Оделась и сбежала на кухню, готовить нормальный завтрак, где мой первый мужчина меня и нашёл.
— Миша, ну не на кухне же. Мы сейчас спалим тосты! — Смеясь, я пытаюсь вырваться из кольца рук.
Разворачиваюсь и закидываю руку парню на шею. Он, не брезгуя нечищеными зубами, лезет целоваться и, не теряя времени, пробирается пальцами под мою домашнюю футболку.
— Пофиг на тосты, тебя хочу, — хрипло произносит Чернов и втягивает в себя мою нижнюю губу.
— У меня там всё болит!
— А я нежненько…
От его поцелуев подгибаются пальчики на ногах и закатываются глаза. Мозг отключается от реальности, оставляя тело за главного. А нокаутированные вчерашними событиями бабочки до сих пор не в состоянии пошевелиться.
Миша выдёргивает из моих рук вилку и, бросив её на стол, подхватывает меня под коленки. Как пещерный человек, закидывает себе на плечо и быстрым шагом взбегает на второй этаж. Я хохочу и визжу как сумасшедшая, чувствуя себя самой счастливой.
Сорок минут и один совместный душ спустя, мокрые и усталые, мы всё же добираемся до завтрака.
— Омлет с овощами и беконом, — говорю, ставя перед Черновым тарелку. — Кофе, чай, апельсиновый сок? Миш?
Парень, сведя брови к переносице, что-то читает в своём мобильном, а когда я зову его, блокирует гаджет и кладёт на стол экраном вниз.
— Сок давай, — произносит слегка рассеянно. — О, ты умеешь нормально готовить! А всего-то нужно было тебя хорошенько…
— Подумай хорошенько, как ты хочешь закончить эту фразу, Мишутка, — произношу с нажимом, втыкая вилку в пышный омлет.
— Тащусь, когда ты злишься, Катя, — говорит Миша и, взяв пульт от телевизора, включает на плазме какой-то сериал про зомби. — Отличная компания для воскресного завтрака: злобный котёнок и зомбаки.
Закатываю глаза и сажусь напротив, старательно пряча улыбку.
Мы с удовольствием набрасываемся на еду. И спустя двадцать минут я лениво наблюдаю с дивана, как Чернов загружает посуду в посудомоечную машину. Знала бы, что после еды он превращается в реального плюшевого мишку, давно бы его сытно накормила.
— Какие у нас планы на этот день? Можем поиграть в приставку или поспать, — предлагаю, накручивая волосы на палец.
— Кать, мне нужно отъехать, — неожиданно серьёзно произносит Миша, вытирает руки о полотенце и убирает в карман не перестающий вспыхивать новыми сообщениями телефон.
— Куда?
— По делам, — уклончиво говорит Миша, а у меня на языке уже вертятся тонны вопросов и от внезапной ревности закладывает уши.
В смысле? По каким таким делам? По бабам?
Истеричкой я показаться не хочу, поэтому до боли закусываю губу и складываю руки на груди. Смотрю в сторону мелькающего на экране сериала и на секунду хочу одолжить у одного из главных героев арбалет.
— Обиделась, что ли? Да я быстро. — Чернов кладёт руки мне на плечи и начинает массировать. — А когда приеду, попробуем ту штуку, которая спрятана у тебя под подушкой.
— Ничего там нет!
— Так я куплю! Не злись.
Он наклоняется и целует меня в щёку. Идёт в свою комнату, а когда через несколько минут выходит одетый в джинсы и серую толстовку, я понимаю, что он совершенно не шутил насчёт каких-то суперважных дел. Он выглядит серьёзно и хмуро.
— Миш, что-то случилось? — спрашиваю, выходя в прихожую.
Чернов пихает ноги в свои кроссовки и берёт с вешалки куртку.
— Тебе не о чём волноваться. Вернусь к вечеру, не скучай, котёнок. Или нет — скучай.
Дверь за ним закрывается непривычно тихо. Я в растерянности возвращаюсь в нашу общую гостиную и выключаю телевизор. Ещё несколько недель назад я была бы рада оказаться дома совершенно одна. А теперь чувствую себя в этой квартире как-то странно одиноко. Хотя одиночество никогда раньше не было для меня проблемой.
Теперь здесь всё кричит и напоминает о Чернове больше, чем обычно. Я сама с ног до головы пропитана его запахом, а на языке и губах до сих пор ощущаю вкус его губ.
Фыркнув над своими же мыслями, беру из фруктовой корзины яблоко и уже собираюсь вернуться к себе наверх и немного порисовать, как слышу шум открывающейся двери в прихожей.
— Уже вернулся?
Радостная улыбка стремительно сползает с моего лица, когда я натыкаюсь взглядом на злющие глаза отца.
— Где ты вчера была, Катерина? — строго спрашивает он, сжимая в кулаке ключи от квартиры Чернова.
— Что?
Чувствую, как кровь отливает от лица. Хаотично бегаю глазами по прихожей, облизывая губы. Надеть маску невозмутимости не успеваю. Отец, не разуваясь, надвигается на меня, сверля тяжелым взглядом. Я, дезориентированная его появлением и внезапным допросом, чувствую себя максимально неуютно. Словно я какая-то преступница, сбежавшая из под конвоя.
— Я спрашиваю, дорогая дочь, какого чёрта ты вчера делала в Москве? Я разве не ясно выразился: сидеть на жопе ровно и больше не влезать ни в какие позорящие меня неприятности? — рычит папа.
Его слова, словно хлесткая пощечина, приводят меня в чувство. Я разжимаю пальцы и яблоко с глухим стуком падает на пол, катится по нему и останавливается около ног отца. Сжимаю кулаки. Гнев волнами зарождается внутри, окутывая с ног до головы моё тело. У меня начинают пылать уши.
— Это всё, что тебя волнует? Как будешь выглядеть ты? Если я решу опять наделать глупостей? — стараюсь звучать ровно, но к концу фразы голос начинает подрагивать. — В тот раз, за который ты меня обвиняешь, я была ни при чём! Это я жертва! Ты должен защищать меня!
— Я и защищаю. Увёз тебя из города, заставил удалить этого сыночка прокурора видео с твоим участием, оплатил твоё обучение в вузе. Стоило немалого труда тебя сюда устроить, потому что ты знатно подпортила свою репутацию, учась в школе!
— Большое тебе за это спасибо! — говорю, стискивая зубы с такой силой, что начинает болеть челюсть. На глаза набегают слёзы, и я быстро смаргиваю их, запрокинув голову. Пусть втекают назад!
Недостоин он моих слёз. После того, как он женился на Анне и у него появился Чернов, с которым он стал проводить больше времени, чем со мной, собственной дочерью, его даже воскресным папой назвать нельзя!
Отец-телефонный звонок. Новый год, Восьмое марта, день рождения. Вот когда он набирал меня первым и в трубке звучали стандартные пожелания здоровья, счастья и хорошей учебы, а на карту падала сумма денег.
Он давно не заботится обо мне, он заботится только о себе.
— Хватит закатывать истерики, мне их хватило в браке с твоей матерью. Собирай вещи, ты переезжаешь к нам с Анной до сессии. А потом посмотрим.
— Это за невинную поездку на выставку в Москву? — произношу устало, у меня даже нет сил отстаивать своё личное пространство. Руки опускаются и губы дрожат. — Я просто посмотрела на интересующие меня картины. Ничего криминального! Я была не одна! С Мишей, можешь спросить у него, он подтвердит.
Я даже не спрашиваю, откуда он узнал, что меня не было дома. Всё ясно как белый день — чёртов новый телефон! Зачем ему это нужно? Достала его гиперопека! Это уже слишком: отслеживать мое местоположение, словно мне семь лет и я иду в первый класс без сопровождения взрослого.
— Это за то, что нет к тебе доверия, Катерина. Доверие — вещь хрупкая и сложная, её надо заслужить. Собирай вещи. Сдашь сессию, и решим, как быть дальше.
— Никуда я не поеду.
— Это не предложение, а приказ. Пока ты живешь за мой счёт, будешь их выполнять. Альбомчики свои можешь даже не брать с собой. Всё уничтожу, если увижу. Пора серьёзной становиться, а не ждать, когда за тебя всё папа решит.
— Ты ничего не решил. Глеб до сих пор шлёт мне те видео! Можешь хоть десять симок мне поменять и на телефон жучок поставить!
— Значит, ты дала ему для этого повод! — орёт отец так, что у меня закладывает уши.
Он покраснел и тяжело дышит. На его виске выступила вена, а глаза словно безумные мечутся по моему лицу. Я вижу в них лишь разочарование и презрение. Никакой поддержки, никакой любви. Он даже на секунду предположить не может, что это было не по моей воле.
— А если бы он меня изнасиловал? Ты бы тоже винил в этом меня? — спрашиваю тихо, понимая, что я в очередной раз осталась проигравшей.
Поздно что-то доказывать, когда репутация бежит впереди тебя.
Отец молчит, смотрит, пригвождая тяжёлым взглядом к полу. Его молчание говорит само за себя. Это была бы моя вина.
— У тебя есть десять минут, возьми всё необходимое. Я буду внизу.
Развернувшись, молнией взлетаю по лестнице к себе в комнату. Со злостью распахиваю шкаф, бросая одежду на постель. Не успокаиваюсь, пока не вытаскиваю всё, освободив полки. Скидываю всё с тумбочек, со стола и стеллажа. Замираю посреди этого хаоса и, запрокинув голову, что есть силы кричу! Мне всё равно, что подумают обо мне соседи или отец, если вдруг решил задержаться и покараулить. Мне нужно выплеснуть эмоции, бурлящие внутри, чтобы вновь стать спокойной и невозмутимой.
А когда я снова смогу соображать здраво, то придумаю, как выбраться из под отцовского контроля раз и навсегда.
Запихиваю вещи в сумку, не беспокоясь о том, что они помнутся, и, подхватив ноутбук, спускаюсь вниз.
Хочу написать сообщение Чернову. Пожаловаться. Попросить помощи. Чтобы приехал и спас меня от собственного отца.
Миша поймёт. Я уверена в нём. Он уже доказал, что никакой он не мудак, когда посмотрел видео от Глеба. Он принял мою сторону! Сразу же! Не задаваясь вопросом: «А что, если..?» Он принял меня. Такую, какая я есть, и не попытался сломать.
В квартире нет моего телефона. Это я понимаю через несколько минут поисков. Он точно был, ещё утром я видела его около дивана в гостиной. Современные люди везде таскаются со своими мобильниками как приклеенные. Оставила на секунду, и он исчез!
Фак!
Надеюсь, Миша догадается позвонить вечером своей матери или любимому отчиму, когда я не выйду на связь. А может, он приедет прямо к ним в дом и заберёт меня? Он точно заберёт… не оставит меня на растерзание стервятникам, не после того что между нами было сегодня ночью.