Вижу.
Это на его морду, оказывается, планирует сверху каблук, покачиваясь кокетливо, словно у заложившей ногу на ногу столовской девки. Узнаю по родинке на ключице, возле длинных царапин от чьих-то когтей и ворота драной футболки, с которой сорвали бейджик. А морды как таковой у него уже, в общем, нет. И он уже почти, насколько я могу понять по еле слышному коммунальному скрежету, перестал орать и даже хрипеть.
Как ты и предполагал, Молния. Ликвидируешь потом труп.
Я могу уходить. Но осматриваюсь еще раз.
Ищу ее.
…Ее волосы намотаны на чей-то мужской кулак, и какая-то коммунальная девка неторопливыми кошачьими движениями царапает ей лицо, — а она кричит, наискось разевая рот, и медленно пытается заслониться локтями, и в зажмуренных глазищах торчат на ресницах слезы, — это не смешно, я сам не понимаю почему. Подхожу, отодвигаю царапающуюся девку, она валится куда-то вбок, а я спокойно распутываю клубок тонких рыжих волос, кажется, ломая этому козлу пальцы. Никто из них все равно не поймет, что происходит. Я для этого слишком быстр, а главное — это дом-базар, тут никто не смотрит друг на друга.
Мобила.
Отвлекаюсь, напоследок легонько двинув козла в грудь; под ладонью трещат ребра. Принимаю звонок и не успеваю — не успеваю?! — ничего сказать.
— Где он, Молния?!
— Здесь, — голос почему-то садится. — Он, считайте, уже мертв… Или нужно его спасти?!
Оглядываюсь через плечо; я успею. Госпитальные девки и не таких поднимают на ноги. Пускай только мне отдадут приказ.
— Где вы находитесь?!
— В дом-баз… в дом-беседе.
Хочу назвать координаты, но мобила взрывается руганью, диким матом, многоэтажным, неостановимым, сквозь который наконец-то прорастают слова:
— Кого ты вообще вел?!
И вдруг в мобиле щелкает. Ко мне обращается другой, жутко знакомый голос:
— Молния, ты чего? Он вышел из дом-правительства, Эбенизер Сун, и он заметно жив. Я вижу, его, черт возьми, по веб-камере!.. Где ты, Молния?! Какой, нахрен, дом-базар?!!
И я узнаю его, этот голос:
— Гром…
Мое время головокружительно несется вперед, уносит в водовороте обрывки бессвязных мыслей. Гром, ну наконец-то, мне было так тяжело без тебя, я не знал, что делать и как жить, я, в общем, только тем и занимался, что ждал тебя, а теперь все будет понятно и хорошо… Я подвел, я подставил тебя, Гром. Я слажал, я сделал что-то не так, вот-вот догоню, что именно, и попробую исправить!.. Только не бросай меня больше.
— Ты идиот, Молния, — говорит Гром, и мобила отчетливо передает, как он старается не кричать. — Перепутал объект, это еще надо было суметь… А я выбрал тебя… своего человека… Не хотел привлекать внимание и направлять кого-то с Окружности… Ты хоть понимаешь, что ты натворил?!
Оправдываться. Просить прощения. Объяснить, насколько он нужен мне, его голос, его руководство, его доверие и присутствие… Всего этого нельзя.
— Эбенизер Сун, — говорю я. — Дом-правительство. Сейчас. Я успею.
— Бегом! — рявкает Гром.
Я лечу.
Мгновения улиц, внезапность поворотов, расплывчатые запятые встречных коммуналов; я бы посшибал их всех нахрен, расчвякал в желе и раскатал по асфальту, но обхожу на виражах ради бритвенной точности маневра, молниеносной слаженности движений. Меня зовут Молния, и я успею. А его зовут Сун, Эбенизер Сун, какая дикая лажа, чудовищная ошибка, — но нет такой ошибки и лажи, которую нельзя было бы исправить, если есть время. Мое. Рабочее. Время!
Дом-правительство. Красный фасад, ступенчатая крыша, невидимая броня входной двери — и буквы, впечатанные в камень и металл, я видел их впервые еще в дом-саду, их показывали нам каждое утро, заставляя вставать под звуки гимна, нас учили по ним читать, и я запомнил, на всю жизнь запомнил:
ЭЖЕН КРАМЕР.
Останавливаюсь. Навожу резкость. Эжен Крамер, да.
Эжен Крамер — слабак. Никчемный, замедленный, хуже последнего коммунала. Если б не он, мы давно прижали бы их, эти задворки, заставили б уважать Мир-коммуну. Только из-за его трусости… тьфу.
Так сказал Гром.
Еще тогда, на Базе. У меня хватило ума не повторять это никому.
Но я должен найти его, вип-гостя по имени Эбенизер Сун. Он не мог далеко уйти, он вообще не мог уйти — максимум сделать полшага с тех пор, как я помчался сюда. Но створка входной двери дом-правительства еще продолжает закрываться — а его нет, нет нигде!..
Замечаю в последнее мгновение — перед тем, как он стремительно скрывается за дальним поворотом.
Это снова может быть ошибка, я теперь всю жизнь буду по сто раз перепроверять всё, а тем более сейчас, когда все происходит совсем не так, как я успел себе представить. Он удаляется прочь, плюгавый седой старикашка, двигаясь смешно и суетливо, но ни разу не замедленно. Он — в спецохранном времени!..
И он не один. С ним два спецохранца в черном, у них оружие на поясе и знаки отличия на рукавах: личное подразделение охраны Эжена Крамера, отборная сволочь. Я впервые вижу их вот так, в затылок, и расстояние между нами увеличивается; не тормози, не стой на месте, идиот, прибавь скорости!
Мобила.
— Я веду его, Гром. Старик со спецохраной. Но они…
— Я знаю. Молния, ты должен его ликвидировать.
— Что?
Приказы не переспрашивают, не уточняют и тем более не ставят под сомнение. Но Гром не приказывает. У него такой голос, как будто он… не знаю, извиняется передо мной?..
— Убить его. Надо было сделать это сразу, как только он вышел из дом-правительства. Но давай сейчас. Он не должен вернуться на задворки.
Получается, я угадал. Ошибся объектом, но догадался о главном.
А спецохрана? — мог бы спросить я. Их же двое, а я один, и я в сером, не вооруженный ничем, кроме ликвида. Хорошо, Гром, — мог бы сказать я, ни о чем не спрашивая, и выполнить приказ, и наконец-то подняться в его глазах. Но я не делаю ни того ни другого. Не обнаруживаю слабости — но и не молчу.
— Почему?
И Гром поясняет. Потому что я не чужой ему, потому что он выбрал меня, потому что я имею право знать:
— Иначе — всё. Он перекроет эквопоток, и нам придется терпеть Крамера до скончания века… его века, — сквозь зубы Грома проскальзывает страшное ругательство, и мягкий голос становится жутким. — Я надеюсь на тебя, Молния. Я высылаю еще людей с Окружности, но… они не успеют.
Я сам это понимаю.
— Я справлюсь, Гром.
Весь наш разговор происходит на бегу, на скорости, призванной сократить расстояние; время не на моей стороне, оно вообще устранилось, стало холодным и чужим, наше рабочее время. При этом я вынужден держать дистанцию, чтобы не обнаружить себя перед спецохраной раньше, чем сумею нанести удар. О том, что будет со мной потом, я не думаю. Оно не имеет значения — никакое потом.
Старикашка почти бежит, нелепый ходячий труп; спецохранцы трусят следом, расчетливо попадая в его ритм. Если б у меня было оружие. Но радиус ликвида в данной ситуации попросту смешон, проще будет, наверное, убить его голыми руками… Вот только сначала понять, как нейтрализовать этих двоих… Я придумаю, Гром, я смогу.
А я ведь никогда раньше не ликвидировал живых людей. Кажется, я уже говорил; тьфу, да какое это имеет значение.
И вдруг я понимаю, куда они идут.
Они же повторяют мой недавний путь, поворот в поворот, шаг в шаг… здесь могли бы срезать угол, но не доперли, впрочем, неважно. Они идут в дом-базар.
Где убивают сейчас другого гостя по имени Сун. Интересно, на задворках это что-нибудь значит — когда у двоих одно и то же имя?..
Додумывать эту мысль некогда. Они пришли.
Они вламываются в дом-базар, не думая о том, чтобы остаться незамеченными, щепы от бывшей двери разлетаются веером, и спецохранцы пропускают випа в оскаленный обломками проем, прикрывая с двух сторон, не давая мне ни единого шанса: это профессиональное, вряд ли они подозревают о моем приказе, хотя исключать такую возможность нельзя. Выжидаю секунду и ломлюсь следом, сшибая с ног каких-то коммуналов. Ничего, для дом-базара нормально, что кого-то там сшибли с ног.
Вхожу.
Остаюсь в прихожей и, распластавшись по стене, заглядываю внутрь.
Это выглядит дико. Среди замедленной коммунальной толпы, погруженной в нескончаемую ругань и нелепую драку, двигаются в нормальном темпе три человека. Двое — грамотно прочесывают помещение, не выпуская своего подопечного из-под контроля и защиты. А третий, старикашка, беспорядочно мечется, заглядывает во все углы и коммунальи морды, все время натыкается на кого-то и кричит надтреснутым голосом:
— Игар! Игар!!!
Я так и знал.
Он уже несколько раз пробежал мимо того, другого Суна, распростертого на полу. Даже отсюда, на расстоянии, могу определить со стопроцентной точностью: труп. Такой даже не надо проверять на реакции, прежде чем накрыть радиусом ликвида.
Его находит спецохранец. Подзывает старика, видимо, для опознания. Тот наклоняется, смотрит. Опускается на колени. Отводит рваный воротник бывшей футболки… Замирает, согнувшись почти пополам. Плечи старика ритмично вздрагивают, это было бы ржачно, если б хотя бы чуть-чуть замедлить. Но он в спецохранном времени, и мне совсем не смешно.
Он быстро берет себя в руки, старикашка с задворок, которого я презирал заранее и потому недооценивал всю дорогу, а зря. Отдает распоряжения спецохранцам, как если бы командовал ими всю жизнь: кажется, да, точно, приказывает им забрать труп. Это хорошо. Труп свяжет им руки, замедлит реакцию, позволит мне выиграть время. Когда они будут выходить отсюда — мимо меня — я выполню приказ. Они не успеют. Меня зовут Молния.
И тут я вижу ее.
Она еще жива — потому ли, что я вмешался тогда, или просто потому что красивая девка, красивые, да и вообще девки всегда живут немного дольше по всем понятной причине. Она валяется на спине, голая ниже пояса, и стискивает ободранные коленки, и зачем-то закрывает исцарапанными предплечьями лицо — только пряди рыжих волос во все стороны, и скрежет, который на самом деле крик. И волосатый коммуналий зад медленно валится сверху, и меня таки пробивает на ржаку, потому что нет ничего смешнее, чем… Ненавижу!!!