— Ладно, тогда не свидание, — легко соглашается Чернов, за что ему от меня тут же прилетает удар в плечо. — Спокойствие, котёнок. У меня ещё не все гематомы сошли, а ты уже хочешь наставить мне новые?
— Они тебе к лицу!
Мы шутим и смеёмся, обмениваясь пикировками, пока выезжаем из двора. Пока медленно плетёмся по просыпающимся субботним улицам города.
Я расслабляюсь, потягивая свой кофе, и иногда поглядываю на сосредоточенного Чернова. Мне всё в нём нравится. Прямой, чуть с горбинкой нос. Самые обычные мужские губы, которые для меня на вкус как наркотик. Мой личный сорт. Острые скулы, на которых ещё остались следы его драки, и волевой, чисто выбритый подбородок.
Если бы сейчас Чернов спросил, нравится ли он мне, я бы ни за что не стала врать.
Подпираю щеку рукой, не переставая заворожённо пялиться на него. Пальцы так и чешутся вытащить из сумки альбом, который всегда со мной, и по-быстрому набросать грифельный портрет. Останавливает то, что я ещё не настолько ему доверяю, чтобы отдать свой последний секрет. Хотя неожиданно в Мише оказывается больше плюсов, чем я предполагала раньше.
Он скашивает взгляд и улыбается одними уголками губ. Кладет ладонь мне на бедро и несильно сжимает. Моё сердце плавится и тает, волнами разливая по телу тепло.
Мне так хорошо сейчас в этом моменте. Тепло, уютно и как-то слишком спокойно. Так, как давно не было в моей жизни. Я последнее время постоянно куда-то бежала, жила за чужой маской, пыталась угодить отцу и преподавателям. Пыталась не влюбиться и никогда к себе близко не подпустить. Была колючая как кактус: один раз дотронешься, а потом ещё несколько раз подумаешь, стоит ли делать это снова.
Миша дотрагивается до меня опять и опять.
Бесстрашный или глупый.
— Заедем на заправку? Надо подкормить эту детку, — произносит Чернов, с любовью поглаживая руль своей машины.
— Как ты мог поспорить на эту «детку»? — задаю давно интересующий меня вопрос.
— Мирона, кроме тачек, ничего не интересует, а я люблю всегда быть в победителях. Был уверен в своей победе. Пока Романова не подкинула мне проблем, а Гейден не подкинул мне Библиотекаршу. Брр, как вспомню её, — Чернов брезгливо подёргивает плечами и пригибается, смотря в лобовое стекло по сторонам.
Хмурюсь, разглядывая его лицо. Никакого сожаления в его голосе по поводу спора как не было, так и нет.
— Ты же понимаешь, что это мерзко? — спрашиваю тихо, сжимая ладони между собственных колен. — Споры. Видео. Вы ведь хотели заснять это на камеру..? Ну, как ты с ней. Её Лена зовут, кстати. И твой поступок был бы ничем не лучше, чем то, что сделал со мной Глеб.
— Мы забавлялись так лет с пятнадцати. И ничего в сеть не попало. Сама видела, у Мирона и не такое на мобиле есть. Он не распространяет этот бредок. Не по фигу что там его вставляет? Я, кстати, удалил тот видос, где мы спорим и он берёт меня на слабо. Нет видео — нет спора. Я свободен, — широко улыбается Миша.
— Ты так ничего и не понял, Чернов? — в неверии качаю головой.
Настроение мгновенно сменяет курс, устремляясь вниз. Я смотрю на парня, сидящего на водительском сиденье, широко распахнув глаза. Он всё так же красив и привлекателен для меня. Но его избалованная философия отталкивает. Как он может быть одновременно хорошим и плохим?
— Что я должен был понять, котёнок?
— Тебе же не понравилось, что ты увидел в моём ролике. Ты был в бешенстве. Я видела это. Чувствовала.
— Я и сейчас готов свернуть твоему ушлепку бывшему челюсть. И сделаю это при первой же возможности.
Надеюсь, её никогда у него не будет. Не хочу, чтобы эти два моих мира когда-нибудь встретились и пересеклись.
— Ты бы обидел Лену своим поступком. Разбил бы ей сердце. Знаешь, как трудно после этого кому-то вновь довериться? Открыться? Сделать первый шаг?
Машина резко останавливается, и меня немного кидает вперед, потому что я всё ещё смотрю на Чернова, совсем не обращая внимания на то, что происходит за окном.
— Кать, — серьёзно произносит Чернов, корпусом повернувшись в мою сторону. — Чего ты хочешь добиться этим разговором? Испортить нам поездку? Сейчас я здесь, с тобой, хочу провести классный день. Поднять тебе настроение после стычки с отцом. Чтобы ты улыбалась и смеялась. Да, я натворил дерьма в прошлом по глупости. Но, как видишь, сейчас сижу здесь с тобой и не планирую больше ни на кого спорить. Как и не планирую никому отдавать машину.
— Она вообще на твою маму оформлена, я видела документы в бардачке. Не знаю, чем ты думал.
— Ничем я не думал. А теперь буду. Шоколадку хочешь?
Киваю. Чернов, щелкнув меня по носу, вылезает из машины и широким шагом идёт к магазинчику на автозаправке.
Нахохлившись и скрестив руки на груди, смотрю ему вслед до тех пор, пока его спина не скрывается за стеклянными раздвижными дверями. Вздохнув, перевожу взгляд в окно. Там незнакомый пустынный пейзаж и сложная дорожная развязка. Та самая, которая стоит на въезде в город, а трасса, начинающаяся за ней, ведёт в мой родной городок.
По спине бежит холод. Если мы едем на «свидание» туда, то это крайне плохая идея!
Глава 23
Миша появляется в дверях магазина через несколько минут, за которые я успеваю накрутить себя почти до истерики. Оказывается, я совершенно не готова к возвращению в город. И боюсь я не только за себя.
У Чернова напрочь отсутствует инстинкт самосохранения. Он любит провоцировать и ввязываться в драки. Хобби у него такое. Уверена, если мы встретим Глеба, обязательно нарвёмся на неприятности. А я не хочу больше никаких неприятностей!
Дверь в машину открывается, и Миша протягивает мне два стаканчика кофе.
— Подержи, пожалуйста.
— Куда мы едем? — спрашиваю с нажимом, забирая у него напитки и опуская их в подстаканники.
— Я же сказал: это свидание. Сюрприз.
— Миш, я не хочу никаких сюрпризов. Вот эта трасса ведет в мой город. Сто километров по прямой, и мы на родине моего позора. Сомнительное свидание, — произношу обеспокоенно.
Сводный брат забирается в машину и, кинув мне на колени пакет, набитый шоколадками, вопросительно поднимает брови. Он словно не понимает, что я пытаюсь до него донести!
— Белова, ты такая кайфоломщица и трусиха, оказывается, — говорит Чернов и заводит мотор. — Скушай шоколадку и расслабься. У меня всё под контролем.
— А мне кажется, совсем наоборот, — начинаю злиться, нервно постукивая пальцами по коленке. — Я бы лучше оказалась там, где нас никто не знает. Где мы будем одни!
— Тогда нам лучше было остаться дома. В твоей или моей постели. А? Как тебе такой вариант, котёнок?
У меня от его ласкового «котёнка» каждый раз уши в трубочку сворачиваются и рот приоткрывается, норовя издать замурчательные звуки, словно я и правда котёнок, которого приманили и приласкали.
— Ты. Тупой. Валенок. Чернов. — произношу, отчетливо чеканя слова и сопровождая каждый ударом кулака, теперь уже по его бедру. — И шутки у тебя дурацкие!
— Поэтому ты над ними каждый раз хохочешь как ненормальная?
Миша резко ловит мои руки и тянет, собираясь перетащить ближе к себе. Моё дыхание сбивается. Мы возимся несколько секунд, только потом понимая, что мешает ремень безопасности, которым я до сих пор пристёгнута.
— Оставь меня в покое, — бормочу обиженно. — И верни домой.
— Ага. Сейчас, — звучит саркастический смешок, за который мне опять хочется его треснуть.
Вместо моей просьбы Чернов делает совершенно другое. Осторожно обхватывает моё лицо ладонями и запечатывает губы требовательным поцелуем, успокаивая мои душевные и телесные метания.
Поцелуй быстро заканчивается. Сзади раздаются нетерпеливые сигналы, деликатно просящие свалить от колонки и уступить место заправки другим машинам.
Миша отпускает меня, напоследок лизнув мои губы и оставив быстрый чмок на кончике носа. Плюхается назад, на своё сиденье, и широко разводит колени. Мой взгляд мечется между его пахом и ладонями, которыми он выкручивает руль.
В животе закручивается вихрь, и что-то сладко начинает потягивать слева за ребрами. Облизываю губы, переводя взгляд на его сосредоточенное лицо.
— Я правда не хочу туда ехать. Пока не готова, — произношу с замиранием сердца.
Я опять ему открываюсь, показывая свои слабые и беззащитные стороны. А когда он откроется мне в ответ? Ведь я толком ничего о нём не знаю, а всё равно с каждой секундой утопаю и вязну всё больше. Сопротивление бесполезно.
— Знаю, — спокойно говорит Миша и, выруливая на знакомую мне трассу, опускает руку мне на бедро. — Поэтому мы едем в Москву.
— В Москву? — переспрашиваю глухо. — В смысле в Москву? Мне нельзя в Москву! Отец меня убьёт, если узнает.
— Он не узнает. Они с матерью целый день будут заняты просмотром домов в области. Им не до нас. А мы сгоняем и развеемся. Вечером будем дома. Давай уже улыбнись, Кать. Сделай мне приятное.
Чернов пошло поигрывает бровями и бросает на меня взгляд, полный смеха и озорства. Его ладонь всё ещё сжимает мое бедро, оставляя на коже приятное тепло, даже через толстую ткань джинсов. Кладу свою руку поверх и замираю. Миша переворачивает ладонь тыльной стороной вверх и, не задумываясь ни на секунду, переплетает наши пальцы.
Восторг топит меня с головы до ног всего лишь от такого простого и искреннего жеста.
— Москва, так Москва, — говорю, пытаясь скрыть дурацкую улыбку, и отворачиваюсь в сторону окна.
В стекле я вижу своё придурковато улыбающееся лицо и наконец полностью себя отпускаю, расслабляюсь.
До Москвы мы долетаем за два часа вместо трёх положенных. Зато в городе, который никогда не спит, сразу становимся в длиннющую пробку на въезде на одну из магистралей. Толкаемся в ней полчаса, пока Чернов не принимает решение свернуть на ближайшем повороте.
Машина останавливается на битком забитой парковке перед огромным торговым комплексом. Нас привлекла жёлто-синяя вывеска известной шведской торговой марки, которая славится не только своей мебелью, но и фрикадельками. Время уже близится к обеду, а, кроме утренней овсянки и подстывшего кофе, во рту сегодня ещё ничего не было.