«Вся Италия говорит о датской девушке», — гласит один из заголовков, и фру Могенсен читает про датскую девушку, о которой судачит вся Италия. Хорошо же им там живется, если не о чем больше говорить, кроме как об этой датской девушке, — но нет, такие мысли не приходят в голову фру Могенсен. Она любит рассказы про удачливых людей, которые добиваются успеха в жизни, и прочитывает статью от начала до конца, а потом листает газету дальше, пока не дойдет до объявлений о кончинах и телевизионных программ.
Фру Могенсен приходится нелегко: муж ее последнее время ходит сам не свой, и она знает причину, но вынуждена притворяться, будто ничего не замечает. Она не раз пробовала завести с ним разговор, но стоит ей подступиться к главному, как он тотчас замыкается. Не хочет он с ней об этом говорить или не может, он хочет сам справиться со всеми трудностями. Когда-то они сообща занимались делами, она ведь тоже вложила свои деньги в этот магазин, и первые годы они работали вместе. А теперь она стала не нужна, она приходит в магазин только в дни, когда особенно много покупателей или если мужу надо пойти к зубному врачу или в парикмахерскую; когда-то это был и ее магазин, а теперь это магазин ее мужа, и он даже не хочет говорить с ней о нем, предпочитает один со всем разбираться.
Но она знает, что дела идут неважно и жить им надо экономно. Сейчас мертвый сезон, говорит ее муж, люди сидят без денег. Такая уж сложилась обстановка, пусть она не думает, что трудно им одним, все торговцы переживают тяжелый период, потому что у людей сейчас мало денег. И надо как-то продержаться в ожидании лучших времен, что поделаешь, так оно всегда и идет, то в гору, то под гору, к этому заранее надо быть готовым, если занимаешься торговлей.
Супруги Могенсен, как и их соседи, живут теперь богаче, чем когда они только въехали в эту квартиру. В ту пору они ничего не имели, кроме магазина, а теперь у них есть и телевизор, и машина, и дача в северной Зеландии. Но последнее время будто что-то застопорилось, не то чтобы они совсем обеднели, но они как бы начали отставать от прочих жильцов. Автомобиль у них довольно-таки старый и отнюдь не может служить украшением шеренги машин, стоящих возле их дома, фру Могенсен знает, что соседи на него косятся. Старый автомобиль наносит ущерб репутации всего дома, и она стыдится своей машины. Остальные жильцы вот-вот обойдут их и оставят позади, и она не сомневается, что все это замечают. Если и дальше так будет продолжаться, в один прекрасный день они опустятся настолько ниже уровня остальных, что будут среди них как белые вороны, и что тогда делать? Придется куда-то переезжать, не дожидаться же, пока их выживут, но она так любит свою квартиру, да и где они найдут другую?
У фру Могенсен есть время поразмыслить, ведь прибраться в квартире недолго, а дальше чуть не весь день в ее распоряжении, только к вечеру надо сготовить что-нибудь горячее. Она не знает, куда себя деть, никому она больше не нужна и чувствует себя лишней и заброшенной, ей совершенно нечем заняться.
У человека должно быть какое-то увлечение, и с недавних пор у фру Могенсен появилось свое увлечение. Неподалеку от их дома открылся новый универсальный магазин с кафетерием на втором этаже, и в этом кафетерии установлены игорные автоматы. Кидаешь монетку в двадцать пять эре, тянешь за ручку, и если выпадает счастливая комбинация, то из автомата сыплются металлические жетончики. При большом везении можно выиграть полный банк, и тогда насыплется разом столько жетончиков, что просто невероятно. Желающих поиграть всегда много, и, если хочешь занять автомат, лучше приходить пораньше, поэтому фру Могенсен торопится в кафетерий, как только закончит уборку. У нее припасена стопка монет по двадцать пять эре, и она сует их в прорезь и дергает за ручку, и если повезет, то выигрывает несколько жетончиков, которые ни на что, кроме игры, не годятся. Власти, радея о маленьком человеке и желая уберечь его от беды, запрещают всякую игру на деньги, поэтому кидать в автомат настоящие деньги можно, пожалуйста, а вот из автомата настоящие деньги высыпаться не должны — только жетоны. И администрация магазина развесила большие объявления, в которых четко и недвусмысленно сказано, что полиция запрещает всякий обмен жетонов на деньги, равно как жетоны не могут служить в качестве знаков оплаты при покупке товаров в магазине или закусок и напитков в кафетерии. Тут честная игра, каждый знает, на что он идет, и никто не может пожаловаться, что его надувают.
Фру Могенсен способна простоять у автомата несколько часов подряд. Она бросает деньги и дергает за ручку, и если выигрывает, то даже не вынимает насыпавшиеся жетончики, пока не истратит все монетки до одной. Только после этого она выгребает добычу. Главное — растянуть игру как можно дольше, если повезет, то сравнительно небольшой суммы хватает чуть не на целый день. У фру Могенсен, собственно, и денег-то нет на эту игру, она, конечно, совладелица магазина, но отстранена от всякого участия в делах, ей даже на хозяйство не дают твердой суммы, всякий раз приходится выпрашивать то на одно, то на другое. Мужу ее кажется, что она неэкономно расходует деньги, но ему и раньше всегда так казалось, до того, как она начала играть. Мало ли что ему кажется, у нее не так уж много удовольствий в жизни, а это ее единственное увлечение. Часами она может, забыв обо всем на свете, кидать в прорезь монетки и дергать за ручку, а когда ей случается выиграть полный банк, так вроде и день прожит не зря, хотя этот выигрыш совершенно ни на что нельзя употребить.
4
Лавочник нервничает, им давно завладела навязчивая идея: он хочет своими глазами увидеть этот супермаркет, причину всех своих несчастий. Он хочет дознаться, что же у них там есть такого, чего нет у него и что как магнит притягивает людей. Он должен выведать их секреты, позаимствовать у них какие-то идеи, чтобы успешно с ними конкурировать, ведь наверняка дело не только в ценах, не могут они быть уж настолько ниже, видимо, есть что-то еще, что служит приманкой для покупателей, он должен разнюхать, что именно, для него это вопрос жизни или смерти.
Однако не так-то просто выбраться в супермаркет, ведь часы их работы совпадают, а он один у себя в лавке и не может отлучиться. Но однажды утром он принимает решение: все, хватит откладывать. Он говорит фру Могенсен, что у него разболелись зубы и хорошо бы она сменила его во второй половине дня, он должен сходить к зубному врачу. Собственно, можно бы ничего и не сочинять, жена, конечно, сочла бы естественным его желание посмотреть супермаркет, но у него почему-то язык не поворачивается посвятить ее в свой план, ему даже слово «супермаркет» и то трудно выговорить, у него такое чувство, будто он замышляет что-то постыдное, собирается заняться грязными делишками, чем-то вроде шпионажа.
Когда фру Могенсен приходит в лавку, он снимает рабочий халат и надевает пиджак. Вид у него угрюмо-напряженный, и жена сочувственно осведомляется, сильно ли болит.
— Болит? — переспрашивает он и секунду смотрит на нее в недоумении. Но потом вспоминает про зубного врача и поспешно вздыхает:
— Ох, так дергает, мочи нет, наверно, воспаление надкостницы.
Фру Могенсен жалеет его, бедняжку, у нее сегодня хорошее настроение: до того, как сюда прийти, она успела целых два раза выиграть полный банк. Она говорит, что пора ему всерьез заняться зубами, вырвать все гнилые и заказать себе вставную челюсть, и раз уж он будет у врача, то пусть воспользуется случаем. Но лавочник и слышать об этом не хочет, болит-то всего один зуб, может, там еще и нет никакого воспаления надкостницы. Бывает же очень сильная боль, хотя на самом деле ничего опасного, а вообще зубы у него пока вполне приличные. И он торопится уйти, а то, чего доброго, придется согласиться на вставную челюсть — дороговато обойдется ему визит в супермаркет.
Немного погодя он уже стоит в дверях магазина, к которому питает такую ненависть, хотя еще даже не видел его. Зал огромный, народу масса, из невидимых репродукторов льется приглушенная, ласкающая слух музыка, которая должна настраивать покупателей на нужный лад, крупные, четкие надписи оповещают о том, что помещение находится под постоянным контролем, что вносить в торговый зал сумки и портфели не разрешается и что каждый должен взять себе при входе ручную тележку для покупок.
Лавочник поспешно берет тележку и вкатывает ее в зал через дверцу, которая сама автоматически открывается перед ним и затем точно так же автоматически закрывается. Открывается она только снаружи, так что путь к отступлению отрезан, дальше трасса пролегает через весь магазин, между рядами тесно уставленных полок, чтобы закончиться у касс, и лавочнику ясно, что никуда не денешься, придется ему для вида что-нибудь купить. Если прийти к противоположному концу с пустой тележкой, это наверняка произведет неблагоприятное впечатление.
Лавочник идет между полками с разложенными на них соблазнительными товарами — протяни руку да брось себе в тележку. Все они расфасованы, и на упаковках проставлены цены, которые неизменно оканчиваются на 98: 1,98 кр., 5,98 кр., 7,98 кр., а на одной из упаковок значится даже 98,98 крон. Есть здесь и такие товары, каких лавочник никогда раньше не встречал, и названия у них странные: «Ай-да-суп», «Экстра-шик», «Мигом-варим», — причем не всегда понятно, что они собой представляют. Горы завлекательных товаров всех сортов и видов, так что даже лавочнику, который не чает избавиться от товаров, скопившихся в его собственном магазине, и то нелегко устоять против искушения заполнить свою тележку.
Покупателей в магазине множество, и лавочник с завистью следит за тем, сколько они набирают всякой всячины. Повертев в руках пачку «Экстра-шика» или «Ай-да-супа», они кидают ее в тележку, не потому, что это нужный им продукт, а просто так: стоит всего 1,98, отчего не взять, глядишь, пригодится. И еще один немаловажный момент: платить за покупки надо не сразу, а только при выходе, а это действует так же,