Мы снова пересекаемся по минимуму, ограничиваясь по утрам сухими приветствиями на кухне, а иногда и вовсе обходимся без них. Девушек домой он больше не приводит, но несколько раз не ночевал дома сам. Я стараюсь особо не забивать его отлучками голову, по крайней мере, после них на нем нет видимых мне засосов, это немного радует.
Своим бабочкам в животе я приказала собирать вещи и сваливать оттуда в усиленном темпе, влюбленность в сводного брата мне совсем ни к чему. Я чувствую пятой точкой, что ни к чему хорошему это не приведёт, даже если вдруг он ответит мне взаимностью. Правда, на это с его стороны рассчитывать не стоит, Чернов хоть и старше меня на три года, голова у него забита только футболом и сомнительными тусовками с его друзьями. Хотя иногда до меня долетают обрывки его телефонных разговоров, и речь там явно не о сезонных играх и спорах на всяких Библиотекарш.
Может, его отлучки по ночам не связаны с девушками вовсе?
Я хоть и стараюсь о нём не думать, не делать этого совсем, как видите, не получается.
А ещё мне до ужаса скучно.
Поэтому, когда отец предупреждает меня об отъезде из города, я совершенно точно решаю, что поеду на вечеринку к Марку. Тем более там будет Альберто, с которым мы несколько раз переписывались и договорились о встрече на следующей неделе в его студии; будет Надя, которой я доверяю; и Чернов, который меня бесит.
Спустившись в субботу утром на кухню, я застаю своего сводного братца в неожиданной для него глубокой задумчивости.
Миша, одетый в домашние серые спортивные штаны и белую майку, сидит за кухонным островом. Одна его босая нога спущена вниз, второй он опирается на подножку высокого барного стула. Перед ним стоят открытый ноутбук и шейкер с протеиновым коктейлем.
Чернов хмуро вглядывается в экран, иногда водя по сенсорной мышке пальцами.
— Доброе утро, — бормочу, проскальзывая мимо него к холодильнику. — Сессия и тебя не обошла стороной?
— Правило номер один, — не глядя на меня, произносит Миша, имея в виду, чтобы я помалкивала.
Настроение у него, видимо, не очень, зато у меня совсем наоборот.
Взяв из фруктовой корзины зеленое яблоко, забираюсь на стул напротив Чернова. Кусаю с громким хрустом фрукт, и сок от него брызжет прямо на открытую крышку ноутбука.
Чернов медленно поднимает на меня глаза, пытаясь то ли убить взглядом, то ли прожечь во мне дыру.
— Упс, — отвечаю с несвойственной мне невинностью.
— Что ты делаешь?
— Завтракаю.
— Слишком громко ты завтракаешь…
— Тише не умею.
— Ты чего такая болтливая с утра? Настроение хорошее? — прищурившись, спрашивает Чернов, потирая висок.
— Не жалуюсь. Суббота, солнышко за окном, птички поют, вечером у Марка вечеринка. Он мне вчера скинул адрес. Надеюсь, ты не сдашь меня отцу? Тебе же тоже хочется повеселиться, а не торчать со мной дома? А, Чернов?
— Тебе там не понравится, — серьёзно произносит Миша, возвращая своё внимание ноутбуку, — но отговаривать не буду. Хочешь приключений на задницу — вперед.
Смотрю на него в недоумении. Чего это с ним? Проблемы с учёбой или с футболом?
— Я поеду туда с Василенко.
Опять этот убийственный взгляд.
— С кем? — в голосе Чернова проскальзывают угрожающие нотки.
Я стираю струйку яблочного сока, бегущего по подбородку, пальцами и их облизываю их, смотря прямо ему в глаза. Знаю, что испытываю его терпение, но… мне так нравится. Адреналин выбрасывается в кровь, когда я вижу, как смещается его взгляд на мои губы, как дёргается его кадык и как Чернов сжимает кулак.
— С Надей, не с бывшей же твоей мне дружбу водить, — отвечаю беспечно.
— То есть благодаря тебе в универе к понедельнику все будут знать о нашем родстве?
Он намекает на то, что Надя сплетница и болтушка? Ну… не без этого, конечно.
— Некровном, — ослепительно улыбаюсь.
В дверь звонят, и я подскакиваю от неожиданности, кидая озадаченный взгляд на Мишу. Кого мы ждем в субботу в десять утра?
Чернов, ухмыльнувшись, идёт в прихожую. Я прислушиваюсь к тихим голосам — кажется, второй тоже мужской — и не знаю, чего ожидать. Миша возвращается через несколько минут и ставит передо мной на стол белый пластиковый пакет. Молча возвращается за ноутбук.
Недоуменно перевожу взгляд с пакета на Чернова и обратно. Там же не бомба? Или вдруг, если я загляну, оттуда в меня выстрелит цветная краска, испачкав лицо и волосы, придав им кислотно-зелёный оттенок?
— Что это?
— Взятка за Библиотекаршу. Завтра пойдёшь в книжный и попытаешься наладить с ней контакт. Я не собираюсь остаться без тачки.
Опять смотрю на пакет.
— Ты не собираешься сдаваться?
— Нет. Машина останется у меня, так или иначе.
— А если она влюбится в тебя, а ты разобьёшь ей сердце?
— Это не мои проблемы, Катя, — жёстко произносит Чернов.
Следующие слова вылетают из меня быстрее, чем я успеваю их притормозить и обдумать:
— А если влюбишься ты и разобьют сердце тебе? Это будет твоя проблема?
— Такой проблемы у меня не будет. Потому что «любовь» — это чувство для девочек, которые до сих пор верят в радужных пони и Деда Мороза, Катенька.
Мне совершенно не нравятся его слова. Внутри меня зарождается болезненный протест. Мне хочется сказать, что он не прав. Хочется доказать ему обратное. Я давно не верю в сказки, а в любовь — верю. Чувства, они существуют. Не только холодная голова, деньги и расчёт решают в жизни. Всё это не имеет смысла без любви и родного человека.
Вдруг ко мне приходит понимание, что Чернов, несмотря на свою популярность, девушек, футбол и друзей, очень одинок.
— В пакете телефон и новая симка. Я поехал по делам, — произносит Чернов, захлопнув ноутбук. — Если не передумаешь, встретимся у Марка. Только запомни: я туда еду отдохнуть с друзьями, а не присматривать за тобой.
— Я не нуждаюсь в присмотре.
— Твой отец считает иначе, — усмехается Чернов и, забрав шейкер, идет в сторону своей комнаты, шлепая босыми ногами по полу, а я смотрю ему вслед.
— Привет! Я вся в предвкушении! — щебечет Надя, ныряя на заднее сиденье нашего такси.
Она накрасилась так, словно идёт на вечеринку к индейцам племени Майя, перестаралась, короче. Глаза яркие, губы тоже, на пухлых щеках алеют румяна, а выше переливается хайлайтер. Я и сама люблю использовать эту блестящую штуку в своем макияже, но нужно знать меру.
— Я смотрю, ты подготовилась, — говорю я и округляю глаза, когда Надя стаскивает со своей головы капюшон от шубы.
Её кудрявые как тысяча спиралек волосы, выпрямлены и красиво уложены по плечам.
— Мне кажется, сегодня случится что-то особенное, понимаешь? Я чувствую это! — восклицает чересчур громко Надя, на нас даже оборачивается таксист. — Извините! День такой замечательный. Милка свалила сегодня из дома пораньше и не появлялась до самого вечера. А когда пришла, мы столкнулись в коридоре, и она так на меня вылупилась. А потом я ей сказала про вечеринку у Гейдена, она прям побелела от злости: всю жизнь мечтала в эту тусовку пробраться. Только на фиг она там сдалась? А ты как с ними познакомилась, напомни?
— Погоди-погоди, — торможу подругу. — Какого ещё Гейдена? С кем — с ними?
— А мы не туда едем? К Марку Гейдену? — удивляется Надя и вдруг как-то сникает. — Чёрт. Я что, напутала?
— Не знаю, напутала ли ты. Но я тебе точно не говорила эту фамилию, потому что и сама её не знала до этого момента. Я сказала, что там будет Альберто. Постой, ты у него узнала?
Увлечение Василенко сплетнями начинает меня напрягать. Не удивлюсь, если за эту неделю она успела собрать досье на Марка и его семью до третьего поколения. Остаётся надеяться, что на вечеринке никто не будет кричать в рупор о том, что мы с Черновым сводные, иначе к завтрашнему утру об этом и правда будут знать все. В смысле вообще все.
— Я просто спросила, как зовут его друга, это не запрещено законом. И нужно же знать, куда мы едем. Полина точно не пойдёт?
— Нет, она дома.
И я уже жалею, что взяла с собой Надю, а не поехала туда одна. Позлила бы немного Чернова и уехала. А теперь придётся присматривать и за этой дурёхой. Чем я только думала? Скорее всего, ничем… Просто мне надоело придерживаться определенного ряда правил. Отец и мачеха уехали из города. Мама в гости приедет только на следующих выходных. Сообщений с незнакомого номера больше не было, и мне уже кажется, что оно было отправлено вовсе не для меня. Я его не открывала и точно не знаю, что было внутри.
С выпускного прошло почти полгода. И хотя я больше не лезу на рожон и не стремлюсь привлечь чьё-то внимание, иногда мне хочется почувствовать себя обычной восемнадцатилетней девчонкой, которой не хватает приключений на задницу.
Сегодня такой день. Я хочу немного таких приключений.
Дом Марка Гейдена находится в элитном коттеджном поселке в черте города. Я сверяюсь с картой, когда таксист тормозит рядом со шлагбаумом и охранной будкой, которую будкой назвать сложно: это скорее небольшой каменный дом. Точно такой же, только деревянный, нам достался от бабушки по маминой линии в деревне, и мы до сих пор не можем его продать. Потому что он никому не нужен.
Машина проезжает дальше. Вдоль улицы стоят дома, такие, которые увидишь только на картинках или в кино. С красивыми заборами, идеальными лужайками, сейчас засыпанными снегом. Кое-где люди не поскупились на новогоднюю иллюминацию, украшая собственные дворы.
Раньше я Чернова считала мажором, но, подъезжая к двухэтажному бело-коричневому дому с огромной прилегающей территорией, решаю его немного понизить в этом звании, передав пальму первенства Марку.
— Ого… — восхищается Надя, оглядываясь по сторонам. — Офигеть, хоромы….
Она у нас тоже что-то вроде мажорки, но если и она восхищена размерами, это о чем-то да говорит.
— Кто такие эти Гейдены? — спрашиваю тихо, хмуро взирая на светящиеся окна дома.
— Отец у них голландский банкир, олигарх и миллиардер, мама — просто учительница. Вот что значит удачно выйти замуж, — хихикает Надя. — У них два ребенка: Марк и Мирон — если ты забираешь себе Марка, то я присмотрюсь к Мирону.