Где-то через десять минут после начала просмотра мы начинаем целоваться. Да так, что все мысли из головы улетают, а пальчики на ногах поджимаются от остроты ощущений. После просмотра короткометражки, где я снялась в главной роли, Мишу словно подменили. Он целуется всё так же потрясающе и жадно, но в то же время более бережно. Что-то в его отношении ко мне неуловимо меняется. Или я себе просто выдумываю?
Каждый раз под утро мы расходимся по своим комнатам. И засыпая, я думаю: когда Чернову надоест играть в благородного рыцаря и он ворвётся ко мне в спальню?
Не уверена, что смогу в таком случае вытолкать его за дверь, а не сдаться и натворить глупостей.
Глупостей в моей жизни было уже навалом. Хочется… чего-то серьезного.
Миша пока на больничном и в универ не ходит. Несколько раз всё же ездил в частную клинику, где ему выдали справку для университета и тренера. Но в основном он лежит дома. Часто, придя из университета, я застаю его на диване с ноутбуком на коленях. Под головой подушка, а ноги вытянуты во всю длину, на столе рядом — коробки из доставки еды. Футболки он научился носить совсем не вовремя. Сейчас я очень не против поглазеть на его стальные мышцы и тату, неприкрытые тканью.
В универе дела идут нормально. Отец попросил табели моих успеваемости и посещаемости в деканате. Тут ему придраться было не к чему совершенно, поэтому я была абсолютно спокойна. Только он всё равно не оставил попыток усилить свой контроль над моим свободным времяпрепровождением.
— Какие планы на выходные? — интересуется Полина, когда в пятницу после всех пар мы вместе спускаемся в холл.
— Буду делать задания, которые выслал Оболенский. Хочу сдать их вовремя.
— Надеешься на автомат? — улыбается подруга, перекидывая свои светлые волосы за спину.
Я правда на него надеюсь. Если закрою зачётную неделю раньше, то смогу уехать к маме. Я точно решила, что Новый год проведу с ней. Не хочу оставлять её одну в этот праздник. Много лет подряд мы встречали его вместе, а уже потом я уходила гулять с друзьями. Не хочу изменять эту традицию. Хоть что-то нужно сохранить.
— А ты — нет?
Ударяю её бедро своим, и мы смеёмся, продолжая толкаться около гардероба.
— У меня теперь связи, — хихикает Поля, намекая на то, что уже некоторое время она не Романова, а Волкова.
На днях одногруппница призналась мне, что они с её парнем и отцом её дочери, Никитой, поженились. Быстро и почти не участвовав в этом процессе. Хорошо иметь связи в государственных организациях. Я за неё искренне рада.
Меня подмывало в конце откровенного разговора признаться в том, что я живу с Черновым, которого её парень-муж на дух не переваривает после той истории, когда тот к ней подкатывал. Но решила пока воздержаться от раскрытия своих секретов. В том числе потому, что понятия не имею, какие отношения у нас с Черновым и есть ли они вообще. Мы живём в одном доме и полночи целуемся на общем диване. Перекидываемся шуточками и обсуждаем разные новости, которые видели или читали в социальных сетях. Но почти не затрагиваем тему нас.
Я элементарно боюсь.
— Можно пройти? Не одни здесь.
Оборачиваюсь и натыкаюсь на раздражённое лицо Нади. После случая на вечеринке она так и не пересела к нам обратно. Я скинула ей сообщение о том, что видео удалено, но оно осталось без ответа.
Мы с Полиной молча переглядываемся и, забрав свои вещи, идём в сторону свободных лавочек.
— Вы с ней что-то не поделили? — с любопытством поглядывая на Василенко, спрашивает Поля. — Или кого-то? С чего она вдруг такая язва стала?
Пожимаю плечами.
— Понятия не имею, какая муха её укусила.
— Ага. И при чём тут я? Обижается, что про Ника ей не сказала и Алису?
— Полин, думаю она обижается на саму себя. Забей, — произношу не без раздражения.
Смотрю на кудрявый затылок Нади и испытываю что-то похожее на досаду. Несмотря на свой слишком болтливый язык и некоторые недостатки в поведении, она мне нравилась. А вот неприкрытая агрессия в мою сторону совсем не обоснована. В нашей ситуации скорее я должна была злиться и обижаться.
Я прощаюсь с Романовой на крыльце университета. С улыбкой наблюдаю, как она взбирается в огромный джип Волкова и машет мне на прощание, улыбаясь. Ник в знак приветствия поднимает ладонь, и их машина медленно двигается к выезду с парковки, пропуская вперед синий седан со знакомыми номерами.
Улыбка стекает с моего лица. Оглянувшись по сторонам, я медленно бреду в сторону только что подъехавшей машины.
— Привет, пап, — говорю останавливаясь рядом. — Что-то ты зачастил в наши края.
Намекаю, что он недавно уже был здесь и разговаривал с деканом и куратором моей группы. Тотальный контроль провинившейся один раз дочери.
Отец успевает опустить стекло, явно не собираясь вылезать из тёплого салона на улицу, где гуляет промозглый декабрьский ветер.
— Не дерзи отцу, Катерина, — отбивает он, не смотря на меня.
Покорно молчу, пока папа берёт с пассажирского и протягивает мне небольшой белый пакет. Смотрю на него, вопросительно выгнув брови.
— Что это?
— Новый мобильный.
— Спасибо, но у меня уже есть. Миша купил. Я тебе с него звонила на днях. Не нужно было ещё один покупать.
— Скажешь ему спасибо и вернёшь назад. Будешь ходить с этим.
— Но…
— Как я сказал, Катерина, так и будет. Это не обсуждается. И давай без фокусов, — произносит своё любимое напутствие и, не дожидаясь ответа, поднимает стекло вверх.
— Анне привет, — говорю уже вслед сверкающему фарами бамперу.
Привкус горечи и разочарования, перекатывается на языке. Мне хочется зашвырнуть пакет, на котором красуется известный надкусанный фрукт, в ближайший сугроб. Почему даже после короткого разговора с отцом я чувствую себя как раздавленная букашка? Как какая-то грязь из под ногтей, недостойная ни нормального разговора, ни нормального отношения. Недостойная ничего.
Настроение устремляется к нулю.
Успеваю себя накрутить, чуть ли не до истерики, переходя улицу и поднимаясь на лифте в квартиру. Скинув сапоги и повесив вещи в шкаф, игнорирую расположившегося на диване Чернова, и иду сразу к себе в комнату.
— Эй! А как же приветственный поцелуй? — кричит мне в спину сводный брат.
В отличие от меня, он пребывает в прекрасном расположении духа. И это странно, потому что я привыкла к хмурому и надменному Чернову.
— Нет настроения, — бурчу, разглядывая свой педикюр сквозь чёрные капроновые колготки, и захлопываю дверь.
Иду в ванную и тщательно намыливаю руки, словно хочу содрать с них кожу. Вздрагиваю, когда в дверь тихо стучат.
— Я что-то натворил? — растерянно интересуется Миша по ту сторону. — Если что, всё неправда. Я целый день втыкал в комп.
Моё сердце сжимается. Гнев потихоньку уходит. Но уголки губ всё равно ползут вниз. Не хочу, чтобы Чернов решил, будто я биполярная истеричка. Поэтому спихиваю всё на единственное оправдание, в которое любой парень легко может поверить.
— Не ты. Просто у меня ПМС, и я хочу немного побыть одна. Лечь в постель, накрыться одеялом, слушать Адель и есть шоколадки.
Почти не вру.
— Я понял.
— Прости, — пищу тонким голосом и откидываюсь на подушки.
За дверью наступает оглушающая тишина, а потом я слышу тихие шаги босых ног. Миша спустился на свой этаж.
Заснуть у меня не получается. Зато у меня отлично получается окунуться в приступ жалости к себе. Возможно, про ПМС я и не врала. Меня раздражает всё, что я делаю. Пытаюсь рисовать карандашом, сразу же порчу рисунок. А потом и ещё один. Беру в руки графический планшет и бешусь оттого, что перо начинает тупить и плохо реагировать на прикосновения. Пытаюсь почитать книгу, но тут же отбрасываю её от себя. Любимая музыка раздражает. Сериалы напоминают поцелуи Миши, и я не могу смотреть их одна. Запас шоколада в комнате давно истощился и я забыла его пополнить.
Засыпаю ближе к пяти утра, завернувшись в одеяло как в кокон.
— Подъём, котёнок! — будит меня бодрый голос Чернова.
— Отстань!
С меня бесцеремонно стягивают защитный слой одеяла. Пытаюсь ухватить исчезающий кусок за край, но пальцы после сна слабые и совсем не слушаются.
— Давай-давай, вставай, соня. И спускайся. Мы ждем тебя внизу.
— Мы? — интересуюсь флегматично, приподняв голову и сощурив глаза. — Сколько времени?
В дверном проёме маячит красная толстовка Миши.
— Я, кофе, твоя бессмертная овсянка и приключения.
Через двадцать минут я сижу в машине Чернова и пытаюсь подавить серию зевков, которые сводят мою челюсть.
— Не выспалась? — интересуется Миша и, устраиваясь на водительском сиденье, заводит мотор.
— Мне кажется, я ещё сплю, — ворчу и скрещиваю руки на груди.
Откинувшись на подголовник, лениво наблюдаю, как Чернов скидывает с головы капюшон красной толстовки и расстёгивает дутую куртку. Прищуриваюсь. Он чему-то загадочно улыбается и мурлычет себе под нос песенку, настраивая радио и печку. Я всё ещё зеваю. Во сколько он встал?
Парень протягивает мне дорожную кружку с моим утренним недопитым кофе, и я с благодарностью её принимаю. Обхватываю руками и делаю большой глоток. Миша добавил туда молока и корицы. А мне остается только гадать, когда он успел так хорошо изучить мои вкусовые предпочтения. Зачем ему это?
— Спасибо-спасибо. Я бы тебя обязательно поцеловала, если бы ты не разбудил меня в такую рань. Куда мы едем, Миш?
— Это сюрприз.
— Ты уверен, что он мне понравится?
— Неа.
— Миша!
— Расслабься, котёнок. У нас свидание, — говорит Чернов и тянется ко мне.
Касается носом моей щеки и оставляет на губах быстрый невинный поцелуй. Эхом слышу щелчок ремня безопасности.
— Свидание? — переспрашиваю, похлопав ресницами. — В смысле свидание? Мы же не встречаемся!
Прячу лицо за кружкой и жду его ответ, затаив дыхание. Такие парни, как Миша, ни с кем не встречаются. Не ходят по университету за ручку с подружками и не кормят их в столовой сырниками. И девушек на свидания не водят, я давно это уяснила, живу с таким экземпляром под крышей не первый день. Только именно при нём бабочки в моём животе оживают, несмотря ни на что, а все мысли в голове путаются, превращаясь в одну сплошную сладкую вату. Как мне сопротивляться его чёртовому обаянию? Если он так виртуозно умеет совмещать в себе роли и подонка, и хорошего парня.