Может быть, это моя месть ему за то, что в момент нашего знакомства он взглянул на меня и скривился от отвращения? У меня тогда были длинные чёрные волосы и выкрашенная в зелёный чёлка, за которой я почти ничего не видела. Как бы там ни было, он-то понравился мне сразу. Такой красавчик, которого популярные исполнительницы обычно снимают в своих клипах и по которым потом вздыхают малолетки.
Но я точно не собираюсь нарушать правило номер пять.
Не влюбляться.
Влюбиться в Чернова? Да ну… бред.
Из моего рта вырывается нервный смешок вместе с облачком пара. Начинаю замерзать: куртку, выходя, накидывать не стала. Хотелось просто остыть и проветрить мозги. Ещё минут двадцать, и можно, сославшись на мигрень, вернуться в квартиру Чернова. Думаю, никто меня не потеряет и не обидится на скорый отъезд.
Хочу уже зайти внутрь, когда улавливаю какое-то движение в противоположном углу веранды.
В темноте краснеет небольшая точка, которая то поднимается, то опускается, и до меня долетает запах табака. Я втягиваю его носом, нисколько не брезгуя.
— Затянешься? — голосом любителя тройничков интересуется темнота.
— Воздержусь.
— Воздерживаться вредно.
— Что ты знаешь о воздержании? — хмыкаю, скрещивая руки на груди, всматриваясь в тёмный угол.
— Уделала.
— Прячешься от своих кукол Барби?
Красный огонек мелькает последний раз и гаснет. Марк выходит из тени, слегка прищурившись от яркого, бьющего из окон ресторана света. Блики от светомузыки пляшут по его красивому надменному лицу.
— Можно и так сказать, — будничным тоном заявляет он, останавливаясь рядом, пристально разглядывая меня. — Где Чёрный тебя раньше прятал?
— А что? Поспорил бы на меня?
— О! Он рассказал тебе о Библиотекарше? — Марк коротко хохочет. — И как у него успехи? Я почти уверен: в этот раз Чёрный продует.
В этот раз…
— Миша всегда выигрывает?
Не знаю, зачем спрашиваю, потому что ответ, несомненно, очевиден.
— Последние два года — да. А до этого мой брат тащил.
— А ты?
— А я знаю развлечения поинтереснее, чем спорить на девственниц, — говорит Марк, — например, спать с недевственницами.
— Или с двумя одновременно?
Кто тянет меня за язык?
— Или с тремя, дорогуша.
Марк поигрывает бровями.
— Фу, — брезгливо отшатываюсь, скривив губы. — Тебя нужно продезинфицировать, прежде чем выводить в люди.
— Ты мне понравилась, — ничуть не обидевшись, произносит Марк, направляясь в сторону двери. — Забавная. С тобой весело. Чернову повезло.
— Даже не надейся. Я серьёзно, — открещиваюсь от него. — После того, что ты мне о себе рассказал, у тебя нет шансов, дорогуша.
— Вот об этом я и говорю. Короче, у нас с братом на выходных движ за городом будет. Заскучаешь, подкатывай. Можешь даже Чёрного взять.
Дверь распахивается раньше, чем Марк успевает до неё добраться.
Чернов молча переводит взгляд со своего друга, или кто он там ему, на меня и прищуривается, словно в чём-то подозревает. Не собираясь облегчать ему задачу, мы с Марком молчим и переглядываемся в ответ.
— Сдурела? Куртка где? — вдруг не без раздражения говорит Миша, наконец останавливаясь глазами чётко на мне. — Внутрь зайди.
— Тебя забыла спросить, что мне делать и как, — огрызаюсь в ответ, но слушаюсь.
Протиснувшись мимо, оставляю парней одних и, не оборачиваясь, иду к своему месту. Пытаясь пробраться через битком набитый танцующими людьми зал. По-моему, на этом празднике все уже достигли определённого градуса веселья, и никто не заметит моего исчезновения.
Я подхватываю свою сумку и, найдя в толпе именинницу, кричу ей на ухо о своём отъезде. Не знаю, поняла ли меня Анна, но она беспечно машет мне рукой, не прерывая танцев.
Одевшись, вызываю себе такси. Время уже перевалило за полночь, поэтому мне долго не могут назначить машину. Я вышагиваю на расчищенном крыльце из стороны в сторону, прислушиваясь к звукам праздника, доносящимся изнутри.
Телефон издает писк входящего сообщения.
— Наконец-то… — бормочу, бросая взгляд на экран.
Только вместе с оповещением о назначенной машине приходит ещё одно сообщение.
Номер скрытый, а внутри большой, на несколько мегабайт, вложенный файл.
Смотрю на него, не моргая, чувствуя, как внутри всё сжимается в комок от удушающего страха и паники.
Глава 10
На следующее утро весь нападавший за выходные снег начинает таять и течь ручьями вдоль тротуаров, прямиком в сливные каналы. А на самих тротуарах всё просто превращается в грязное месиво, которое ассоциируется у меня с началом весны, а никак не с ноябрём.
Я выхожу в универ раньше обычного, потому что нет сил сидеть дома в одиночестве и гипнотизировать взглядом свой мобильный. Который, каждый раз как я его вижу, хочется отправить в полёт, прямиком в стену.
Перепрыгивая лужи, проклинаю погоду, сапоги на каблуках и того, кто мог послать мне то видео. Сообщение я сразу удалила, не открывая, и заблокировала абонента. Но если у него уже есть этот номер, то значит вскоре можно ждать ещё весточку из прошлого. Сказать об этом отцу? Он может сменить мне симку, как вариант. А потом я вспоминаю, с каким пренебрежением он общался со мной вчера, и эта мысль мигом отправляется в помойку.
Иногда я жалею, что мама решила ему позвонить тогда, в июне, сразу после моего школьного выпускного, на который он, конечно, не приехал. А я ждала. Не каждый день дочь, которая является единственным родным ребёнком, заканчивает школу. Но так совпало, что в тот же день был решающий матч у Чернова, о котором я узнала после. Отец сделал свой выбор не в мою пользу.
На светофоре отпрыгиваю подальше от дороги, машины несутся как сумасшедшие, и их водителям плевать на пешеходов, которые, скорее всего, будут окачены грязью с головы до ног. Мне к этому состоянию не привыкать, но как-то не хочется возвращаться в квартиру и переодеваться.
В квартиру, куда Чернов вчера не пришел ночевать.
Остался у своей матери?
Маловероятно, он уже большой мальчик.
Скорее всего, скрасил свой вечер компанией Яны-бананы. Или, может быть, Марк с ним поделился одной из своих подружек?
В голове проносятся яркие картинки, состоящие из тесно переплетенных тел.
Меня начинает мутить.
Поднимаюсь на крыльцо университета и останавливаюсь, смотря на тяжёлые дубовые двери.
У меня кончики пальцев покалывает, так хочу написать Чернову сообщение: где он, блин, есть. Он не должен мне отчитываться, да и вообще ничего не должен… Просто мне намного спокойнее, когда я знаю, что ночую не одна. Пусть и приходится слушать стоны его девиц несколько часов кряду. Раньше меня их симфонии совсем не задевали. А сейчас… сейчас я надеюсь: вдруг… вдруг он больше не будет никого приводить?
Приводить не будет, будет сразу ночевать у них.
Отличный расклад.
Злюсь сама на себя.
Идиотка.
Это же Чернов!
Невыносимый, эгоистичный позёр! Который спорит на девственниц вместе с компашкой его недалёких друзей! Будь моя воля, я держалась бы от него как можно дальше, только, кажется, воля моя слаба, и Миша притягивает меня как магнит.
Телефон издает звук входящего сообщения, и я впиваюсь в него глазами.
Полина: «Привет! Еду на пары, подождёшь меня?»
Хоть что-то хорошее.
Запихнув телефон обратно в карман, расхаживаю по крыльцу, постукивая каблуками.
Через несколько минут начинают подтягиваться на занятия первые студенты, и я, сложив пальцы в замок, провожаю их взглядом. С некоторыми мы даже здороваемся и перекидываемся парой фраз.
Интересно, если бы я осталась в родном городе, со мной бы кто-то так легко мог общаться? Или все продолжали бы коситься и обходить за несколько метров?
Поправив на голове съехавший набок берет, возвращаюсь взглядом к парковке, и моё сердце дёргается в нервном тике, когда я замечаю «порш» Чернова.
Его хозяин вылезает оттуда один. На нем другая одежда. Это я понимаю, потому что его голые колени желают мне доброго утра из дырок его рваных джинсов. Заезжал на квартиру переодеваться? Или у каждой его Бананы припасён запасной комплект одежды?
Миша оглядывает университетский двор и, подняв солнечные очки на лоб, смотрит прямо на меня.
Останавливаюсь и складываю руки на груди, в которой сердце собирается пробиться через рёбра наружу. В университете мы не общаемся, я помню это дурацкое правило. И заговаривать с ним первой я не желаю, просто жду, когда мой сводный брат приблизится, сама не зная, для чего.
— Ты чего в такую рань прикатила? — без приветствия интересуется Миша, равняясь со мной. — Заскучала без меня?
— Это ты прикатываешь, а я прихожу на своих двоих, — огрызаясь, поворачиваю голову в его сторону, игнорируя второй вопрос.
Миша притормаживает и, сняв очки с головы, засовывает в нагрудный карман. Внимательно оглядывает меня с ног до головы и довольно скалится, словно ему нравится то, что он видит. Я тоже его рассматриваю и цепляюсь взглядом за алый, размером с помидор черри, засос на шее.
Смотрю, не отрываясь, в красках представляя, как и кто мог его поставить. Чернов мне нравится. Это аморально и неправильно. Но он определенно мне нравится, даже больше, чем я думала, потому что всё мое нутро кричит и топает ногами при виде этого красного, с кровавыми подтеками, кружка. И эти чувства выбивают почву у меня из под ног.
Мне хочется сжечь все свои рисунки, на которых по какой-то причине изображён он. Хочется избавиться от этого внезапного осознания. Хочется заставить бабочек, которые просыпаются каждый раз, когда я слышу его голос, сдохнуть прямо в моём животе.
Мне ничего из этого не нужно.
— Люблю, когда ты наряжаешься как пай-девочка, — чуть понизив голос, произносит Чернов, возвращая меня в реальность, и показывает подбородком на мою развевающуюся на ветру юбку. — Все эти рюши, горошки, беретики. Кого ты там обмануть этим маскарадом хочешь? У меня в голове на репите стоит картинка, как ты стягиваешь свои домашние шорты и светишь своими прелестями. Вечно бы смотрел на тебя такую. Дерзкую и горячую.