Оказавшись около двери Беловой, без стука открываю её.
Катя сидит на своей идеально заправленной кровати, скрестив ноги по-турецки, и что-то с остервенением рисует. Подняв на меня свои серые, как лёд, глаза, прищуривается и кривится. Ага, сейчас я тот ещё красавчик. Но пусть даже не выделывается, вчера на её лице не было ни единой капли отвращения.
Я прохожу в комнату, не потрудившись закрыть за собой дверь. Зато Белова с громким хлопком закрывает свой скетч и прячет его под подушку. Думает, что так сможет надёжно спрятать от меня свои шедевры? Наивная!
Смотрит на меня с явным раздражением, плотно сжав губы.
А. Ну да. Правило номер фиг знает какое-то: она со мной не разговаривает.
— Мы можем помочь друг другу, — говорю я.
Катя приподнимает брови, а затем сводит их на переносице, нахмурившись. Картинно постукивает указательным пальцем по подбородку и выдает:
— Что бы ты ни попросил — нет! Мы кажется это уже обсуждали. Ты гад и хам. Я не хочу иметь с тобой ничего общего. Выйди из моей комнаты и дай мне от тебя отдохнуть.
— Всё сказала? — усмехаюсь и падаю спиной на мягкий матрас, закидывая за голову руки. — У тебя тут удобно и симпатично.
Оглядываю пространство. Когда лежу, всё кружится намного меньше. Пожалуй, останусь именно в этом положении.
— Хочешь сказать, до этого ты здесь ни разу не был?
— Был, конечно. Детально ничего не разглядывал. Не интересовало.
И я не вру. Действительно было по фигу, что находится в этой комнате, потому что последний раз, когда я сюда заходил, Катя была в своей ванной. Мокрая и совершенно голая. В моей фантазии ещё и покрытая белой мыльной пеной. И отделяло меня от неё всего лишь дверное полотно. Считаете, что перед тем как окликнуть её через дверь, я не проверил, заперта ли та?
Зря.
Проверил.
— А теперь вдруг стало интересно? — спрашивает Белова, перекидывая волосы за спину, и вытягивает вперед ноги. — Иди к себе, Чернов. Я не в настроении с тобой общаться.
Голые ступни упираются в моё бедро, намереваясь столкнуть с кровати на пол. Во взгляде Кати ни капли жалости, лишь серьёзная и холодная решимость избавиться от меня как можно скорее.
Я хватаю девушку за лодыжку и резко дергаю на себя.
От неожиданности Катя взмахивает руками и взвизгивает, падая на спину. Я перекатываюсь и оказываюсь сверху, расталкивая коленом её ноги. Она опережает меня и упирается своим точно в мой пах.
Замираем и смотрим друг на друга, часто дыша.
— Ты чего творишь опять? — шипит моя мегера, убирая со своих губ прилетевшие в лицо волосы.
— У меня есть предложение. Ты отказываешься его выслушать. Я создаю нам условия для переговоров. В этом положении мы с тобой почти на равных.
Смотрю на её рот, манящий своей близостью, и опускаю взгляд ниже. Венка на её шее бешено пульсирует. Мой пульс мгновенно ускоряется. Губы пересыхают, потому что их касается её частое и рваное дыхание.
Я перемещаю руку ей на талию, задевая большим пальцем полоску голой кожи на животе.
— Ты опять без лифчика? — спрашиваю сипло.
Катя замирает, широко распахнув глаза. Поднимает руку, словно собирается дать мне затрещину, но быстро опускает.
— Я у себя в комнате и не ждала гостей! — возмущённо пищит девчонка и поспешно скрещивает руки на груди. — И только попробуй двинуться и начать меня лапать — останешься без своего дружка!
— А?
— Б! — Подаётся коленом вперед, усиливая давление.
Собрать мысли в кучу становится сложнее, потому что я всё ещё пялюсь туда, где под серой домашней футболкой меня только что поприветствовали младшие «подружки» Беловой.
С тяжёлым вздохом скатываюсь с Кати и ложусь обратно на кровать. Она не отодвигается, только продолжает возмущённо пыхтеть рядом с моим ухом.
Надо озвучить, зачем я сюда притащился, и сваливать.
— Отдай мне мобильный Гейдена.
— Ещё чего! Чтобы ты вернул его своему больному лучшему другу, а потом видео Василенко гуляло по всей сети?
— Во-первых, я не говорил, что мы с ним друзья. А во-вторых, ты думаешь, меня волнует твоя полуголая подруга? Я при тебе же снесу этот видос.
— Тогда зачем?
— За надом! Можешь сделать хоть раз, как я прошу, Кать? — выдыхаю устало, и поворачиваю голову, чтобы встретиться в недоверчивым взглядом Беловой. — Думаю, если там покопаться, можно найти куда более ценные кадры, чем танцующая стриптиз Василенко. Теперь понимаешь, о чём я?
— Возможно, в этом есть смысл, — тянет Катя.
Немного подумав и облизав — издевается? — свои губы, ныряет рукой под подушку и вытаскивает оттуда разбитый смартфон Гейдена.
Глава 19
Сбегаю по лестнице вниз, перепрыгивая сразу через несколько ступенек, и на ходу застёгиваю блузку.
Будильник не прозвенел или прозвенел, и я этого не помню. Скорее всего, я могла его отключить и продолжить спать, потому что опять полночи рисовала. Поэтому теперь я жутко опаздываю на пару к самому вредному преподавателю нашего факультета. Как говорят старшие курсы: если прогуляешь у него хотя бы одну пару, то жди минус балл на экзамене. Именно поэтому посещаемость там стопроцентная.
А я хочу сдать эту сессию на отлично, тогда смогу получать повышенную стипендию и мне будет морально легче переживать контроль отца. Я на это очень надеюсь!
Открываю холодильник и с тоской смотрю на полупустые полки. Как-то не до закупки продуктов мне было на этих выходных. О нормальном завтраке можно теперь только мечтать.
Беру яблоко и, быстро ополоснув его под краном, бросаю в сумку.
Может, мне вызвать такси? Здесь, правда, совсем недалеко идти, но напротив университета жутко долгий светофор. Пока ждёшь, когда загорится зеленый сигнал, можно успеть состариться.
— У тебя кофта наизнанку надета, — вклинивается в мысли хриплый ото сна голос Чернова.
В поле зрения появляются его босые ноги. Пока я, наклонившись, вишу вниз головой, застёгивая сапоги, Миша медленно бредёт на кухню и громко зевает. Судя по всему, в университет он сегодня не спешит. В отличие от меня.
Резко выпрямившись, смотрю в зеркало.
— Да блин, — обречённо стону.
У меня сейчас каждая минута на счету, а блузка и правда надета наоборот. По швам торчат нитки, да и, когда застегивалась на ходу, пропустила в ряду одну пуговицу. Делать нечего. Повернувшись спиной к коридору, быстро начинаю расстёгивать пуговицы.
Стягиваю с плеч шифоновую ткань и тут же покрываюсь мурашками. Совсем не от холода. Чувствую за спиной какое-то движение и напрягаюсь всем телом. Чернов не подходит близко, но я знаю, что он стоит где-то там и пристально смотрит, как я впопыхах пытаюсь переодеться, сэкономив собственное время и нервы. Между лопаток начинает жечь.
— Ооо, спасибо за утренний стриптиз. Не такой горячий как у твоей подруги, но мне нравится даже больше. Передом не повернёшься? — говорит Миша.
— Только в твоих мечтах! — рычу, пытаясь справиться с пуговицей на манжете.
Мне необязательно смотреть на Чернова, я отчетливо представляю, с какой самодовольной улыбкой он произносит эти слова. Знаю, каким откровенно похабным взглядом он рассматривает мою спину, раз кожу так покалывает, и даже немного удивлена тому, что застежка лифчика не самоликвидировалась под этим взором. Ведь именно это происходит с бельем всех его подружек, стоит им только оказаться перед ним.
— Кто-то встал не с той ноги? — произносит Чернов.
— Как будто тебя это волнует… — бормочу, не прекращая теребить дурацкую пуговицу, запутавшуюся в слоях ткани.
Меня не волнует, какое жалкое я представляю зрелище: с болтающейся на талии блузкой и всклокоченными после сна волосами. Всё, что меня волнует, — это Чернов, который неожиданно оказывается очень близко. Я чувствую его горячее дыхание на своих волосах, а затем он разворачивает меня к себе лицом. Уперев руки в бока, смотрю на него с вызовом. Будет пялиться на мою грудь?
Боже, да что ему вообще от меня надо?
Мы вроде как приняли негласное и обоюдное решение забыть о том, что случилось между нами в субботу. Почему негласное? Потому что о поцелуях в полутёмной комнате не принято потом беседовать за завтраком, или ужином, или когда пытаешься взломать чужой мобильный, напичканный компроматом. Почему обоюдное? Потому что ни я, ни Миша этой темы больше не затрагивали…
Было. И прошло. Подумаешь, какое великое событие…
На мою грудь он, конечно, смотрит. Сначала скользит взглядом голубых глаз по моему лицу, царапает им подбородок и ключицы и ненадолго останавливается на моём белье. Чёрном и кружевном. Кружево немного просвечивает, но я очень надеюсь, что в полумраке прихожей не видно острой реакции моего тела на этот взгляд. Мне кажется, в моей жизни никогда не было момента более волнующего.
— Что ты делаешь, Миш? — спрашиваю тихо, переминаясь с ноги на ногу.
Он ведь не дурак и понимает, что нравится мне. А я не дура и понимаю, что он не просто так вытолкал меня вчера из своей спальни. Только этот взгляд…
— Ты слишком дёрганая, успокойся, — говорит Чернов.
Перестав таращиться на меня так, словно никогда до этого не видел женщин в белье, берёт меня за руку и быстрым движением расстёгивает пуговицу.
— Спасибо, я бы справилась сама, — говорю и резко отворачиваюсь к зеркалу.
Натягиваю блузку обратно на плечи и быстрыми, немного дёргаными движениями застёгиваю её под горло. Словно ткань может защитить меня от Миши.
— И опоздала бы на пары к Оболенскому.
Мы встречаемся взглядами в зеркале, и Чернов делает шаг назад, упираясь спиной в стену. Складывает руки на груди и наблюдает за моими метаниями по нашей, вдруг ставшей тесной, прихожей.
— Откуда ты знаешь, какая у меня сейчас пара? — спрашиваю, подхватывая с пола свою сумку.
— После учебы дуй сразу домой. Мне сейчас привезут комп с нужной прогой, и я попробую взломать пароль на телефоне Гейдена, — нагло игнорируя мой вопрос, произносит Миша.
Мы договорились, что будем просматривать информацию на мобильном вместе. Я и так почти сразу пожалела о том, что пошла у него на поводу и самолично вручила ему этот дурацкий телефон. Я вроде ка