— Это та самая девушка, Зигги.
— О, красотка! — воскликнул он.
Но девушка продолжала удаляться.
— Эй! — окликнул я ее. — Мы не можем вас подвезти, а?
— Подвезти? — удивился Зигги. — Втроем на нашем мотоцикле?
— Куда вы направляетесь? — крикнул я. Теперь мне пришлось подняться во весь рост, чтобы видеть ее.
— Она сбежала из дома, Графф, — заявил Зигги. — Мы не станем этому потворствовать.
— Ниоткуда я не сбежала, — возразила девушка, не оборачиваясь на нас. Однако она остановилась.
— Я не думал, что она может услышать, Графф. И все же, — прошептал он, — она бежит из дому.
Девушка слегка обернулась к нам, по-прежнему прикрывая ноги узлом.
— Куда вы направляетесь? — повторил я.
— Мне предложили новую работу в Вайдхофене, — ответила она, — и я иду туда.
— А что вы делали до этого? — спросил Зигги.
— Я ухаживала за тетушкой, — сказала она, — в Санкт-Леонардо. Но в Вайдхофене у меня есть другая тетя, которая держит гастхоф. Она обещала мне жалованье и собственную комнату.
— А первая ваша тетушка умерла? — поинтересовался Зигги.
— Мы как раз собирались ехать в Вайдхофен, — перебил я его.
— Мы как раз собрались вздремнуть, Графф, — возразил Зигги.
Но девушка уже приблизилась к нам. Она подошла, прижимая узел к ногам и опустив вниз лицо, — глаза ее спрятались под длинными ресницами и тенью волос. Лицо, казалось, отражало золотисто-каштановый цвет ее косы. Она взглянула на мотоцикл.
— Для меня здесь нет места, — сказала она. — Где же я сяду?
— Между нами, — ответил я.
— А кто поведет?
— Я, — откликнулся Зигги. — А Графф будет нежно держать вас сзади.
— Вы можете надеть мой шлем, — добавил я.
— Правда? — обрадовалась она. — Вы не против?
— Только вам придется выпустить наружу вашу косу, — сказал Зигги. — Верно, Графф?
Но я поторопил его собрать наши рыбацкие принадлежности; сковородку мы остудили в реке. Девушка пыталась пристроить свой узел с бельем, привязав его вокруг пояса.
— Может, мне просто положить его на колени? — спросила она.
— О да, да, — кивнул я.
А Зигги ткнул меня в живот:
— Она настоящая худышка, Графф. Она не помешает тебе спокойно ехать.
— О, хватит тебе, Зиг, — прошептал я. — Прошу тебя, заткнись, ради бога.
— Судьба ждет, — пробормотал он. — Большой Медведь, Большая Медведица, как вы можете ждать?
Чего мы все ожидали
— Никогда так не ездила, — сказала девушка.
Когда она уселась позади Зигги, я втиснулся за ней, пристроив наш рюкзак на заднее крыло, чтобы можно было слегка откинуться назад.
— Меня не нужно держать, — сказала она. — Я и так тесно прижата.
Затем Зигги вздыбил мотоцикл и вырвался из канавы, что окружала сад; оторвав переднее колесо от земли, он снова опустил его настолько бережно, будто поцеловал дорогу. Заднее колесо вырвалось на свободу из мягкого грунта.
— Держите, — велела мне девушка; она на мгновение откинулась на меня, уронив косу на мои колени. Я обхватил ее коленями и прижал к сиденью. — Еще немного, — сказала она. — Вот теперь достаточно.
И мы выбрались из канавы на извилистую дорогу. Дорога была такой разбитой и твердой, что походила на точило для бритвы. Деревья, казалось, гнулись под тяжестью неба, но по-настоящему сгорбленными были мы — низко припадая к мотоциклу на крутом повороте и едва успевая распрямиться до следующего.
— Держите! — крикнула она. — Крепче!
Но мне некуда было пристроить свои ноги; каблуки ее сандалий покоились на моих подножках, и мне пришлось растопырить ноги в стороны, чтобы не обжечь их о выхлопные трубы. Я обнял ее за бедра, сведя вместе большие пальцы на ее позвоночнике.
— Так лучше, — поощрила она. — Так нормально.
Ветер подхватил пушистый конец ее косы, щекоча мой подбородок, но вся тяжесть косы золотисто-каштановым потоком упала мне на грудь; словно вино в бокал, она свободно струилась из-под шлема. Наклонившись немного вперед, я прижал косу к груди, и девушка плотнее припала к Зигги.
О, девушка! Как чудесны твои упругие лодыжки, переходящие в округлые икры!
Узел с бельем удерживал ее юбку на коленях, а локоть прижимал ее к бедрам; она засунула руки в знаменитые карманы Зигги с клапанами, как если бы спрятала их от ветра в муфту.
Ее волосы пахли восхитительней свежескошенного сена, слаще майского меда.
Мы плавно огибали повороты, мягко отбрасывая на берег гравий.
— Черт! — воскликнул Зигги. — Наш вес тянет нас вперед.
— Вы надели шлем задом наперед, — проговорил я ей прямо в ухо, щекотавшее мой нос.
— Сейчас это все равно, — отмахнулась она. — Лучше держитесь покрепче.
Я видел, как шлем почти закрыл ей глаза, торча горшком на голове; девушка захватила ремешок для подбородка зубами, из-за чего окончания ее слов звучали невнятно.
— Это Ибс! — прокричала она, и я через весь сад услышал плеск могучего потока, темного, как нефть, в тени растущих на дне поймы елей.
На следующем повороте мы снова увидели Ибс, только теперь журчание реки перекрывал шум водопада. Городок из грязно-серого камня со ржаво-красными крышами начинался там, где черный поток реки вспенивался — бурлил кипятком, белым и пузырящимся. Там же возвышались башни с развевающимися на них флагами кантона, а в сторону крепостного рва выходили укрепления со смотровыми щелями и бойницами. Изогнутые арки каменных мостов и маленькие, шаткие деревянные мостки нависали над расходящимися от реки протоками, пересекавшими улицы. И еще виднелись садовые участки блеклого, чахлого цвета городских рынков.
Но Зигги чересчур засмотрелся: при повороте он задрал колесо слишком высоко на насыпь, и гребень дороги встал поперек. Зигги забуксовал в гравиевой каше.
— О, черт! — ругнулся он. — О, черт, черт побери!
Край моей ягодицы сполз вниз, на заднее крыло; я опрокинулся назад, а моим бедным ногам не осталось места.
Поэтому мои пальцы на спине девушки разомкнулись, и я сунул руки под ее узелок между колен.
— Не смейте! — вскрикнула она. Ее локти под моими руками взлетели вверх, словно крылья испуганной куропатки; ее юбка задралась до самых бедер. Но я хотя бы успел мельком увидеть белую округлость ее ноги до того, как край второй моей ягодицы тоже сполз на крыло; я оказался втиснутым между сиденьем и рюкзаком, без малейшей возможности отыскать опору ногам и остановить свое сползание. Мой вес прогнул крыло; моему заду стало жарко от трения о колесо. И я сполз еще ниже. Сначала выхлопной трубы коснулась моя правая нога, серединой икры, но у меня не было другого выхода, кроме как продолжать тормозить мотоцикл.
Поэтому выхлопные трубы прилипли к моим икрам, словно бекон к грилю.
— О, он горит! — закричала девушка.
— Это правда, Графф? — удивился Зигги. — Господи! А я-то думал, что это мои тормоза.
Но разумеется, он не смог сразу остановиться в гравиевой каше на дне откоса; ему пришлось сначала преодолеть насыпь. Зигги загнал нас в низину у сада, потом снял меня с мотоцикла — через рюкзак, — хотя я припекся к выхлопным трубам и меня пришлось буквально отдирать.
— О, нам придется отмачивать твои брюки, чтобы снять! — воскликнул он.
— Ай! — застонал я. — О-о-о!
— Заткнись, Графф, — прикрикнул он на меня, — не то ты растеряешь остатки своего достоинства!
Я подавил стоны, рвавшиеся из моего горла; я не дал им выйти наружу — и они утонули, опустились в самые мои икры — мои липкие, забрызганные грязью икры, которые выглядели скорее оплавленными, чем обгоревшими.
— О, не трогайте их! — воскликнула девушка. — О, вы только посмотрите на себя!
Но я взглянул на нее, с ее съехавшим на глаза шлемом, и подумал: «Как бы мне хотелось отдубасить тебя и подвесить за твою чертову косу!»
— О! — причитала она. — Когда вы схватили меня, я не знала, что вы падали!
— О господи! — воскликнул Зигги. — Неужели он вел себя так отвратительно?
— О, заткись! — застонал я.
— Нам нужна ванна, чтобы замочить его в ней, — заявил Зигги.
— У моей тети есть ванна! — оживилась девушка. — Да, в ее гастхофе сколько хотите ванн!
— Это как раз то, что тебе надо, Графф.
— Так подсадите же его обратно, — велела девица. — Я покажу вам дорогу.
О, ветер ли это жалил меня и леденил мои ожоги? Я обнял девушку; она отбросила назад одну руку и прижала меня к себе. Но из моего нутра наружу рвались ужасные стоны — меня необходимо было чем-то заткнуть, поэтому я уткнулся ртом в ее шею, чтобы молчать и чтобы вкушать блаженство.
— Как вас зовут? — спросила она через ремешок во рту, и ее шея под моими губами залилась горячей краской.
— Не вынуждайте его говорить! — крикнул Зигги. — Он Графф.
— А я — Галлен, — прошептала девушка. — Мое имя Галлен.
«Галлен фон Санкт-Леонардо?» — сказал я сам себе в ее шею.
Итак, восседая втроем, мы погнали нашего зверя через город, выстреливая резкие тарахтящие звуки под своды арок, громыхая по закрытому высокому мосту.
— Вот твой водопад, Графф, — сказал Зигги. — Это водопад на Ибсе.
Но я передвигался губами по ее шее в поисках нового места для поцелуя. Мы уклонились от солнца в тень, и воздух уже не обжигал, поначалу теплый, потом прохладный — обдувающий словно мехом мои пылающие ноги, — и целый оркестр стонов едва не вырывался из моего нутра наружу.
— Мне так жаль, что вам больно, — сказала Галлен. — Я буду за вами ухаживать.
Но я не мог сжать ее так крепко, чтобы прекратить проклятое жжение; я лишь закрыл глаза, позволив ее волосам литься на них густым винным потоком.
— О! — воскликнула она. — О, теперь все будет хорошо.
Булыжник мостовой покрывала грязь; казалось, мы проделали по воздуху не одну милю. Подо мной бежали медведи, дуя на угли, оставленные на моих икрах каким-то злым демоном.
— Это же замок! — воскликнул Зигги. — Это не гастхоф, а целый замок!
Но меня это ничуть не удивило. С Галлен фон Санкт-Леонардо в качестве моей сиделки можно было ожидать чего угодно, в том числе и этого.