Я опять набираю Мишу. Знакомая мелодия раздаётся совсем рядом.
Крутанувшись на пятках, впиваюсь взглядом в стремительно приближающегося ко мне Чернова. Смотрит исподлобья, хмуро и как-то решительно.
— Миш, я…
Он обхватывает моё лицо ладонями и без слов и прелюдии на глазах у всего двора целует. Безумно бесцеремонно вторгается в мой рот своим языком и таранит мой, выманивая его вступить с ним в дикий страстный танец.
От эмоций и сладости поцелуя закатываются глаза, а в голове пустеет. Ни одной внятной мысли. Кроме как… как же хорошо, что он мой. Мой Миша Чернов, и как же обалденно он умеет целоваться. У меня слабеют колени, и я, вцепившись в его плечи, стараюсь не рухнуть на притоптанный снег.
Мы отрываемся друг от друга, шумно втягивая воздух и тяжело дыша.
— Наверху есть свободная спальня! — улюлюкает Марк. — Уединитесь!
Не сговариваясь, мы с Мишей выбрасываем вперед руки и демонстрируем Гейдену средний палец. А потом Чернов прижимается к моей переносице лбом и, прикрыв глаза, шепчет:
— Извини, что не отвечал, котёнок, были дела. Не обижаешься?
Голос у него хриплый и тихий, плечи напряжены, будто он нервничает. Его горячее дыхание жалит мои губы, и я сглатываю. Это ведь был не прощальный поцелуй?
Боже!
Я так пугаюсь!
Нахожу его ладонь своей и крепко сжимаю. Моя ледяная, а его такая горячая. В голове полный кавардак.
— А ты? Ты на меня не обижаешься? Миша, я люблю тебя… и то, что я говорила утром, это не из-за тебя! — начинаю сбивчиво тараторить, поглаживая его затылок. — Совсем нет. Может ты и прав, через две недели я прибегу к тебе обратно, испугавшись тараканов, хотя это вряд ли, у меня с насекомыми, знаешь ли, нормальные отношения, но… Что это?
Недоуменно таращусь на появившуюся в моей руке небольшую бархатную коробочку. Только идиотка может не догадаться, что в ней лежит!
А я не идиотка… Воздух застревает в лёгких, и я несколько раз моргаю.
— Догадайся, — губы Миши растягивает хитрая улыбка, когда он заглядывает в моё явно озадаченное лицо. — Откроешь? Да или нет?
— С ума сошел? — выдыхаю поражённо.
— Это мой тебе подарок на Новый год. Никакого скрытого подтекста. Так «да» или «нет»? — спрашивает Чернов, склоняя голову набок.
Красивый и довольный произведённым на меня эффектом.
— Никто не женится в восемнадцать, это прошлый век, — бормочу сдавленно, капитулируя.
Моё лицо становится пунцовым. А Чернов только ещё больше веселится. Сгребает меня в объятия и приподнимает над землей. С крыльца дома раздаются восторженные крики. Они знали! И фейерверки эти не случайно до сих пор взрываются над нашими головами…
— Поженимся летом, тебе как раз исполнится девятнадцать. Зато теперь тебе точно не нужно будет съезжать. Никаких вариантов, не-а. Правда, ты до сих пор не ответила положительно.
— Ты чёртов манипулятор! — произношу поражённо и начинаю немного истерично хохотать. — Да! Да! Да!
— Стратег.
Пока Миша кружит меня под огни нового салюта, я открываю коробочку и любуюсь скромным, но таким идеальным кольцом. В его небольшом и единственном камне отражаются снопы искр, и я чувствую себя невероятно счастливой.
— Если ты бросишь меня через полгода и не женишься, я сожгу твою квартиру и выброшу плазму в окно! — шепчу свою маловероятную угрозу на ухо Миши и обнимаю его за шею изо всех сил.
— Я никогда тебя не брошу, котёнок. Обещаю.
— Почему?
— Потому что люблю тебя, глупая!
Миша опускает меня на землю и нежно целует в кончик носа.
Берёт меня за руку и, повернув к себе тыльной стороной ладони, подносит её к губам для нашего традиционного поцелуя. Я замираю. Сейчас он тоже увидит свой подарок.
Чернов опускает глаза и пристально смотрит на моё запястье, не моргая. Когда он переводит на меня взгляд, я купаюсь в его обожании и покрываюсь с ног до головы табунами мурашек. Ему понравилось.
— Зачем? — задаёт он один-единственный вопрос севшим голосом.
— Теперь часть тебя всегда будет со мной.
Миша проводит большим пальцем по тонкой прозрачной пленке на моем запястье, за ней спрятана заживать маленькая татуировка. Крылья ангела и песочные часы. Точная уменьшенная копия той, что набита у Чернова на груди.
Он всегда будет со мной. Я всегда буду с ним. И больше никакого одиночества.
Эпилог
Три года спустя
— Кать, ты там уже пятнадцать минут. — Негромко стучу в дверь ванной. — Всё нормально?
На завтрак опаздывать нам нельзя, потом непонятно, когда сможем поесть. У нас довольно плотный туристический маршрут. Мы уже третий день колесим по Азорским островам, о которых моя ехидна грезила, как недавно выяснилось, всю свою сознательную жизнь. И в этот день рождения котёнок наконец получила возможность осуществить свою мечту и здесь побывать. Я счастлив, когда она счастлива. Видели бы вы, как Катя визжала, распаковав конверт с билетами. Хотя я с удовольствием поменял бы этот отдых на привычные Мальдивы.
Мы мало виделись последние месяцы. Мать посвятила себя заботе о муже и понемногу передаёт мне бразды правления бизнесом. В двадцать четыре я стою во главе семейной компании и как могу стараюсь её не просрать.
Кате остаётся учиться последний год. Маловероятно, что она будет работать по специальности, при этом универ она не бросает, однако неоднократно грозила это сделать.
Недавно купили ей небольшое светлое помещение, и она оборудовала его под свою мастерскую. Пропадает там всё свободное от меня и учебы время. Рисует. Еще бы Альберто перестал наконец к ней туда таскаться и занялся уже своей личной жизнью. Ничего не могу поделать со своей необузданной ревностью, которая лавой бурлит внутри, если рядом с моей женщиной начинает тереться левый мужик.
Катя молчит несколько долгих секунд, за которые я успеваю придумать худшие из вариантов. Звать горничную и просить её открыть замок займёт ещё некоторое время, поэтому, если котёнок не ответит прямо сейчас, я вынесу это дверное полотно и просто заплачу за него при выезде.
— Да, — раздаётся тихий голос с другой стороны.
— Может, вызвать врача?
Правда, понятия не имею, где на этом, похожем на бесконечную сонную деревню, острове искать этого самого врача. Но, если человека выворачивает наизнанку без остановки второе утро подряд, что-то нужно делать.
— Не надо врача, я уже выхожу.
Дверь открывается, и я пристально осматриваю свою вот уже два года как жену. Она всё ещё в пижаме, всклокоченная и бледная. Под глазами у неё залегли тёмные тени, которые не на шутку меня пугают. Она вообще почти никогда не болеет. Этой зимой я свалился с пневмонией, думал, двину кони, так хреново было, уже завещание планировал составлять, обчихал всю квартиру. Котёнок даже не заразилась, хотя ухаживала за мной с самоотверженностью медсестры Красного креста.
— Кать… — начинаю. — Может, вернемся обратно на континент?
Она пихает меня в грудь. Пошатываюсь, отступая.
— Пропусти меня, Чернов! — воинственно требует, уперев руки в бока. — Это ты виноват!
— Я? Может, виноват тот непонятного вида хот-дог на придорожной заправке?
— Хот-дог? Он засунул в меня ребёнка? А мне кажется, это был ты! — Тычет пальцем мне в грудь, сдувая упавшие волосы с измученного лица. — «Давай, малышка, один раз… с первого раза ни у кого не получалось», — правдоподобно передразнивает меня. — А Полина от Ника именно так и забеременела! С первого раза! Зачем я тебя послушала! У меня впереди диплом! Выставка! Мы могли подождать ещё год, как хотели, как планировали! Никто не рожает в двадцать один!
Радость световым шаром проносится по моему телу, а губы сами растягиваются в дурацкой улыбке. Я выгляжу как идиот, сто процентов. И хотя маленькая фурия, что плюется гневными словами и ругательствами, не выглядит в данный момент счастливой, я знаю: это временно. Видел я, с какой тоской и нежностью она каждый раз провожает взглядом маленьких детей.
— Никто и не женился в восемнадцать, помнишь? — спрашиваю у неё, прерывая гневную тираду. — Ты сделала тест?
— Три! — Суёт мне в руки три палочки, на которых отчётливо виднеется знак «+». — С собой их привезла. Как чувствовала, что понадобится.
Неожиданно Катя начинает всхлипывать и, спрятав лицо в ладонях, упирается лбом мне в грудь. Немедля обнимаю её. Осторожно, чтобы не сделать больно или не навредить малышу. Внутри нее наш ребенок. Микроскопический, но ребенок. Наш. Мой и ее. Борюсь с собой, потому что хочу сжать её как можно сильнее. До хруста рёбер и тихого попискивания.
— Ну ты чего, котёнок? Не рада?
— Рада. Я очень рада, Миша. А ещё боюсь… — скулит малышка, цепляясь пальчиками за мою футболку. — Вдруг мы будем ужасными-ужасными родителями?
— Мы будем отличными родителями, Катя. К пятому ребенку уж точно наловчимся.
Она приподнимает голову и таращится на меня в ужасе.
— К какому пятому, Чернов?
— Три пацана и две девчонки, всегда мечтал.
Катя ощутимо шлёпает меня ладонью в грудь, не оценив шутку. Поймав её руку, целую каждый пальчик, смотря ей в глаза. Она робко улыбается подрагивающими губами.
— Ты просто невыносим, Миша.
— Поэтому ты меня и любишь, а я люблю вас.