– Сюда, – произносит неслышно подошедший Клаус, указывая дорогу. – Не трясись так. Никто тебя не съест.
– Этот дом выглядит прям как в фильмах ужасов, – прячу за ехидством страх.
– Не любишь готический стиль?
– Неа. И боюсь летучих мышей.
– Эти прекрасные существа, увы, пока не водятся тут.
– Даже не верится.
Мы проходим в огромную дверь. Окидываю взглядом просторное помещение. Потолок поддерживают старинные дубовые балки. На стенах темные обои, добавляющие этому дому мрачности.
– Пошли, я покажу твою комнату, – Клаус берет меня за руку. – Тебе надо отдохнуть.
Хочется ответить что-то язвительное, но нет сил. Дом давит на меня. Как и факт, что мой отец даже не вышел взглянуть на свою дочь. Ему, похоже, как и раньше, плевать на меня.
Поднимаемся по узкой лестнице на третий этаж.
– Вот твоя комната.
Клаус распахивает дверь. Обстановка не похожа на тюремную камеру – тут довольно уютно. На кровати несколько теплых покрывал и много подушек. Свисает балдахин, все тут прямо дышит древностью. Ничего современного.
– За той дверью санузел.
– Хорошо… я уж хотела поискать под кроватью ночной горшок.
– Не понадобится.
– Что ж, спасибо. Не знаешь, я тут надолго?
– Думаю, да. Ты вернулась домой.
– Нет!
– Я тоже устал, уволь меня от выслушивания твоих стенаний, – буркает раздраженно Клаус.
Понимаю его. Ему явно надоело со мной возиться. Но я тоже не в восторге от этого приключения!
– Поешь, – резко произносит Клаус, показывая на поднос, накрытый крышкой, стоящий на туалетном столике. – Помойся, поспи. За тобой придут.
Оборотень покидает мою комнату. Раздается звук поворачивающегося в замочной скважине ключа. Меня заперли. Я пленница. Какое-то время стою, замерев посреди своей клетки, стараясь успокоить неистово бьющееся сердце.
Не паникуй. Ты обязательно выберешься отсюда.
Но эта мантра не помогает, внутри все противно дрожит.
Оглядываю клетку. Хоть она и не похожа на тюремную камеру, тут даже, можно сказать, уютно.
Заурчавший живот напоминает о совете Клауса. Как и о том, что я ела в последний раз целую вечность назад. Мне нужны силы, чтобы выбраться отсюда. И я набрасываюсь на еду. Под крышкой мясо, сыр, овощи и хлеб. Съедаю все до крошки.
Теперь надо в ванную. Тело все еще дрожит от озноба.
Ванная поражает изысканностью и размером: белые кафельные стены и соответствующий мраморный пол, встроенные хромированные вешалки с полотенцами, фарфоровая раковина необычной формы, глубокая, как чаша. И огромная ванна на золотых ножках. Открываю кран, делаю воду погорячее.
По самый подбородок погружаюсь под воду и, закрыв глаза, пытаюсь…
Любимый, мне так плохо без тебя…
Не знаю, что еще сказать Келу. Если, конечно, он сможет меня услышать. Мы настолько далеко друг от друга… Но я знаю, что он будет искать меня. Все для этого сделает…
Я в порядке. Мне не причинили вреда. Говорят, я понадобилась отцу. Не знаю зачем. Я еще не видела его…
Потом долго лежу в воде, ставшей почти прохладной, и мысленно разговариваю с Келом. Но ничего не слышу в ответ, и слезы отчаяния душат меня. Вырывается рыдание. Еще одно. Все, что накопилось, пока пыталась держаться, быть сильной, выливается наружу потоком слез. Ненавижу себя за эту слабость, но реву в чертовой ванне, как сопливая девчонка. Пока не наступает полное опустошение.
Глава 26
После ванны занимаюсь тем, что залезаю в шкаф-купе, беспардонно роюсь в вещах, сложенных там. Мне нужна чистая одежда. Выбираю черную футболку и тонкие черные спортивные брюки. Надев эти вещи, падаю на постель и почти сразу забываюсь крепким сном.
Я нахожусь в глубокой подземной темнице. Осматриваю свою клетку, каждый миллиметр, полная решимости выбраться. Пока усталость не ложится на плечи неподъемным грузом.
Не получается с ней бороться, падаю на холодный бетонный пол. И тут понимаю, что не одна. Кел рядом. В соседней камере. Осознание этого звенящей силой прокатывается сквозь меня. В следующую секунду любимый оказывается передо мной.
Его лицо покрыто кровоподтеками и порезами. Левый глаз заплыл, губа разорвана. Тошнота подступает к горлу. Он едва живой. Это мой отец, жуткое чудовище, сделал это? Меня душит ненависть к этому человеку. Но сейчас я не хочу думать о нем. Все мои мысли занимает Келлум.
– Ты пришел… – произношу, сглатывая слезы.
– Еще нет, любимая. Но я иду за тобой.
Просыпаюсь, подскакиваю на постели, глотая слезы. Что это было? Вещий сон? Кел ранен?
С ума схожу от беспокойства. Понятно, что, вернувшись и не обнаружив меня, Кел отправился на поиски…
Сможет ли он отыскать меня? А вдруг ему и правда причинили вред?
Я иду за тобой…
Эта фраза до сих пор звучит в голове, так явственно. Словно и правда Кел произнес эти слова. Что, если во сне нам все-таки удалось установить ментальную связь друг с другом?
«Он придет», – повторяю себе снова и снова. Пытаюсь опять заснуть, чтобы вернуться в тот сон, но у меня ничего не получается. Промучившись до утра, проваливаюсь в полудрему, сидя в кресле у высокого окна.
Проснувшись, долго всматриваюсь в пейзаж за окном, пытаясь понять, что это за место. Но из моей комнаты видны лишь деревья и снег.
Нельзя сдаваться. Надо сделать все, чтобы выбраться отсюда поскорее. С каждой уходящей секундой возрастает боль от разлуки.
Неожиданный укол опустошенности и тоски по дому вызывает слезы, которые стираю с ненавистью. Нельзя быть слабой. Только не сейчас!
За мной снова пришел Клаус, чему я даже почти рада. Хоть какое-то знакомое лицо. Почему-то он внушает мне доверие.
– Твой отец хочет поговорить.
– Ну надо же. Как это мило, – кривлюсь, чтобы скрыть, что ревела только что в подушку.
– Не советую разговаривать с ним в таком дерзком тоне.
– А в каком советуешь? Испуганном? Подобострастном?
– Я лишь дал совет. Твое дело – прислушиваться или нет.
– Скажи хоть, как его зовут! – шиплю в спину Клауса, собравшегося уходить. – Мне как-то неловко спрашивать это у него самого.
– Ангус. Ангус Кёниг, – улыбается мой собеседник. – Не стесняйся, будь собой. Спрашивай обо всем. Правда, не жди на все ответов. Ангус довольно своенравен. Как и ты, Эрика.
Оглядываю мужчину, сидящего в большом кресле у камина. Он выглядит величественно, словно восседает на троне. Даже забавно сейчас вспоминать, как я приняла за своего отца невысокого и лысого оборотня.
В комнате приятно пахнет горящей древесной, тут уютно и тепло. А у меня все равно неприятная дрожь и мурашки по позвоночнику.
Мужчина передо мной выглядит прежде всего вожаком стаи. У него густые седые волосы, затянутые в хвост на затылке. Он определенно высок, крупного телосложения. На довольно красивом благородном лице лишь несколько глубоких морщин выдают возраст. Но не портят его суровой мужской красоты. Как и длинный шрам, идущий через правую щеку.
Мужчина-воин. Я могу понять маму, в этом типе явно есть харизма. Особенно когда он хочет ее показать…
– Здравствуй, папа.
Сама не знаю, чего больше в моей фразе, иронии или горечи. За спиной улавливаю легкий смешок Клауса, который в следующую секунду оставляет нас наедине.
Между нами виснет длинная тяжелая пауза. Мужчина явно угадал иронию в моих словах и не желает продолжать в заданном мной тоне. Он довольно внимательно и вместе с тем безразлично разглядывает меня.
А потом улыбается. Его улыбка больше похожа на хищный оскал. В тусклом свете он выглядит смертельно опасным. Мне становится не по себе.
– Значит, вот какова моя старшая дочь, – произносит наконец мужчина. – Пожалуй, этого следовало ожидать… от Джорджии.
– А вы уверены, что не ошиблись? – внимательно смотрю на него, пытаясь разглядеть общие черты. – Вы и правда тот самый вожак самого кровавого клана вервольфов?
Глаза мужчины сверкают яростью:
– Почему мне чудится насмешка в твоих словах? Как ты смеешь, девчонка? Джорджия всегда была беспечной… Но я не ожидал, что она допустит такие прорехи в твоем воспитании!
– Не смейте произносить имя моей матери! Вы бросили ее… Бросили нас.
Дрожу всем телом, меня охватывает ярость. Прошедшие годы не заглушили горя, не смягчили боли. Хотя я старательно прятала обиду в самых потаенных уголках памяти.
– Это ты не смей. Не смей разговаривать со мной в таком тоне, иначе пожалеешь! Повторяю, твоя мать, похоже, плохо воспитала тебя. Ты не должна грубить старшим.
– Откуда вам знать, как она воспитала меня? Разве у вас есть право судить? Вы бросили нас. И это было так давно! Поверить не могу, что я зачем-то вам понадобилась! Может, вы больны? И от меня требуется почка… или что-то вроде того?
– Вот в чем дело. В тебе до сих пор сидит обиженная маленькая девочка? Это меня огорчает, не буду скрывать. Нет, Эрика, мне не нужна твоя почка.
Лицо Ангуса становится неподвижным, словно маска. С невозмутимым видом он выслушал мои обвинения. На секунду мне кажется, что в его глазах промелькнула грусть. Но, скорее всего, мне лишь показалось и я увидела то, что хотела бы увидеть.
– Думаете, я прощу, забуду? Я больше не маленькая девочка и могу о себе позаботиться. Мне от вас нужен лишь один ответ. Зачем все это? Зачем похищение? Зачем я понадобилась?
Скрещиваю руки на груди, подсознательно отгораживаясь от этого человека, который мне совершенно чужд, теперь я остро это осознаю.
– Перестань вести себя как ребенок. Ты слишком увлеклась, играя роль жертвы и испепеляя меня взглядом.
– Я хочу домой!
Черная бровь мужчины ползет вверх.
– Куда ты торопишься, можно узнать? – губы Ангуса изогнулись в медленной, острой, как бритва, улыбке,
– Подальше отсюда!
– Увы, тебе придется смириться и побыть здесь гостьей.
– Но зачем?