— И я подумал, а может, нам продать свою дачу? — Ну, слава богу, вот он и сказал.
— Дачу, — повторяет жена, глядя на него, — ты хочешь продать нашу дачу?
— Все равно мы теперь редко ею пользуемся, — говорит лавочник.
И это правда, прошло то время, когда они ездили туда каждую неделю, почему-то они перестали там бывать, а дальше им и подавно будет трудно сниматься с места.
Лавочник ждет, что ответит жена, но она ничего не говорит, просто сидит и смотрит на него, будто смысл его слов до нее не дошел.
— Как ты считаешь? — спрашивает лавочник. — Я, конечно, не собираюсь продавать, если ты против.
Жена его сидит какое-то время молча, кажется, что она думает сразу о многом и никак не может собрать свои мысли.
— Делай как знаешь, — говорит она наконец.
И только. Лавочник надеялся, что она его поддержит, что она его поймет, но она предоставляет решать ему самому, вот так-то, и, стало быть, он один будет в ответе, если они лишатся своей дачи, которую когда-то так любили и вполне могут опять полюбить. Он еще надеется, что она все-таки что-нибудь добавит, но она вдруг поднимается и уходит в кухню, и лавочник остается один и чувствует себя жалким и несчастным. Ему хочется встать, пойти к жене и сказать, что он передумал, они оставят дачу себе, он найдет какой-нибудь выход, но это невозможно. Никакого другого выхода нет: дача — или банк, а лавочник знает, что грабитель из него все равно не получится.
19
На курсах начали обращать внимание на слишком частое отсутствие Хенрика, ему уже трудно каждый раз придумывать новые причины своих пропусков. И то сказать, сколько болезней может быть у одного человека, а Хенрик за последнее время перенес немыслимое количество болезней. Но дальше так продолжаться не может, он все сильнее отстает от остальных, а у них уже скоро начнутся проверочные опросы и контрольные работы за первый квартал, и он понимает: если сейчас не взяться за дело всерьез, провал ему обеспечен. Хенрик решает покончить со своим разгильдяйством, начинает ходить на курсы каждый день, но многочисленные прогулы дают себя знать, он с ужасом обнаруживает, что остальные ушли за это время далеко вперед и он не в состоянии следить за происходящим на уроках, потому что представления не имеет обо всем том, чем они сейчас занимаются. Хенрик пытается слушать внимательно и проявлять активность, но он безнадежно отстал и непрерывно попадает впросак на потеху всему классу. И мало-помалу он снова погружается в привычную апатию, уроки тянутся бесконечно долго, а Хенрик полудремлет или же рисует голых девиц, но и это его уже не увлекает, и он тупо и безучастно отсиживает положенные часы, довольствуясь тем, что изредка взглядывает на Сусанну, с которой он теперь никогда не разговаривает.
Но нет, так дело не пойдет, и Хенрик прекрасно это понимает. Квартальные зачеты приближаются с неумолимой быстротой, при одной мысли о них Хенрик испытывает панический страх, и этот-то страх становится силой, принуждающей его взять себя в руки. Он не может допустить провала, он знает, если он сейчас срежется, ему рассчитывать не на что, абсолютно не на что, он должен вытянуть и он вытянет, иначе ему конец. У него такое чувство, будто вся его жизнь поставлена на карту, не может быть, чтобы он не успел подготовиться, еще не поздно, он сумеет наверстать упущенное и нагнать остальных, если очень постарается и все подчинит этой цели.
И для Хенрика опять начинается совершенно новая жизнь. Каждый день, возвратившись с курсов, он, не теряя времени, садится за письменный стол и принимается за занятия. Он начинает буквально с азов, прорабатывает все то, что ему давно положено знать, но что прошло мимо него, потому что он спал на уроках или гулял в зоопарке. Это почти непосильная задача, столько у него накопилось прорех, во многом он не в состоянии самостоятельно разобраться, так что иногда у него руки опускаются. Но он не хочет сдаваться, он не отступает, Хенрик умеет быть настойчивым, когда ему приспичит, и он отмечает все непонятные места, а вечером идет к Енсу и Гитте и просит их помочь. Ему неприятно к ним обращаться, он знает, они будут поддразнивать его за то, что он до сих пор не знает таких простых вещей, но лучше уж пройти через это унижение, чем провалиться, и он, отбросив всякий стыд, задает вопросы и пропускает мимо ушей их насмешливые замечания.
— Похоже, ты не слишком надрывался, — говорят они, или:
— Это мы в первом классе проходили.
Пусть, они же просто так болтают, лишь бы помогли ему разобраться. Хотя они и подшучивают над ним, но помогают всегда охотно и безотказно, терпеливо объясняют все непонятное, и после этого Хенрик идет к себе и продолжает заниматься. Он сидит до поздней ночи, а утром никак не может проснуться, он побледнел и потерял аппетит, зачеты уже на носу, а у него все еще множество пробелов.
Но однажды утром Хенрик просыпается совсем больной. Он чувствует это, еще не поднявшись с постели, но все же через силу встает, ему нельзя пропускать уроки. Однако ноги его не держат, пол под ним начинает качаться, он едва не теряет сознание, и ему приходится снова лечь. Температура у него поднимается до сорока градусов, самочувствие ужасное, мать вызывает врача, и тот ставит диагноз: тяжелый грипп, возможно, в сочетании с переутомлением. Звучит это довольно-таки невероятно — чтобы Хенрик доработался до переутомления! Но мать подтверждает, что он каждый день занимается до глубокой ночи, и врач говорит, что такие вещи даром не проходят, рано или поздно они сказываются, во всяком случае, теперь Хенрику придется соблюдать строгий постельный режим и не вставать, пока не спадет температура.
Хенрик последнее время слишком часто разыгрывал из себя больного, а теперь судьба обрушила на него свой удар и он действительно заболел. Что ж, с каждым может случиться, но для него болезнь сейчас — настоящая катастрофа, ему еще столько нужно успеть, каждый день на вес золота. Он пробует заниматься в постели, берет учебники, но это безнадежно, все плывет у него перед глазами, и он откладывает книги и погружается в горячечное полузабытье. Несколько дней температура продолжает держаться, Хенрик мечется в постели, то обливается потом, то трясется в ознобе, его мучают странные видения и кошмары, которые повторяются вновь и вновь. Какие-то экзамены, вопросы, на которые он не может ответить, а в промежутках возникает Сусанна, она голая и убегает от Хенрика, но он гонится за ней и настигает, и тогда она протягивает ему листок бумаги, и Хенрик читает, что в нем написано, — это задача, и вот он уже опять сдает экзамен. В таком состоянии он валяется неделю, затем температура начинает спадать, но проходит еще неделя, прежде чем она опускается до нормы и ему наконец разрешают понемногу вставать с постели, — в результате он потерял массу драгоценного времени, которое ничем не возместишь.
Чувствует он себя скверно, слабость не дает ему долго оставаться на ногах, приходится часто ложиться отдыхать, тем не менее через два дня он отправляется на курсы. Хенрик бледен, у него кружится голова, а одноклассники смеются над ним и спрашивают, где это он так долго пропадал, прабабушка у него умерла или еще что-нибудь стряслось. Но ему не до смеха, он потерял почти три недели, которые могут оказаться решающими для его будущего.
И вот наступает пора зачетов, и все начинается с контрольной по математике, и первую же задачу Хенрик бросает, даже не пытаясь ее решить, потому что не знает, как к ней подступиться. Обстановка в классе какая-то зловещая: каждый сидит за отдельным столом, и между столами порядочное расстояние, чтобы нельзя было переговариваться и подглядывать, а если кому-нибудь надо в туалет, то он идет не один, а с провожатым. Такая обстановка совсем не располагает к спокойной работе, Хенрик нервничает, он чувствует, что в задачах, которые он вроде бы решил, что-то не так: то у него не разделилось без остатка, то ответ выглядит очень уж странно. Он выписывает все ответы на бумажку, а когда затем сверяет их с результатами, которые получились у остальных, то они не сходятся ни для одной задачи, и, разумеется, можно предположить, что он — единственный, кто правильно решил, но ему все же не верится.
Дальше дела у него идут с переменным успехом, и он попеременно то полон оптимизма, то впадает в отчаяние, но, когда все зачеты остаются позади, он почти не сомневается, что ему грозит отчисление. Однако в самой глубине его души вопреки всему теплится надежда: быть может, результаты не настолько плохи, как он себе представляет, и он все же с грехом пополам проскочит; но по мере того, как время идет, надежда становится все слабее и под конец совсем угасает. Тем не менее, когда комиссия объявляет ему свое решение и он узнает, что отчислен, это для него страшный удар.
Хенрик провалился, все его усилия были напрасны, — едва сдерживая слезы, он бормочет что-то насчет своей болезни, но в ответ ему только улыбаются, действительно, они уже и сами заметили, что со здоровьем у него неблагополучно, но ничего не поделаешь, придется ему в будущем году начать все сначала, а сейчас, если у него есть желание, он может, пожалуйста, до конца года продолжать ходить на уроки в свой класс.
Хенрик точно оглушен случившимся, он не может сейчас идти домой и слоняется по улицам как неприкаянный. Он не знает, как он сообщит об этом родителям, отец, конечно, придет в ярость и, скорее всего, не позволит ему еще раз попытать счастья в будущем году. А что скажут Енс и Гитте — Хенрик теперь не посмеет взглянуть им в глаза. Он все бродит и бродит, все думает и думает в бессильном отчаянии, ах, как бы он хотел повернуть время вспять и начать все сначала, он бы повел себя совсем по-другому, он бы старался изо всех сил — если б только можно было все переиграть. Он пытается убедить себя в том, что не виноват в своей неудаче, ведь он же болел и сильно отстал, он даже к зачетам не успел как следует выздороветь. Обстоятельства сложились так неблагоприятно, что бессмысленно было на что-то надеяться, говорит он себе, но в то же время он понимает, что это не вся правда.