— Как приземлюсь в Сиэтле, позвоню, — уныло киваю.
Вот твою ж мать.
Как только Камилла выходит за дверь, беру в руку телефон и набираю матрёшке сообщение:
«С тобой всё в порядке?»
В течение пятнадцати минут пялюсь в телефон, костеря на чём свет стоит её нерасторопность, пока, наконец, не приходит лаконичное:
«Всё прекрасно».
Блядь, у меня из-за неё жизнь рушится, а у этой стервы «всё прекрасно». Ну и пошла она к чёрту. Таким слабаком, как вчера, она меня больше не увидит.
В Сиэтл я прилетаю в одиннадцать утра и после изрядной дозы переговоров с коллегами-компьютерщиками, возвращаюсь в отель. Отсыпаюсь пару часов, набираясь сил, и иду в местный бар, после посещения которого, пару раз имел многочасовой адюльтер с запахом жжёной резины.
Наваливаюсь на стойку бара и заказываю бурбон со льдом. Рецепторы матёрого хищника работают безотказно, где-то за спиной шевелится дичь. И точно, меньше, чем через минуту меня окутывает облако сладковатого парфюма, а розовая барсетка чиркает предплечье. Ну да, места же за пустой барной стойкой нет.
— Один «Космополитен», — томно воркует барсетка и встряхивает волосами, задевая ими моё лицо.
Глупо делать вид, что гепард не заметил раненую косулю, поэтому я поворачиваюсь, чтобы оценить мясо жертвы. Нормальное такое мясо. Брюнетка, никакой наращенной и увеличенной дряни на лице, макияж сдержанный, фигура хорошая. Ставлю отметку «годна» и машу бармену.
— Я оплачу.
Барсетка раздвигает губы в улыбке и делает вид, будто только что меня заметила.
— Спасибо за выпивку.
Встряхивает гривой и разворачивает товар лицом. Хорошая тройка, голубые глаза, да и личико симпатичное. Неплохая версия Кэти Пэрри, до того как её стилист выжил из ума.
— Я Брэнди.
В общем, дальше всё идёт по стандартному сценарию: она рассказывает о себе, я о себе не говорю совсем, покупаю леди ещё три красных бурды. Брэнди розовеет, начиная прикасаться ко мне будто бы невзначай, и чересчур заливисто смеётся там, где лучше не смеяться. И в процессе этого недообщения я понимаю, что у меня совсем нет желания тащить её в отель, и хочу решить вопрос на месте.
Поднимаюсь с барного стула и делаю ход конём.
— Я в туалет, не хочешь составить мне компанию?
Попытка не пытка.
Брэнди облизывает губы и спрыгивает на пол.
— Как раз хотела его навестить.
Молча, словно идём на задание, заходим в туалетную кабинку. Мне даже ничего делать не приходится. Брэнди сама задирает платье и поворачивается ко мне спиной. Задница у неё неплохая, но до матрёшкиной далеко. Вот к чему сейчас вспоминать о русской змее?
Расстёгиваю молнию и кручу головой, пытаясь найти правильный ракурс, при котором её голая задница меня возбудит. Не нахожу ни одного. Младший лейтенант Гас вышел в отставку. Досрочно, блядь.
— Любуешься? — слышится кокетливый голос.
Ага. Любуюсь на то, какой отстойной в один миг стала моя жизнь. Вздыхаю и застёгиваю молнию, с таким ватным младшим я не рискну и пытаться. Можно было бы напроситься на утешительный минет, но, в моём понимании, пихать вялый член в рот малознакомой даме — это моветон. Ох, уж мои джентльменские манеры.
— Брэнди, я понял, что ты заслуживаешь лучшего, — говорю первое, что приходит в голову. — Пойдём, я вызову тебе такси.
Когда машина уносит мой несостоявшийся перепихон в ночной полумрак Сиэтла, выбрасываю салфетку с накарябанным на ней номером телефона и плетусь в отель. Закрываю глаза и представляю матрёшку верхом на мне, подо мной, в полотенце, без полотенца, острые коготки, впившиеся мне в шею, её кошачий оскал и улыбку Чеширского Кота. Младший лейтенант Гас крепнет и возвращается на поле боя в чине генералиссимуса. Вот же ведьма.
И пока я второй раз за последние тринадцать лет дрочу по вине этой русской стервы, принимаю решение трахнуть Сла-ву во что бы то ни стало. Потому что это единственный способ, чтобы очиститься от её колдовства.
Глава 17
Гас
Я, вообще, не романтик. Серенады под окном, сопливые чувствоизъявления и февральские взносы в «Холлмарк» — это, вообще, не про нас с младшим. Поэтому я не знаю, чем объяснить покупку букета за сто пятьдесят баксов, который лежит на соседнем сиденье. Я просто купил его по дороге из аэропорта, подчинившись мимолётному порыву. Надо бы навестить врача, может быть, уровень эстрогена подскочил до нетипичной для мужика отметки. Перед тем как зарулить в Форест-Хиллс, таращусь на цветы, мысленно убеждая себя избавиться от них. Не работает. Перед глазами встаёт то умилительное выражение лица матрёшки, когда я вручал ей айфон, будто папа-кот притащил в зубах труп мыши для мамы-кошки, и я понимаю, что очень хочу увидеть его снова.
Паркую свою «пантеру» в гараже и, засунув тяжёлый веник подмышку, иду к дому. По телу распространяется адреналиновое покалывание, словно я волнуюсь. Только вот отчего? Оттого что впервые за четыре дня увижу матрёшку? Чушь.
Захожу в гостиную — тишина. Это странно, потому что на часах половина девятого вечера, в это время моя секси-помощница уже должна была вернуться с работы. Швыряю цветы на диван и снова разглядываю их. Ну что за тупая идея? Я и Ками цветы дарил всего дважды, и оба раза на день рождения.
Рука тянется к телефону, чтобы позвонить матрёшке и узнать, где её носит, но я корю себя за слабохарактерность и решаю сходить в душ. Может, к тому времени она уже появится.
Через полчаса спускаюсь в гостиную, но картина остаётся без изменений. Пустота. Ну вот что за херня, а? Где её носит?
Лезу в карман спортивных брюк за мобильным, когда через прямоугольники окон вижу голубой свет фар около ворот. Императрица домой пожаловала. Неужели, блядь, снова верхом на Буцефале? Кажется, пора этого коня окончательно изгнать с ипподрома.
Открываю входную дверь, готовясь вытаскивать матрёшку из седла, и замираю на пороге. Потому что привёз её ни хрена не Буцефал. Эту тачку я из сотен других узнаю, потому что двадцатидюймовые колёсные диски к ней лично из Италии заказывал. На день рождения своему лучшему другу. Элу, мать его, Сэмюэлу, который в данный момент открывает пассажирскую дверь и помогает Сла-ве выйти. Элу, который, блядь, обнимает её за талию и целует в щёку, зависая там на несколько секунд, как гадливая колибри. Матрёшка застенчиво улыбается и по роже его за это не бьёт. Моргаю, как идиот, наблюдая эту зубодробящую пантомиму. А в это время стая ревнивых крыс, которым подпалили хвосты, выгрызают себе путь на свободу прямиком через мою грудную клетку. Предплечья сводит судорогой, и опустив глаза, я понимаю почему. Потому что пальцы сжаты в кулаки так сильно, что кости хрустят.
Выдыхаю первый шок и иду к ним. Я ни хрена не вуайерист, я всегда участвую.
Если матрёшка и нервничает при виде меня, то виду не подаёт. Вздёргивает тёмную бровь и распрямляет плечи.
— Привет, бро, — протягиваю Элу руку, намеренно не глядя на Сла-ву. — Не ожидал.
Тот выдаёт крепкое рукопожатие и хлопает меня по плечу.
— С возвращением, бро, — переводит взгляд на матрёшку, и переключает тон в режим «Заботливый Эл». — Увидимся завтра, Слава?
— Созвонимся, — улыбается она, отчего у меня снова начинает сводить руки. Бросает беглый взгляд в мою сторону.
— С возвращением, Гас, — матрёшка поправляет сумку на плече и, стуча каблуками, направляется к дому.
А я остаюсь стоять на месте, изучая лицо друга. Эл не смотрит на меня. Как настоящий верный поданный, провожает роскошный экипаж императрицы взглядом, напрочь забыв о моём присутствии. Блядь, этот тоже вляпался в борщ. Всеми четырьмя лапами.
— Понравилась сестрёнка? — вкладываю в тон всё своё равнодушие и сарказм, на которые в данный момент способен. — Или работа в такси вдруг стала прибыльным занятием?
Раздаётся звук захлопывающейся входной двери, Эл переводит взгляд на меня.
— Знаю, ты не слишком расположен к Славе, но, надеюсь, что это не станет для нас проблемой. Она, действительно, мне нравится, и я хочу с ней встречаться.
Шах и мат, Гас. Пока я блокировал грудь, пропустил нокаутирующий удар в голову. Мне даже предъявить на это нечего. Эл — это не тупорылый Буцефал, которого я при желании могу отправить на побывку в челюстно-лицевую хирургию за попытку подобраться к матрёшкиному «моджо». Он отличный парень, умный и успешный. Цыпочки пищат от его внешности. Но, в отличие от меня, Эл никогда этим не пользовался. Он один из редких экземпляров членистоногих, которые блюдут верность своей избраннице. Я знаю это потому, что он три года, как настоящий рыцарь, закладывал свой меч в одни ножны по имени Кортни, пока шесть месяцев назад эти ножны не переехали по работе в Ванкувер. Променять Нью-Йорк на Канаду, это ж какой недалёкой нужно быть?
Эл не монах, и в эти полгода вкушал все прелести холостяцкого распутства до сблёва. Но я знаю, что если ему кто-то понравился, он точно не станет ходить налево. И надо же такой напасти случиться — понравилась ему именно матрёшка, на которую положил свой единственный глаз Гас-младший. С которой я решил во чтобы то не стало провести русско-американский саммит для урегулирования эректильного конфликта.
И что теперь? Перебегать дорогу парню, с которым я дружу с шестилетнего возраста? Гороскоп совместимости делать не нужно, чтобы понять, что Эл матрёшке подходит. Вот только жгучее желание врезать ему почему-то всё равно меня не покидает. А ещё сказать ему, чтобы не смел приближаться к ней, потому что эта девчонка моя.
Все эти мысли ржавой пулей проносятся в голове, а вслух я говорю:
— С экспортом не задалось, решил попытать счастья с импортом?
— Мне нравится Слава, — просто повторяет Эл. Потому что у нас, у мужиков, в разговоре всё просто, коротко и по существу.
— Ты ведь знаешь, что рано или поздно демократия ей надоест, и она вернётся под крыло своего лысого диктатора?
Пытаюсь найти на лице друга признаки смятения, но их нет.