Веду пальцами по талии, груди, ключицам, которые покрываются мурашками, по шее, приподнимаю волосы и, слегка тряхнув ими, тяну руки вверх, прикрыв глаза.
Сейчас мне плевать на Надю, которая куда-то убежала, разобидевшись на весь мир. Плевать на отца, который взбесится, если узнает, где и с кем я провожу субботний вечер. Плевать на то, что обо мне подумают окружающие. Плевать, что Марк скоро закапает своими слюнями пол и, скорее всего, не выдержит и присоединится ко мне. Плевать на Чернова, который по каким-то причинам не может дать выход своим чувствам.
Потому что я знаю… я точно знаю, что нравлюсь ему.
Он может переспать ещё с десятком левых девиц и даже привести их в нашу квартиру, лишь бы доказать мне обратное. Но сейчас именно его взгляд я ощущаю на себе отчетливее всего.
Мы с ним немного заигрались. И оба понятия не имеем, куда нас могут привести наши игры.
Мне нравится его бесить. Ему нравится выводить меня из себя.
Я никогда не перейду грань первой. Не нарушу его долбаные правила. А что насчёт него?
Как насчёт твоей хвалёной выдержки, Миша Чернов?
На мою талию опускаются чужие ладони, тепло которых я ощущаю через тонкую ткань футболки. Не открывая глаз, довольно улыбаюсь.
— Ты офигеть какая горячая, Пиранья… — шепчет мне на ухо Марк, задевая его своим дыханием.
Мурашки спят. Бабочки в животе решили покурить, присев на собранные чемоданы, закинув ногу на ногу. Сердце стучит ровно.
Гейден сокращает расстояние между нами, прижимая мою спину к своей груди, не переставая двигать наши тела в такт музыке. Мои бёдра трутся о его, и у Марка нет больше от меня ни одного секрета.
Кожа начинает пылать. Не от стыда и возбуждения. Не от того, что меня вдруг захотел хозяин вечеринки. А он того, что кто-то наконец взбесился и, кажется, вот-вот произойдёт по меньшей мере ядерный взрыв.
Сквозь ресницы наблюдаю, как Чернов, который до этого лишь смотрел на нас, сжав в тонкую линию губы, подскакивает на ноги. Как раз в тот самый момент, когда обнаглевшая рука Марка проскальзывает под мою футболку и его пальцы касаются моего живота.
— Сейчас будет бдыщ, — шепчу довольно и откидываю голову на плечо Марку.
Сердце ускоряется.
— Пойдём наверх, Пиранья. Какого фига мы тратим здесь время? — губы Марка касаются моей шеи. — Там будет бдыщ, бум и бац. Я тебе гарантирую.
А я гарантирую, что сейчас будет кое-что другое.
Закусив губу, издаю притворный грудной стон, и в этот момент меня отрывает от Марка Гейдена и с размаху впечатывает в напряжённое тело Миши Чернова.
Мы встречаемся глазами, и его голубые почти до самой радужки затоплены чёрными зрачком. Он не просто зол. Он в бешенстве. Прямо как я и хотела.
Стоит нашим телам соприкоснуться, как оживают мурашки, табунами высыпая на кожу.
— Что-то я не догнал, Чёрный… — угрожающе произносит Марк, оказываясь рядом с нами.
— Отвали, Гейден. И руки свои держи при себе, иначе я тебе вмажу.
— Михан… — кажется, в голосе Марка теперь прослеживается усмешка, он переводит взгляд на меня, потом обратно на взбешённого Мишу. — Ты совсем, что ли? Крыша протекает?
— Подтекает, а иногда и вообще течёт рекой. Водопадом Ниагарским, — решаю вставить свои пять копеек.
Чернов по-хозяйски обхватывает меня рукой поперек талии и приподнимает над полом. Делает шаг в сторону выхода.
— Натанцевалась, мадам. Всё, харе… Домой поехали.
— Отпусти, — шиплю в ответ, пытаясь вырвать из стального захвата Чернова своё запястье. — Ты мне не будешь указывать… Я хочу веселиться!
— Буду.
— Я не буду тебя слушать! — верещу, болтая ногами в воздухе, и начинаю лупить Мишу свободной рукой.
— Будешь!
— Я хотела с ним поцеловаться!
Чернов словно спотыкается на ровном месте, чуть не роняя меня на пол.
— Что ты сказала? — тихо, но угрожающе спрашивает Миша.
Смотрю на него с вызовом и произношу предельно чётко:
— Я хотела целоваться. Это когда двое людей… ну знаешь…
Не успеваю договорить, как Миша перехватывает меня поудобнее и продолжает движение. Ногой толкает ближайшую дверь, и мы, опять чуть не падая, вваливаемся в какую-то тёмную комнату.
Я больно ударяюсь спиной о холодную кафельную стену, судорожно хватая ртом воздух. Вцепляюсь в плечи Миши, стараясь его от себя оттолкнуть. Мне нечем дышать! Чернов наваливается на меня сверху, растолкав своими коленями мои, вклинивается точно между ними и тихо шепчет:
— Знаю.
Частое горячее дыхание жалит мои губы, и в следующий момент я чувствую, как их требовательно сминают губы Чернова.
Глава 14
— Мммм…
Я, оказывается, совершенно не была готова к той лавине эмоций, которая смывает всё на своем пути, вырываясь из глубин моего сердца при нашем первом чувственном касании.
Губы у Миши мягкие, тёплые, вкусные…
Я не хочу думать, скольких девушек он перецеловал ими… не сейчас…
Я не могу об этом думать сейчас, потому его тело почти лежит на моём, прижимаясь и вдавливаясь, словно хочет слиться.
Все мысли из головы вылетают со свистом, оставляя после себя приятную пустоту и лёгкость. Бабочки в моём животе довольно машут им платочками на прощание, перед тем как пуститься в победный пляс.
— Так ты хотела целоваться? — сипло спрашивает Чернов, оторвавшись от меня настолько быстро, что из моего рта вырывается стон разочарования.
Хочу его губы обратно!
Если бы в этой комнате сейчас горел свет, то Чернов увидел бы, как я позорно потянулась к его губам за добавкой, не открывая глаз.
— Это было весьма… посредственно, — вру и не краснею.
Миша хрипло смеётся, явно не веря ни единому моему слову. Потому что он точно в курсе, с какой скоростью сейчас бьётся моё сердце, — я-то отчетливо чувствую удары его…
— Хочешь ещё?
— Хочу…
Он обхватывает ладонью мою шею, ласково поглаживает пульсирующую венку большим пальцем и заставляет меня склонить голову немного набок.
Бесцеремонно впивается в мой рот с такой жадностью и напором, словно боится, что я могу его ударить или попытаться увернуться. Только вот я этого делать не собираюсь. Совсем наоборот.
Посасывает мою нижнюю губу, затем верхнюю, и я слышу что-то похожее на рык, когда его язык скользит внутрь моего рта. Меня прошибает током, и сердце на миг замирает, переставая биться, когда Чернов совсем не деликатно выманивает мой язычок навстречу своему.
Миша Чернов определённо умеет целоваться…
От его поцелуя подкашиваются ноги. Тёплая приятная волна разливается по телу, концентрируясь внизу живота и отдаваясь сладкой пульсацией во всех нервных окончаниях.
Он распаляет меня до предела. Сорвался с тормозов и задаёт ход нашей гонки.
Его руки повсюду. Мнут, гладят, прижимают к себе, заставляя мой мир кружиться и переворачиваться с ног на голову.
Не знаю, как мы будем смотреть друг другу в глаза после этого минутного помешательства… да и всё равно. Я бы переживала эти мгновения снова и снова.
Все посторонние звуки померкли. Всё словно вымерло, остались лишь мы вдвоём в непроглядной темноте.
Вцепившись в его плечи, пытаюсь вспомнить, как дышать… Мне нужен воздух, но для этого нужно оттолкнуть Мишу. Вместо этого притягиваю его к себе ещё ближе, перемещая руку на коротко стриженный затылок.
Чернов разрывает поцелуй. Я рвано хватаю воздух, откидывая голову на стену, чувствуя, как подрагивают от напряжения ноги.
Вдруг волоски на коже встают дыбом. Миша хаотично прижимается губами к моему подбородку, скользит языком по шее, оставляя за собой влажный след, опускается к ключицам…
— Боже…
— Это всего лишь я, Белова, — посмеивается мой сводный брат, не отрываясь от своего занятия.
— Ты невозможен.
— Ещё как возможен.
Возмущённо бью его кулаком по спине, и получаю в ответ удар бедром. Скольжу по стене выше, а Чернов опускается ниже, не прекращая покусывать и целовать мою шею.
Поглаживаю его по затылку, перебирая пальцами мягкие короткие волосы. Поощряю и не отталкиваю. Не могу дождаться, когда он наиграется с моей нежной кожей, и сама приподнимаю Мишино лицо за подбородок, возвращая его губы на место — к моим губам.
Он довольно улыбается, быстро перехватывая инициативу и забирая у меня ведущую роль в поцелуе.
Я настолько расслаблена и податлива в его руках, что, кажется, готова уже перейти некую черту… Иначе как объяснить то, что я задираю на Мише футболку и пробегаю пальцами по кубикам пресса.
— Что ты делаешь, Катенька? — с мукой в голосе интересуется Чернов.
— Проверяю твою выдержку.
Мышцы под моей рукой каменеют, кожа покрывается мурашками, дыхание Чернова учащается. Поцелуи становятся более напористыми и ещё более жадными. Теперь я уже довольно улыбаюсь, наслаждаясь внезапной властью над Мишей.
— Играешь с огнём.
— Люблю поиграть.
Наши шепчущие голоса хриплые. Дыхания частые. Стук сердца отдаётся в ушах. И ничего, кроме нас, дорвавшихся до друг друга, не существует.
А потом кто-то резко включает звук.
Я широко распахиваю глаза, переставая отвечать на поцелуй Миши, и пытаюсь понять, что мне не понравилось. Что происходит там, за дверью, где продолжается вечеринка братьев Гейден. Что-то не так.
Музыка уже не такая громкая и быстрая, а скорее медленная и тягучая. Сквозь неё прорываются улюлюканья и крики. Взрывы хохота. И вдруг среди всего этого шума ленивый грубоватый голос притворно ласково просит:
— Давай, детка. Раздевайся. Покажи всем класс.
Цепенею и вся обращаюсь в слух. Дружный хохот заглушает музыку и дальнейшие слова говорящего.
Мише, кажется, нет никакого дела до того, что происходит за пределами нашей каморки со швабрами, или где мы там с ним оказались. Он выпускает из плена мои губы и, покусывая подбородок, опускается обратно к шее.
Только я уже переключилась и немного остыла. Разум постепенно возвращается на место, и мне всё труднее оставаться на одной волне с Черновым.