– За это он приносит извинение. Больше вас не тронут.
– Ты правда считаешь, что меня это успокоит?! После того как вы забрали мою истинную!
– Тебе же все объяснили, – отвечает раздраженно мой собеседник. – Не советую нарываться.
Но я уже не соображаю от ярости, готов порвать каждого, кто стоит у меня на пути. Мне нужен лишь один из них, оставшийся в живых, чтобы получить информацию. Поэтому без предупреждения кидаюсь на главного, того, что разговаривал сейчас со мной. Вцепляюсь в глотку, рву зубами. Он падает, остальные группируются кругом, вставая в боевую стойку.
Матерые, опытные, сконцентрированные на противнике, в любой миг готовые к смертельному прыжку.
Обострение чувств достигает апогея. Чужие мысли, звуки, запахи, эмоции проникают в кровь и разносятся по венам.
Глубокий вдох, и мир сливается в красный шар, теряя краски, переходит в оттенки серого.
Все вокруг передвигается рывками, кадрами, словно в безумном калейдоскопе.
Полный хаос. Рывок в сторону, быстрота – мое главное преимущество сейчас, ведь их семеро, а я один.
Мне удается убрать еще троих, прежде чем самый крупный из них прыгает на меня, придавливая тушей. На мгновение все меркнет, но, когда зверь откатывается, я все же встаю и снова кидаюсь на него. Сцепившись смертельным клубком, катимся вниз холма. Обратно поднимаюсь уже я один. Враг остается на дне ущелья. Острый край скалы пробил мне бочину, хлещет кровь. Повсюду ее запах и вкус.
Остальные ждут наверху, меняя тактику и действуя осторожнее – нападая по двое.
Трясу мордой, пытаясь удержать плывущее сознание. Понимая, что долго мне не простоять, начинаю отступать к чаще.
Разгадав мой план, оставшаяся троица рвет ко мне скопом. Не успеваю увидеть ловушку, чувствую сильный удар в раненую бочину, меня откидывает в сторону, на камни.
От удара о камень перехватывает дыхание, но инстинкт самосохранения помогает сконцентрироваться и блокировать следующую атаку.
Но отчего-то противники не спешат нападать. Злобно смотрят куда-то мне за спину. Я же обернуться не рискую – это может быть ловушкой.
Огрызаясь и щерясь, волки начинают нехотя отступать. Но, только когда скрываются из виду, позволяю себе обернуться. Ко мне несется стая. Моя стая.
Прихрамывая, отправляюсь к ним навстречу.
Стиснув зубы, сдерживаю стон, когда семейный врач проводит спиртовым тампоном по рваной ране. Не хотел возвращаться в особняк, меня практически силой заставили, запихнув полуживого в машину. Бабка послала за мной целую армию.
– Эй! – морщусь от боли. Хотя, конечно, жжение открытой раны не может сравниться c мучительной внутренней болью. Я потерял Эрику. Она так далеко, что, сколько ни концентрируюсь, не могу установить с ней ментальную связь.
Где она сейчас? Одно только успокаивает – ей не причинят вреда. Не за этим похитили, в этом я уверен. А вот во всем остальном…
Моя маленькая ранимая девочка. Как она сейчас? Справится ли с выпавшим испытанием. Наверняка чувствует себя одинокой и напуганной.
Образ Эрики встает перед глазами. Хрупкая. Ранимая. Тающая в моих объятиях и такая уязвимая…
Вцепляюсь в подлокотники кресла, чтобы не сорваться от невыносимой тоски. Внутри буря эмоций. Ненависть. Гнев. Желание драться.
– Как он? – слышу голос Фелиции. Поднимаю голову. Прабабка стоит на пороге, смотрит на меня с осуждением.
– Ты едва не погиб! – восклицает, глядя на меня со злостью. – А ведь я тебя предупреждала!
– Давай не сейчас, – снова морщусь от боли. Но, видимо, Фелиция принимает на свой счет, тут же взрываясь.
– Знаешь, ты просто идиот! Как жаль, что твой отец далеко! Иначе уж дурь-то бы выбил из тебя!
– Не лезь в это.
– Не лезть? А кто сейчас за главу клана?!
– Со своей девушкой я сам разберусь.
– И думать забудь! Ее забрали по праву! Ты не можешь…
– Она моя истинная.
– Нет!
– Именно так. И мне плевать, если ты в это не веришь. Эрика моя. А я целиком ей принадлежу. И пойду за ней, как только…
– Да ты посмотри на себя! На ногах еле стоишь.
– За ночь все пройдет. Не мешай мне, если не хочешь помогать.
Осуждение продолжает витать в воздухе даже после того, как Фелиция покидает комнату. Разматывая бинт, врач смотрит на меня вопросительно, но я не собираюсь и его посвящать в нелегкие будни своей семьи. Перевязав рану, доктор складывает медикаменты в портфель.
– Тебе нельзя двигаться по крайней мере два дня. Иначе швы разойдутся. Я бы на твоем месте не стал спорить с Фелицией.
Малколм Росс, наш семейный врач, с самого детства его помню. Я всегда относился к нему с уважением, но сейчас готов послать подальше.
Нервы сплелись в твердый комок, ярость не отпускает. Меня начинает трясти от одной только мысли, что ожидает Эрику в чужеродном ей месте. Там, где она никого не знает.
Ее отец крайне жесток и опасен.
Зачем после стольких лет он вспомнил о дочери? И совпадение ли, что это произошло именно тогда, когда мы с ней нашли друг друга?
Я не верю в такие совпадения. И не прощаю, когда мою пару похищают буквально у меня из-под носа. Сейчас мое бешенство не поддавалось контролю.
Но завтра надо будет сконцентрироваться и составить план. Я уверен, что мои сородичи помогут. Даже если Фелиция не поддержит. Наш клан, может, и не самый влиятельный, зато самый многочисленный.
Мы задавим чертового выскочку с севера.
Эрика
– Что значит быть до ночи? А потом? – продолжаю допытываться у своего неразговорчивого похитителя. Но Клаус ничего не отвечает, идет к креслу и, развалившись в нем, закрывает глаза. Я же замираю в нерешительности возле камина. Ну хоть согрелась… зубы перестали выбивать чечетку.
– И думать не смей, чтобы сбежать. Замерзнешь насмерть, – предупреждает Клаус, даже не приоткрыв глаза.
– Может, это для меня лучше, нежели тут с тобой быть… или неизвестность.
– Тебя не ждут никакие ужасы, трусиха. Только встреча с семьей.
Буркнув это, похититель замолкает.
Семья? Значит, все-таки отец пришел за мной? Точнее, прислал этого громилу…
Конечно, верить тому, кто удерживает тебя силой, глупо. Но и бежать совершенно некуда – вокруг один снежный лес. Постояв еще немного возле уютного огня, прохожу к дивану, стоящему подле большого окна. Присаживаюсь. Вся комната к этому моменту хорошо прогрелась, и я, пристроившись у подлокотника, подтянув под себя ноги, засыпаю.
Просыпаюсь от яркого света. Моргаю и через несколько секунд, когда глаза привыкают к слепящему свету, понимаю, что в гостиной трое мужчин.
Клаус лениво поднимается на ноги.
– Она со мной, – говорит он спокойно, обращаясь к пожилому невысокому мужчине.
Это и есть мой отец? Ниже меня на голову, почти лысый. И все же вид у него очень опасный. Интересно, он мне представится или я должна догадаться сама?
– Вижу, – это единственное слово произносит лысый, смотря на меня исподлобья. – Тащи в машину.
Серьезно? И это – мой отец? Меня охватывает обида и ярость.
– Она вообще-то не сопротивляется. Слаба слишком. Сама пойдет, – спокойно противоречит ему Клаус.
– Как хочешь. Мне надоело возиться с этим. Если что выкинет – ответишь перед Ангусом.
– Без проблем. Пошли, – кивает мне Клаус.
– Куд-да? – спрашиваю дрожащим голосом. – Кто-нибудь мне объяснит, что происходит?
Знаю, глупая фраза в данных обстоятельствах. Но ничего другого в голову не идет.
Разумеется, мне никто ничего не объясняет. Просто суют на заднее сиденье, как неодушевленный предмет.
– Двигайся, – дверь неожиданно распахивается и рядом садится Клаус.
– По-моему, ты меня слишком заботливо охраняешь, – не удерживаюсь, чтобы не съязвить.
– Заткнись.
Машина трогается в путь.
– Скажи, это мой отец? Тот лысый… – тихо спрашиваю Клауса. Мужчина, о котором его спрашиваю, сел в другую машину. Внутри меня словно острая игла засела. Никогда я столько не думала о своем родителе, бросившем меня еще при рождении…
Клаус громко хмыкает, что, скорее всего, означает смех. Я показалась ему забавной? Тем, что пытаюсь понять, что происходит? Своей глубокой внутренней болью? В этот момент всякая симпатия к похитителю напрочь испаряется.
– Ты ужасно смешно надуваешь губы, – внезапно лицо оборотня озаряет улыбка. Она ему удивительно идет.
– Что тебя так насмешило? – спрашиваю, кривя губы.
– Да просто ты мне кое-кого напомнила мимикой. М-да, гены – интересная штука. Нет, это не твой отец. Но не жди от своего отца… ммм, скажем так, он не силен в обаянии. Как и Рон, о котором ты сейчас спрашиваешь.
– Зачем я ему понадобилась? Отцу? Что ему нужно от меня?
– Это уже более сложный вопрос. Задашь ему, когда встретитесь.
– Когда это будет?
– Скоро.
Клаус отворачивается к окну, показывая, что больше не настроен вести беседы. Я тоже в окно пялюсь, то в одно, то в другое. Но начинается метель, ничего не видно. Белая тьма… Я никогда самостоятельно не найду дорогу домой – моя последняя мысль, перед тем как задремать.
Когда просыпаюсь, машина уже не движется и Клауса нет рядом.
Первое, что бросается мне в глаза, когда выхожу наружу, – исполинская статуя, грубо вытесанная из черного камня. Статуя волка. Именно такого я видела тогда перед домом, прямо точная копия! Он кажется таким живым… Ощущение, что желтые глаза внимательно наблюдают за всем, что происходит вокруг. Фигура дышит мощью и силой, даже захотелось попятиться назад, уйти от нее. Мои похитители впереди. Никто не смотрит за мной кроме чертовой статуи. Попробовать сбежать? Но это же глупо. Тем более я хочу увидеть отца. Несмотря ни на что хочу…
Обхожу статую, и передо мной вырастает дом. Золотистые солнечные лучи заливают покрывающий стены плющ и желоба под готическими окнами. Дом выглядит очень внушительно. Он в два раз больше особняка Грегори. Позади виднеется густой лес, дальше – высокие горы. Как далеко я от дома? И зачем я здесь?