Чернов сразу сказал, что никуда мы её завозить не будем. Хотя я знаю, что ему точно известен адрес моей одногруппницы, ведь это именно он встречался с её сестрой довольно продолжительное для него время. Мила Василенко была девицей не на один раз. Это осознавать неприятно.
— Я очень надеюсь, что пожалеет. А если нет… я найду способ показать ей, как это всё выглядело со стороны. Но только ей. Альберто, ты можешь узнать, есть у кого-то ещё запись её выступления? Может, я не заметила… кто-то ещё снимал? — спрашиваю, заправляя волосы за уши.
Мы с Альберто встречаемся взглядами в зеркале, которое висит в лифте, и он кивает.
— Я попробую узнать. Не нужно, чтобы это слили в сеть.
— Да. Иначе…
Иначе Надя долго будет отмываться от этого позора.
Двери лифта открываются, и я показываю Альберто, куда идти.
В квартире стоит звенящая тишина. Лишь тускло горит свет на кухне, совмещенной с гостиной. Кожаная куртка Чернова комом валяется в прихожей на полу. Поднимаю её, прижимая к себе, и скидываю обувь.
Альберто опускает Надю на диван и несколько секунд смотрит на неё сверху вниз, а потом убирает прилипшие к её приоткрытым губам волосы.
— Ты дал ей надежду на то, что она тебе нравится, — говорю тихо. — Если это так, то, наверное, не стоит тебе мне писать.
— Ты теперь с ним? — Ал кивает на куртку в моих руках.
Я сжимаю её сильнее и неопределенно жму плечами. Я не знаю ответа на этот вопрос. Скорее нет, чем да… или… в общем, сегодня мне об этом думать совсем не хочется.
— Я понял. Не говори ей, что я видел её такой. Не думаю, что она сама об этом вспомнит. Не хочу, чтобы стеснялась.
Закрыв за Альберто дверь, я быстро скидываю верхнюю одежду. Накрываю Василенко пледом и ставлю рядом с диваном таз, который нахожу в кладовой. На кухне в одном из дальних шкафчиков беру пластиковый контейнер с аптечкой. О её существовании я узнала несколько месяцев назад, когда мне потребовалось обезболивающее в один особо мучительный женский день.
— Поиграем в Айболита, — бормочу я.
Зажав под мышкой аптечку, решительным шагом двигаюсь в сторону комнаты Чернова. Для приличия даже стучу несколько раз. Ответом мне служит лишь тишина.
Приоткрываю дверь и заглядываю внутрь, осматривая комнату. Её хозяина здесь нет. Но, судя по небрежно брошенной на заправленную кровать чёрной толстовке, он где-то рядом.
Шум воды заставляет меня вздрогнуть от неожиданности. Повернув голову, впиваюсь взглядом в плотно закрытую дверь ванной комнаты.
Если он закрылся там, я вызову МЧС и попрошу её выпилить. Плевать мне на его чёртовы правила. Сегодня мы и так нарушили слишком много запретов.
Я до сих пор помню вкус его губ. В животе всё завязывается узлом, когда вспоминаю его горячие поцелуи, касания языка, укусы. Жадные руки, частое сбившееся дыхание, твёрдость и напряжение его тела. И хочу ещё.
А потом я слышу стон и холодею…
Срываюсь с места и стремительно пересекаю комнату. Дёргаю на себя дверную ручку, ожидая увидеть Чернова, по меньшей мере лежащим на полу с пробитой головой! Но никак не совершенно обнаженного, опирающегося руками на кафельную стену душевой.
Таращусь во все глаза на мускулистое мужское тело, по которому струями стекает вода. Стенки душевой кабины запотели, но мне всё отлично видно, даже додумывать ничего не приходится. Настолько отлично, что я нервно сглатываю скопившуюся во рту слюну и оттягиваю ворот своей футболки.
Боже, как-то здесь жарко. Он принимает душ в кипятке? Свариться решил?
Пар от воды медленно ползёт в сторону двери, у которой я стою, вцепившись в косяк.
Я уже видела — и не раз — Мишу без футболки и знаю, что со спортом у него довольно тесные отношения. Он играет в футбол, много бегает и не брезгует тренажерным залом, в отличие от меня. Кубики пресса и косые мышцы живота не у каждого парня есть в том виде, в котором они есть у Чернова. А я ведь их совсем недавно трогала! Пробралась пальцами под его футболку, но дура Василенко… решила немного развлечься.
Чернов опускает голову ниже, подставляя её под струи тропического душа, и мне хочется стонать в голос и укусить себя за руку! Мышцы спины рельефные и перекатываются при каждом его осторожном движении.
Прищурившись, делаю шаг вперед. Опускаю глаза ниже. На ребрах у Миши начинает наливаться нешуточная гематома! С грохотом ставлю аптечку на свободное место в ближайшем стеллаже. Я, конечно, не врач. Но думаю, ему уже хватит париться словно в бане!
Чернов вздрагивает и медленно поворачивает голову в мою сторону. Замираю на месте, опустив руки вдоль тела и краснея как школьница на своей первой линейке.
Миша тоже прищуривается и несколько раз мотает головой из стороны в сторону, словно не верит, что это я стою перед ним. Скользит взглядом по моему телу, медленно оглядывая с головы до ног. На мне всё те же джинсы и футболка, в которых я была на вечеринке. Мне жарко, и ткань неприятно липнет к коже.
Я тоже его рассматриваю, растерянно моргая. Лицо его выглядит плачевно. Глаза заплыли и покраснели, кровь из раны над бровью продолжает сочиться, губы немного припухли. Костяшки пальцев стёсаны до крови… Прижимаю к груди руки и рвано выдыхаю. От того красавчика, с которым мне посчастливилось целоваться парой часов ранее, не осталось и следа. Непроизвольно морщусь и отвожу глаза.
Как раз вовремя, потому что Чернов выключает воду и с характерным звуком открывает дверцу душевой. Теплый пар чуть не сносит меня с ног. По-хорошему мне и надо их отсюда уносить, но я настырная, пока самолично не приклею пару лейкопластырей на Чернова, не уйду! Просто так моя душа хоть отчасти будет спокойно спать. Если я сегодня вообще смогу заснуть.
— Подай полотенце, — сипло произносит Миша.
Оглядываюсь по сторонам, избегая смотреть прямо перед собой. В отличие от меня, Чернов не испытывает никакого дискомфорта. Я вижу только его босые ноги, по которым на пол стекает на вода, образовывая лужу.
— Где оно?
— Справа.
Делаю поворот и оказываюсь прямо перед зеркалом. Оно запотевшее! Слава богу!
— Справа от меня, — усмехается Миша и несколько раз нецензурно выражается.
Любая мимика даётся ему с трудом.
— Мог дотянуться и сам, — ворчу, протягивая Чернову серое банное полотенце.
— Ты ведь пришла, чтобы мне помочь. Так помогай и не бубни. Башка раскалывается.
Гипнотизирую контейнер аптечки, пока слушаю, как мой сводный брат вытирается. Выйти вон и подождать, пока он оденется, в его комнате? Мои бабочки категорически против. А я иногда бываю послушной.
— Зачем полез под горячую воду? Ты мог сделать себе только хуже. И раны… раны надо было обработать до.
— Я их промывал. Мамочка… — горячий шепот обжигает мою щеку так внезапно, что я дергаюсь.
Миша проходит мимо меня, неделикатно задев своим плечом моё. Знаю, сделал он это неспециально. Его шатает из стороны в сторону. Догоняю Чернова спустя несколько его неуверенных шагов и протискиваюсь под его рукой, заставляя опереться на меня.
— Я вызову скорую, если ты отключишься, так и знай. И Анне позвоню, — угрожаю этому ослу, поднимая глаза к его лицу.
Он, опустив подбородок, останавливается, замирая, шаря взглядом по моему лицу в ответ. Я жду какое-то едкое замечание в духе Миши Чернова. Сарказм и цинизм. Только ничего подобного не происходит. Он медленно кивает и кривит разбитые губы, а я лишь поджимаю свои, аккуратно касаясь его ребер пальцами.
— Холодная, ппц… — шипит Чернов, дергаясь.
— Ну прости, это не я двадцать минут варилась в кипятке!
Его кожа под моей ладонью покрывается мурашками. И сейчас я очень рада, что он не решил обмотать бедра полотенцем, оставаясь полуголым, а надел свои домашние спортивные штаны. Есть шанс, что они не упадут неловко к нашим ногам.
— Ты чудо, Катенька… — вдруг тихо говорит Миша, когда я аккуратно помогаю ему сесть на разобранную кровать.
— Боже… тебе повредили мозг!
Мы вместе тихо смеёмся.
Чернов кладет руку мне на талию и притягивает к себе, шире разводя колени. Принимаю безмолвное приглашение и встаю между ними. Миша, упираясь своим лбом мне в грудь, глубоко дышит. Теперь ему отлично слышно, как ритм моего сердца предательски сбивается.
Мы стоим так некоторое время, пока он первым не решает прервать молчание, поднимая вверх голову:
— Останешься со мной?
— Да куда я уйду, — отвечаю себе под нос, отводя с израненного лица Чернова несколько мокрых прядей.
Он ловит мою руку и прижимает к губам тыльной стороной ладони. Меня прошибает током. Словно к коже прикоснулись не теплые припухшие губы Миши, а оголенные электрические провода, разгоняя по венам кровь своим разрядом. Сердце набирает обороты, начиная биться быстрее.
— Я — красавчик?
— Ага, просто мечта, — хрипло смеюсь, опускаю взгляд на ключицы Чернова.
Не могу удержаться и провожу кончиками пальцев по его тату, на которой блестят редкие капли воды, очерчиваю контур крыльев, в центре которых зажаты песочные часы… Миша дёргается и немного отстраняется.
Смотрю на него, вопросительно выгнув брови и состроив страдальческое лицо.
— Больно?
— Да… нет. Просто… я уже готов потерпеть твои врачебные замашки, и дай мне что-нибудь от головы.
Нехотя выбираюсь из объятий Чернова и иду обратно в ванную.
Спустя пару минут отборной ругани из уст Миши и несколько моих седых волос, мы заканчиваем не совсем приятную процедуру промывки ран. Я в шутку делаю несколько мазков зеленкой у него на щеках, но быстро прекращаю дурачиться.
Скидываю с постели весь ненужный хлам, состоящий из одежды, книг, каких-то ручек и даже блокнота, смутно напоминающего мне мой скетч для рисования. В полумраке комнаты не разобрать, а задавать сегодня лишние вопросы у меня уже нет сил.
Взбиваю подушки и, встряхнув одеяло, заботливо накрываю им Мишу. Сама ложусь поверх, повернувшись к нему и устало зевая.
В голове запоздало мелькает мысль, что нужно сходить проверить, как там Надя, но она быстро ускользает, когда Чернов вдруг произносит: