказала Стасу: — Это Виктор с почты. Мне из Чечни посылка.
Оставив Стаса с отцом, Алена выскочила из дома, пробежала в сарай и, подняв крышку в полу, спустилась в погреб.
Там снова были изменения — на полках вместо оружейного арсенала Стаса лежали высоченные стопки старых газет и правозащитной литературы. Алена раздвинула эти стопки, толкнула «живой» кирпич в стене, по локоть сунула руку в открывшуюся дыру и извлекла пластиковую сумку — ту самую, в которую по дороге из Шереметьева сложила двести тысяч долларов. Теперь она достала из этой сумки десять пачек, завернула в несколько старых газет и сунула обратно в тайник. Поставила кирпич на место, а с сумкой, в которой осталось сто тысяч долларов, полезла по лесенке вверх.
166
Посылка оказалась пакетом, завернутым в грубую бумагу и перевязанным грязной бечевкой.
— Вот, — сказал Виктор. — На крыльце у почты лежало. Я утром стал почту открывать, вижу — лежит. То есть это не по почте пришло, а подбросили.
Алена выхватила пакет, попыталась порвать бечевку.
— Осторожно! — сказал Виктор. — А вдруг там взрывчатка…
— Да ладно! — отмахнулась Алена и повернулась к Стасу: — Нож есть?
— От них всего можно ожидать, — заметил Виктор.
— Дай сюда. — Стас забрал у Алены бандероль, достал финский нож на пружине и вспорол пакет. Из пакета выпали видеокассета и крохотный сверток. Стас передал кассету Алене и спросил у Виктора: — У тебя видик есть?
— Есть, но старый, «Самсунг».
— Сойдет. — Стас развернул сверток. В свертке лежал обрубок мизинца — две фаланги с ногтем.
Алена обмерла:
— Боже! Это Настин палец!..
— Ну, курвы! — выругался Стас.
В задней комнате сельской почты, где жил теперь Виктор, видеокассета нырнула в щель видеомагнитофона, Виктор нажал кнопку «Play». На экране телевизора возник какой-то полутемный подвал и Настя в лохмотьях — избитая, с синяками на лице и на шее. Мужчина в камуфляже и с маской на лице завязал Насте глаза темной повязкой, усадил ее на стул, а ее левую руку положил на стол и прижал все пальцы, кроме мизинца. Второй мужчина в маске и камуфляже поднял секач, примерился и… одним ударом отсек мизинец.
Алена, глядя на экран, вскрикнула и, кусая кулаки, спрятала лицо на груди у Стаса.
— Звери… — сказал Стас, гладя ее по голове. — Ну, тихо, сестренка, тихо. Мы их достанем.
Алена лихорадочно достала из сумки свой мобильный телефон, набрала номер.
— Алло! ФСБ? Мне Чуйкова. Николай? Приезжайте за деньгами. Нет, не половину! Всё возьмите! Все двести пятьдесят! Только пусть отдадут ее! Сразу! — И, дав отбой, повернулась к Стасу: — Давай обратно к отцу. И — твой полтинник. Быстрей!
— Алена, это риск… — предупредил он.
— Ты что, не видел?! — сорвалась она в истерику. — Не видел?! Они ее режут!!!
Через час в Долгих Криках, сидя в машине Чуйкова, Алена из сумки выкладывала на заднее сиденье пачки стодолларовых купюр.
— Двадцать один… двадцать два… двадцать три… двадцать четыре… двадцать пять. Всё. Это всё, что есть. И вам еще триста…
— Нет, сейчас не нужно, — сказал Усман, складывая деньги в свой чемоданчик. — Когда привезу девочку, тогда отдашь. Я тебе доверяю.
— Вот, — сказала Алена Чуйкову, сидевшему впереди за рулем. — Я при вас отдала двести пятьдесят тысяч. Под вашу ответственность.
— Конечно, — сказал Чуйков.
— Не бойся, дочка, — тронул ее за плечо Усман. — Не все чеченцы звери. Есть и хорошие люди. Клянусь Аллахом, мы привезем твою сестру. Два дня до Чечни, два дня там, через неделю она тут будет.
Мать Алены принесла большую тяжелую сумку, подала Усману.
— Тут одежда для Насти.
— Спасибо, — сказал Усман. — Я передам.
— Все, — сказал Чуйков. — Мы поехали. Нам до Чечни тысячу восемьсот километров пилить!
Алена вышла из машины:
— В добрый путь.
Чуйков отдал ей честь и тронул машину, «ауди» выехала из двора. Мать Алены перекрестила машину вслед.
167
Артемка, сидя на полу, играл игрушечным танком, круша деревянные кубики и рыча, как танковый двигатель:
— Р-р-р-р-р-р… Бах по Грозному! Бах его! Ба-бах!..
Над ним, на экране телевизора, но без звука, шла очередная победная хроника чеченской войны: ракетные залпы по боевикам, атакующие танки, генералы в камуфляже у карты с планом завершающего сражения.
Мать Алены, сидя перед телевизором, нервно вязала, поджав губы.
Алена, стоя у кухонного стола, в сердцах колола орехи трубкой мобильного телефона.
— Не молчи! Не молчи! — в тихой истерике твердила она этой проклятой трубке. — Звони! Звони!
— Ты ее разобьешь, — заметила мать.
— Сегодня десятый день! — сказала Алена.
— Позвони в ФСБ.
— Там не отвечают!
— Звони еще раз.
Но телефон вдруг сам зазвонил.
Алена от неожиданности выпустила его из рук, трубка упала на пол, Алена подхватила ее, включила.
— Алло! Алло! Что?! Какая вторая посылка? Я вам деньги отправила! Как «с кем»? С Усманом! Что значит «никакого Усмана»? Он десять дней как уехал! Вы мне голову не морочьте! Где моя сестра? Дайте сестру к телефону! Настя! Ты жива? Что? — И, выронив трубку, Алена стала в истерике биться головой о стену.
Мать бросилась к ней, схватила за плечи:
— Перестань! Что? Что там?
— Мама… — тихо сказала Алена. — Они ей второй палец отрезали…
— А деньги? Где наши деньги?
— Нас кинули, мама, — мертвым голосом сказала Алена.
После отъезда Марксена их сельская церковь оказалась никому не нужна. Алена с матерью поставили зажженную свечку перед забитой досками дверью, стали на колени и принялись молиться, шепча:
— Пресвятая Дева Мария! Спаси нас и помилуй, помоги нам…
Глядя на них, Артемка, стоявший рядом с матерью, тоже опустился на коленки и стал повторять слова молитвы.
168
Пройдя по отремонтированному коридору РУБОПа, Алена свернула к комнате Дугина. Здесь, как и в коридоре, произошли изменения: на столе у Дугина появился компьютер, рядом с его столом возникли еще два допотопных письменных стола, за ними сидели два новых сотрудника. Правда, вторая половина комнаты была еще пуста, и вообще состояние необжитости не исчезло: на окнах по-прежнему не было никаких занавесок и на стенах — ничего, кроме карты с флажками.
Алена подошла к столу Дугина и положила перед ним исписанный лист бумаги.
Дугин поднял на нее глаза:
— Что это?
— Заявление министру. Как вы сказали.
Дугин взял заявление, прочел и снова посмотрел на Алену. Она явно изменилась с тех пор, как он ее видел, — похудела, почернела лицом, а в глазах появилась та остервенелость крайнего отчаяния, которая свойственна всем родителям заложников, мотающимся по инстанциям в поисках помощи.
— Двести пятьдесят тысяч? — сказал Дугин.
— Да, — сухо ответила Алена.
Дугин сокрушенно покачал головой:
— А вы сообщили в ФСБ?
— Нет.
Дугин повернулся к своим сотрудникам:
— Слыхали, ребята? Это уже третий случай. Наши российские, аферисты работают заодно с чеченскими.
Алена молча положила перед ним видеокассету и сверток. Сверток сама же и развернула, в нем были мизинец и безымянный палец Насти.
— Вы можете передать это вашему министру?
Дугин посмотрел на нее, ответил после паузы:
— Садитесь, девушка. Будем работать. С какого телефона вы общались с похитителями?
Алена положила перед ним свой мобильный телефон.
— Номер? — сказал Дугин.
— 095-774-32-17.
Дугин повернулся к компьютеру, вызвал на экран какой-то файл и в окошко команды «найти» впечатал номер 095-774-32-17. Компьютер негромко затрещал, включаясь на поиск.
— Мы тут одного немца вытаскивали, — сказал Алене Дугин. — Его жене даже в Мюнхен звонили из Чечни, тоже по мобильному. Пришлось с «Билайном» наладить отношения…
На экране компьютера появилась надпись:
ИНФОРМАЦИЯ НЕДОСТУПНА. ВАШ КОМПЬЮТЕР ПРОВОДИТ НЕЛЕГАЛЬНУЮ ОПЕРАЦИЮ И БУДЕТ ОТКЛЮЧЕН ЧЕРЕЗ ТРИДЦАТЬ СЕКУНД
Дугин взял Аленин мобильный телефон, набрал какой-то номер.
— Алло! — сказал он в трубку. — «Билайн»? Валентина Андреевна, это капитан Дугин лезет в вашу систему. Здравствуйте. Откройте мне по электронной почте реестр на 774-32-17. Да, я с него говорю. Спасибо.
Надпись на экране тут же исчезла, вместо нее появился столбик цифр с кодом Чечни и телефонными номерами.
Дугин пояснил Алене:
— Вот с этих номеров вам звонили. Это из Шали… Это из Аргуна… Из Гудермеса… Это Нижние Атаги, это Верхние Атаги… Судя по датам, девочку каждые две недели перевозят из одного места в другое. Но чаще всего повторяется вот этот телефон. Сейчас мы им позвоним. — Он набрал номер на своем служебном телефоне, подождал и сказал: — Алло! Это майор Дугин из Москвы, из РУБОПа. Пожалуйста, слушайте меня внимательно. У вас находится заложница Настя Бочкарева из Тверской губернии. Нету? Ничего, если хорошо поищете, найдете. Слушайте дальше. У меня есть разрешение министра обменять похищенных детей на ваших пленных…
Алена изумленно посмотрела на Дугина.
Он извлек из ящика толстую серую папку, открыл, достал из нее какие-то списки и продолжал в телефон:
— Значит, из вашего района у нас сидят по тюрьмам… Да, три ваших полевых командира из Аргуна сидят: Рамис Хайрулин, Магомет Хуцилаев и Руслан Губаев. За кого из них отдадите девочку? Нет, не за трех! Только за одного! Как хочешь, даю тебе время до завтра. Только имей в виду: если у девочки еще хоть один волос упадет с головы, я лично все волосы отрежу этим командирам в другом месте. Вместе еще кое с чем. Ты меня хорошо понял? Нет, ты сам мне позвонишь. Запиши мой телефон: 204-89-30. Все, конец связи. — Дугин дал отбой и поднял глаза на Алену: — Вы слышали. Они позвонят. Приходите завтра.
Но Алена, наоборот, села на стул, сказала:
— Спасибо. Теперь я отсюда уже никуда не уйду.
Дугин усмехнулся:
— Знаете, у нас есть другие дела…
— А у меня нет, — сказала Алена.
169
— Заключенный Магомет Хуцилаев — на выход!
Двое заключенных, сидевших в камере строгого режима, заученно стали лицом к стене, руки подняли за спиной на уровень лопаток — так, что их головы уперлись в стену. Затем, согнувшись и двигаясь спиной к выходу, Хуцилаев подошел к двери, охранник надел ему наручники, грубо выдернул из камеры и подтолкнул по тюремному коридору:
— Пошел!
— Куда меня?
— Иди, иди! Там узнаешь…
Тем временем майор Дугин подписал у тюремного начальства документы о приемке-сдаче заключенного и через несколько минут вместе с двумя своими сотрудниками-собровцами вывел Магомета Хуцилаева за ворота лагеря к милицейскому «уазику». В «уазике» их ждали Алена и местный начальник милиции с лицом ханты-мансийского божка. По протаивающей под теплым солнцем тундре хант довез их до Салехардского аэропорта. Здесь они вместе с Хуцилаевым пересели на алюминиевые, вдоль борта, сиденья военно-транспортного «Антона», и собровцы пристегнули наручники Хуцилаева к стенной переборке. Сделав разворот над Обью, самолет полетел на юг, в Москву. Через шесть часов под Москвой, на Чкаловском военном аэродроме — новая пересадка, в грузовой «Ил-62» с пополнением для чеченского фронта.
Вылетели ночью, на рассвете сели в Минеральных Водах, перегрузились на армейские грузовики с крытыми брезентом кузовами и в полдень прикатили в Моздок.
В Моздоке была обстановка прифронтового города: на улицах полевые кухни, грузовики в камуфляже, танки, санитарные «уазики», солдаты с автоматами, выздоравливающие раненые на костылях, армейские врачи и медсестры. На перекрестках местное население торговало семечками, фруктами и чебуреками.
Колонна грузовиков, обогнав какую-то группу женщин с плакатами, притормозила перед проходной в армейский штаб. Дугин, собровцы, Хуцилаев и Алена спрыгнули на землю, Дугин сказал Алене:
— К сожалению, дальше вас не пропустят. Здесь штаб.
— Ничего, я подожду.
— Тут рядом гостиница.
— Нет, я буду здесь…
Колонна грузовиков ушла на юг, к чеченской границе. Дугин предъявил свои документы в проходной и вместе с собровцами и Хуцилаевым исчез в здании штаба. Алена оглянулась на группу приближающихся женщин. Те несли самодельные плакаты:
ГДЕ МОЙ СЫН ЕГОРОВ ВИТАЛИЙ?
ИЩУ СЫНА, СЕРЖАНТА ОЛЕГА ГАВРИЛОВА ИЗ ПЕНЗЫ, 1980 ГОДА РОЖДЕНИЯ
ГЕНЕРАЛЫ! ГОД НАЗАД ВЫ ВЗЯЛИ У МЕНЯ СЫНА ПЛИЩУКА СЕРГЕЯ ПЕТРОВИЧА. ГДЕ ОН?
Женщин было немного — с десяток. Но когда они молчаливо, не говоря ни слова, стали перед окнами армейского штаба, там возникла беготня, суета и нервозность. Потом к женщинам выскочил какой-то капитан, сказал суетливо:
— Уходите! Сейчас начнется артобстрел!
— Мы никуда не уйдем!
— Я из управления по связям с общественностью. Вы понимаете, что я вам говорю?
— Мы будем говорить только с командующим!
Но тут грохотнуло так, что даже в штабе задрожали окна.
— Уходите! Не до вас! Завтра придете! — закричал капитан и убежал в штаб.
Женщины, однако, никуда не ушли, и Алена тоже. Гдето за городом ракетные установки палили в сторону Чечни с такой силой, что даже тут, над Моздоком, воздух раскалывался с сухим парусиновым хрустом. А потом в небе прозвучал низкий вибрирующий рокот тяжелых «черных акул», и земля стала вздрагивать от дальних бомбовых взрывов…
В штабе майор Дугин, пальцем затыкая одно ухо, прижимал ко второму телефонную трубку и кричал:
— Что? Громче! Не слышу! Вас бомбят? Девочку прячьте! Девочку от бомбежки прячьте, Настю Бочкареву! Что? Да, Хуцилаев здесь, со мной! Где будет встреча? В Каурском ущелье? Нет, это на вашей территории, так не пойдет. Только в нейтралке, в зоне отчуждения! Ищерская долина? Хорошо, завтра в семь утра. Нет, в семь утра, и не позже! Нас будет пятеро, и вас только пятеро!
170
Ночью милицейский микроавтобус — без фар, при свете луны — медленно пробирался по горной дороге. В микроавтобусе Дугин сидел за рулем, рядом сидела Алена, два собровца с автоматами были сзади, стерегли Хуцилаева.
Вдали были видны сполохи взрывов, слышалась канонада. Но здесь, в предгорьях, было тихо или казалось, что тихо. Дугин, похоже, был тут не впервой — он вел машину не спеша, но уверенно и где-то за полночь добрался до места, которое искал, — небольшой пещеры над обрывом, с которого открывался вид на долину.
Хуцилаева, скованного наручниками, положили в глубине пещеры, ближе ко входу расположились Дугин, Алена и один из собровцев, второй занял место дозорного возле спрятанного за валуном микроавтобуса.
Коротая время до рассвета, курили в кулак и негромко разговаривали.
— У тебя нет детей? Напрасно, — говорил Алене Дугин. — А я богатый — у меня трое. Старшей уже двенадцать, средней семь, а младшему три. Команда!..
— Блин! — с досадой сказала Алена.
Дугин встревожился:
— Что такое?
— Да ну! В кои веки встретила приличного мужика, так и тот занят! Твоя жена не боится тебя отпускать? Я имею в виду — не сюда, а вообще, по жизни…
Дугин усмехнулся:
— Знаешь, кто не рискует, тот не пьет шампанское. Я ей пятнадцать лет назад сказал: если выйдешь за меня, я к сорока годам буду генералом. Ей восемь лет терпеть осталось.
— А сколько ты получаешь?
— Две двести.
— Чего?
— Рублей, конечно.
— В месяц?! — изумилась Алена.
— Ну да…
— Как же вы живете?
— А вот так.
— Нет. Так не бывает.
— Бывает…
— Едут, товарищ майор, — сообщил дозорный.
Дугин выглянул из пещеры. Оказывается, уже светало — блекло, как перед рассветом.
— Вон их сколько! — Дозорный показал вниз, в долину, по которой катили джип, «Волга» и грузовик с вооруженными чеченцами.
— Ладно, выступаем, — сказал Дугин. — Хуцилаеву подъем.
Собровцы разбудили Хуцилаева, вывели его из пещеры к микроавтобусу. Алена хотела занять свое место на переднем сиденье, но Дугин приказал:
— Нет, теперь ты назад.
Хуцилаев и два собровца тоже сели на задние сиденья, один из собровцев, глядя в окно, заметил:
— Там стволов тридцать…
— Ничего, поехали. — Дугин вывел машину на дорогу и покатил вниз, навстречу чеченцам.
В долине, метрах в тридцати друг от друга, они остановились.
Дугин вышел из микроавтобуса, а в кузове грузовика двадцать чеченцев вскинули автоматы и взяли его на прицел. После этого из джипа вышли трое бородатых чеченцев в папахах, с автоматами на груди.
— Я же вам сказал: нас пятеро и вас пятеро, — проговорил Дугин.
— Плевал я на то, что ты сказал! — ответил один из бородачей. — Здесь наша земля! Как мы скажем, так и будет. Где Хуцилаев?
— Сначала девочку покажите.
— Нет, девочка есть девочка! — пренебрежительно сказал бородач. — На нашей земле мужчина всегда первый!
Дугин показал на боевиков в кузове грузовика.
— Пусть стволы уберут. Иначе не покажу.
Бородач что-то приказал боевикам, те опустили стволы «калашниковых».
Дугин откинул дверцу микроавтобуса, рывком выдернул из него Хуцилаева до половины его корпуса и тут же приставил пистолет к его голове.
— Вот Хуцилаев. Девочку покажите.
— Да, это Хуцилаев, — сказал бородач. — А где остальные?
— Какие остальные? — удивился Дугин.
— Мы тебе на твоем русском языке сказали: за девочку три командира — Хуцилаев, Хайрулин и Губаев.
И бородач крикнул что-то по-чеченски боевикам, те, стоя в кузове грузовика, снова вскинули автоматы на Дугина.
А бородач и два его соратника, улыбаясь, направились к Дугину.
— Бросай пистолет, дурной башка! Мы вас всех берем в заложники! — Бородач, приближаясь, заглянул в микроавтобус: — О, смотри, кого он привез! Еще одну бабу…
— Стоять! — перебил его Дугин. — На горы посмотри!
Бородачи и остальные чеченцы посмотрели по сторонам.
В лучах восходящего солнца все горы, окружающие долину, бликовали прицелами снайперских винтовок.
— Пять шагов назад, живо! — приказал Дугин бородачам.
Те, пятясь, отступили.
Дугин вытащил Хуцилаева из микроавтобуса.
— Девочку! — потребовал Дугин у чеченцев.
Бородач открыл дверцу «Волги», из машины почти выпала Настя — босая и в каких-то лохмотьях.
— Алена, это она? — негромко спросил Дугин.
— Настя! — закричала Алена, выглядывая из автобуса, и рванулась наружу, но двое собровцев схватили ее, удержали внутри.
А Настя встрепенулась:
— Алена! — И побежала к микроавтобусу.
Один из бородачей вскинул автомат, но Дугин быстро перевел на него свой пистолет:
— Не смей! Убью!
Рядом с ним тут же возникли два собровца, один из них уже держал пистолет у головы Хуцилаева.
Бородач опустил автомат.
Настя добежала до Алены, и Алена схватила ее, прижала к себе, втянула в микроавтобус.
Дугин кивком головы приказал собровцу отпустить Хуцилаева.
Хуцилаев — руки в наручниках — побежал к чеченцам.
— Эй! Ключ! — вдогонку ему крикнул Дугин.
Хуцилаев обернулся.
Дугин бросил ему ключ от наручников, ключ упал на землю между Хуцилаевым и Дугиным. Хуцилаев вернулся и нагнулся за ключом, словно поклонился Дугину. Потом схватил ключ и побежал к своим.
171
Дома, в Долгих Криках, по случаю освобождения Насти было, конечно, застолье — соседи, Жуков, Виктор-почтарь, Алена и Роман, который явился мириться с матерью Алены. Настя, сидя за столом, рассказывала:
— Они меня перевозили постоянно. Каждые десять дней — в новый пункт. Шали, Аргун, Гудермес, Нижние Атаги, Верхние Атаги… Селили в чеченских семьях, я там делала всякую домашнюю работу. Один раз, кстати, я там видела еще одну девочку-заложницу, Аллу Гейфман, из Саратова. Она показала мне свою руку, ей отрубили два пальца и отправили ее отцу. Но ко мне относились нормально. Один раз, правда, охранник стал приставать, я с ним целую ночь боролась. Но утром я пожаловалась хозяевам, и больше я его не видела. А били меня девчонки-чеченки, у которых я в семьях жила. Потому что они должны были все время быть со мной, за мной следить. А у них были свои дела. И оттого, что я для них была обузой, они меня били. Каждый день. А потом пришли эти в масках, отрубили мне мизинец. Потому, когда они второй раз пришли в масках, я сразу догадалась: сейчас мне отрубят и второй палец. Я стала плакать, просить: не надо, не надо!.. Один закричал: «Молчи! Или всю руку отрежем!» Потом мне надели повязку на глаза, сделали укол. Но я все равно все чувствовала — как резали палец, как хрустнула косточка…
— Все, все! — перебила Алена. — Я не могу это слушать! Я тебя здесь больше не оставлю. Ты поедешь со мной во Францию, к Маргарите.
Но тут, нежданный, явился Руслан — прямо из больницы. Роман радостно ринулся ему навстречу:
— Ой, Русланчик! Выздоровел!
В ответ вдруг Руслан молча ударил Романа кулаком в лицо.
— Ты что? За что? — опешил Роман.
А Руслан выхватил из-за пояса нож:
— Ты знаешь, за что! Я твой голос узнал! Это ты навел на нее чеченцев! Сколько ты на этом заработал? Говори, сука! Настя, покажи руку! Сколько они тебе пальцев отрезали?
Настя подняла руку без двух пальцев.
Руслан, сверкая белками глаз и размахивая ножом, закричал:
— Палец за палец! Я лично тебе отрежу! А потом вообще…
Алена вмешалась, прыгнула между ними:
— Нет! Хватит! Хватит этой резни! Вы тут все с ума посходили! Настя, собирайся! Ну их всех! Мы уезжаем!
Но Настя вдруг стала рядом с Русланом:
— Алена, я никуда не поеду. Я с ним остаюсь.