"У меня есть только одна дата — его рождения. Никакой другой даты у меня нет!" — сказала однажды Клара.
Но вот объяснять мою веру другому человеку, доселе непосвященному в нее, я не решаюсь. Доверить свою личную версию параллельных вселенных возможно лишь особенному человеку. Не говоря уже о том, что о своей вере лучше помалкивать, пока не спросят.
Но в некоторых случаях о ней невозможно промолчать…
"Митя возвращался с ребятами после большого концерта. Их привезли к колледжу, дальше — каждый своим маршрутом до дома. Митя побежал на электричку. С ним были еще трое ребят, младше него, один из них школьник, ведь на концерте были дети разного возраста. Электричка уже уходила. Митя забежал первый и держал двери. Двое ребят забежали, а третий, самый младший, не успевал. Электричка уже тронулась. И Митя сказал, что не бросит его и стал выпрыгивать наружу. Его рюкзак зажало в дверях. Его потащило и… По правде говоря, я до сих пор не понимаю, как это все случилось. Об этом было столько разговоров и выяснений, но после бесконечного ужаса и слёз стало очевидно, что мы никогда не поймем, что произошло. Митя ездил на электричках с младенчества, он их любил и хорошо знал все правила безопасности. У него даже был приятель-машинист, рассказывающий ужасы о попавших под колеса. Митя хорошо знал, что электричка не будет тормозить ради одного человека. Неважно, нарушившего правила или нет. Таковы нормы. И машиниста в данном случае не накажут за летальный исход. И попробуй его наказать, если он сам виноват, железка — мафия, как любые погоны. Все это я узнала от Мити, что дало мне основания быть уверенной, что он понимает все опасности. Видимо, это обстоятельство — один из источников моего неверия в произошедшее. Но также я понимаю и другое: у него на уровне инстинкта была заложена моментальная помощь — подхватить кого-то, поддержать, помчаться на другой конец города и области, если кто-то попросил выручить, вытащить, выходить, просто посидеть рядом. Даже если накануне была стычка, ссора или давно не общались.
При всем своем школьном беспределе, когда учительница собралась однажды развешивать новые шторы в классе, Митя мягко оттеснил ее, сказав: "Подождите, у бабушки это всегда делаю я!"
Он как человек двухметрового роста подспудно чувствовал себя чьей-то опорой. Хотя, конечно, рост тут совсем не главное.
Когда все это случилось, рядом оказался парень, который как раз вышел из электрички на этой станции. Он попытался Митю спасти. Вызвал скорую, МЧС и что-то сделал, чтобы остановили движение поездов. Он Митин тезка и окончил тот же колледж. Они не были знакомы, так получилось случайно. Зачеркнуто. Неслучайно. Я долго не могла собраться с силами и написать ему, мне казалось, что это испугает его или будет неуместно. Никто не хочет вспоминать о таком. Но он так трепетно откликнулся! Он так близко к сердцу воспринял то, в чем ему пришлось участвовать. За нашу короткую переписку он стал мне близок. Я часто хочу написать ему, но опять начинаю переживать свою неуместность, "а вдруг подумают, что я навязываюсь" и прочую муть — и не пишу, конечно. Хочу послать ему Митину музыку. Его альбом электронных треков, космических, таинственных, мечтательных… Надо будет набраться храбрости и написать! Ведь музыка — это божественный привет и ни к чему не обязывает. Буду благодарна этому мальчику всегда".
***
Лариса долго молчала после моих откровений. Я привычно подумала, что, видимо, не нужно было рассказывать так много. Как будто все это можно уместить в три строчки!
Если ты не в силах ничего изменить, ты можешь придать смысл бессмысленному подвигу.
У нас было еще много версий того, что произошло. И не только у нас. Митина однокурсница Нора, она же Наоми, глубокая, тонкая, импульсивная, рассказала мне об этих коллективных поисках смысла. Был среди них такой сюжет: трое ребят сначала хотели вскладчину ехать до метро на такси, но Митя их позвал на электричку. Что если такси попало бы в автокатастрофу, но реальность пошла по другой ветке? "Я думаю, он их спас", написала мне Нора. Она после случившегося ушла из колледжа, подарила свой саксофон мальчику с другого курса и стала учиться играть на барабанах.
Одна из преподавателей колледжа обратилась к ведунье, и та сказала, что Мите было предначертано уйти именно в этот день.
Дима и Даня, Митины друзья, на тот момент работали на телефонной станции скорой помощи. Как только стало известно о том, что случилось с Митей, они ночью пошли на работу и проверили базу вызовов по области. Там должен был быть зафиксирован и этот вызов. Но они не нашли никаких упоминаний о нем. Дима даже успокоил Машеньку, что страшное известие — ошибка.
Ну а это уже из области чистого фэнтези, и тем не менее: одна девушка, не чуждая мистики, видела Митю после случившего на станции метро Войковская. Он говорил о джазе и не знал, что произошло. Спрашивал, где все.
Все мои попытки добраться до дела в следственном комитете, окончились фиаско. Там все время менялись секретари, дело то было на прокурорской проверке, то у него менялся номер, то с Машенькой, которая взялась мне помогать и назвалась Митиной сестрой, начал заигрывать по телефону тамошний клерк…
Когда прозвучал тот страшный звонок из полиции, было около двух часов ночи. На справке, которую нам выдали в морге больницы, значилось начало третьего. То есть получается, они нам звонили, когда Митя был жив?
Не обессудьте — высыпала кучей все то, что у меня постоянно крутится в памяти нескончаемой пластинкой. Без логики и ранжира. Согласно Ницше, фактов не существует, есть лишь их толкования.
…В ночи ко мне прилетела ответная исповедь Ларисы.
"Спасибо, я потихонечку возвращаюсь к вере в душу человеческую и разум. А то люди теперь даже боль свою стараются завернуть в фантик и насыпать в нее конфетти. Или разжалобить и попросить денег. Никто не бывает честным просто так. На всякую исповедь существует свой прайс взаимных услуг и приношений. Ведь и группа наша родилась — из моего желания честно прокричаться во всю глотку, разродиться своей болью. Не для чего-то и не зачем-то, а потому что она просилась наружу.
Просто за все эти годы так надоело прятаться в тени от брезгливых и испуганных рож и ходить в воображаемой парандже — только бы поменьше глазели и осуждали. Знаешь, у меня даже рука не поднимается кресло Борино кому-то отдать. Или тем более продать. Словно не дай бог я заработаю на том, что его больше нет с нами. У меня такой зверь протеста рождается внутри, который рычит: я не дам вам Борьку стереть из летописи жизни. Вот так!
Я ведь столько выслушала этих вкрадчивых вопросиков о том, что неужели во время беременности патологию-то у ребеночка не нашли, как же так… Я тогда еще никому не говорила, что Борька биологически не наш. Да и собственно, как это — не наш?! Когда я взяла его на руки и начала кормить, он и стал моим. С мужем была сложнее история, конечно, но в итоге он тоже с ним сроднился. Аля, дочка наша, разбила новый телефон о голову одноклассницы, которая что-то сказала насчет Бори оскорбительное. Знаешь, Анна Каренина в одном эпизоде говорит, что не хочет преподавать в школе из-за "гадких девочек". И вот это была одна из таких девочек…"
Эдик, героический муж Ларисы, конечно, не убивал Борю. Но имел неосторожность произнести ту самую фразу о том, что "мы наконец-то можем жить дальше". Вот это самое ненавистное "жить дальше", которое "надо". Наложение социальных обязательств быть таким, как будто ничего не произошло, с вычеркнутым горем из повестки дня. Я хорошо знаю, как может каратнуть от этих пустых сереньких штампов. Стань-ка удобным, а то от тебя скорбящего никакой нам пользы…
Разумеется, Эдик — другой случай и сказал иначе, но Ларису понесло. Какие-то абсурдные подозрения, которые перемололись бы на подкорке, вдруг взорвались и непростительно вырвались наружу.
"Я почувствовала себя так, будто всю жизнь мою объявили бессмысленной. Мне было так больно, что я ударила в ответ, ударила чудовищно несправедливо. Эдик заслужил только слезную благодарность, а я его обвинила в убийстве, да еще и успела рассказать об этом, к счастью, немногим. Были моменты, когда Боря уже сильно болел, и у него начались судорожные приступы, и вот тогда Эдик стал повторять, что он мучается, и я надумала себе, что это он так намекает, что устал от всего, а… через месяц Бори не стало. Кто-то "добрый" мне однажды сказал, что любой мужчина стремится уничтожить потомство другого самца. И эта глупость застряла в решетке моей памяти. Есть такие мысли, они как грязные вбросы в СМИ, влипают в сознание и тихо разрушают разум".
***
На следующий день был день рождения Мити. Алеша приболел. Мы с Лизой договорились встретиться на Ваганьково, но так вышло, что я приехала раньше. Подумала, поброжу в ожидании, чтобы не замерзнуть, зайду к великим. Место здесь, если можно так сказать, для кладбища оживленное, туристическое. С одной стороны, нет грустной одинокой заброшенности, с другой — можно побродить в задумчивости. Я все думала над тем, что написала Лариса — написала и внезапно оборвала диалог, как это ей свойственно. Я к этому уже привыкла, да и сетевое общение не предполагает законченности. Мы расстаемся на полуслове, потом начинаем разговор с чистого листа. А то, о чем говорили раньше, исчезает бесследно. Но как дружить, если не запоминать сокровенное?
И я запоминаю. Лариса — внезапно ворвавшийся в мою реальность человек, и уже не чужой. И ее Боря… Обвитая крепкой паутиной мыслей, я решила сходить к Есенину. Иду, согласно указателю, по аллее. Морозец начинает сгущаться. И такое ощущение, что воздух становится более плотным, и что-то люди вокруг исчезли, хотя еще минуту назад казалось, что как раз здесь они не переводятся. Ладно, иду дальше, подмерзая. И вдруг впереди возникает очень знакомая фигура. Главным образом знакомая по кепке с меховыми отворотами. Но откуда здесь… Виктор Ланге?! Хотя велика ли вероятность случайно встретиться на кладбище? Может, я обозналась? Нет, это очевидно он! Меня вдруг осеняет: вот, наконец-то мы поговорим! А то все не судьба. И я начинаю его звать. Но он не слышит и не оборачивается. Интересно, думаю, почему? Начинаю ускоряться — и он тоже, словно убегает от меня. Что происходит? Кричу громче, однако чувствую при этом неуместность своей погони. Место ведь негромкое, да и человек не на рынок пришел, ему, может быть, не хочется ни с кем говорить. Я останавливаюсь, чтобы перевести дух, и… Виктор исчезает! То есть, на секунду отвлекшись, я поднимаю глаза — а его и след простыл. Он просто испарился. Мне осталось только вопрошать к Есенину, что это было. Привет с моей мистической родины? Призрак? И что означает это послание… Напоминание о том, что, быть может… все