За что мне всё это?.. Чем я прогневила богов? Я словно повзрослела, разом перешагнув через несколько лет, а вернуться обратно к прежней жизни и блаженному неведению уже нельзя. Не получится. Так же, как нельзя возвратиться в княжество после того, как мы окажемся в Лундсфальде.
Эрланд не отпустит. Да и действительно – к кому мне возвращаться? Двери родного дома для меня навсегда закрыты, и нет никого, кто ждал бы меня обратно.
– Аньяри! Что с тобой? – донёсся до меня словно издалека мужской голос. Но ответить, проваливаясь в тёмное забытьё, я уже не могла.
Глава 19
Тьма отпускала неохотно. Находясь в странном состоянии, в котором перемешались сон и явь, я могла представить, будто всё по-прежнему. Подарить себе ещё хоть несколько мгновений иллюзии того, что ничего не произошло. Что моя жизнь не изменилась так бесповоротно. Но голос, вторгавшийся в тишину, не позволял.
– Да разве ж так можно?! – громко причитал кто-то. – Довели барышню до голодного обморока! У неё же небось маковой росинки во рту с утра не было!
Я уже не понимала, сколько прошло времени, какой сейчас день. Открыв глаз, увидела склонившуюся надо мной незнакомую женщину лет пятидесяти в простом домотканом платье и низко надвинутом на лоб платке. Она чем-то напомнила мне ту самую няню, слова которой в последние дни не раз оживали в моей памяти. Та не была рабыней, а во дворце проработала несколько лет. Воспитывала чужого ребёнка, чтобы её собственные дети ни в чём не нуждались.
– Госпожа ведь по виду самая настоящая, – продолжала говорить незнакомка, точно сама с собой. – Совсем не то, что рабыни или наши деревенские девчонки. Слабенькая, к тяготам не привыкшая. Ручки нежные, кости тонкие, что у той курочки. Однако ж не телом, так душой иные барышни потвёрже других будут, – добавила, склонив голову и рассматривая меня. – Очнулась? На-ка, выпей маленько.
Я приподнялась на локтях, по-прежнему ощущая слабость во всём теле. Мне протянули глиняную кружку с терпким травяным напитком. Я узнала укрепляющий отвар, который и сама умела готовить.
– Вот так, пей, теперь полегчает. Женщины – народ терпеливый. И не с таким справляются.
Отвар был щедро сдобрен мёдом, потому оказался не горьким, но меня всё равно подташнивало. Должно быть, от голода. Что бы мне ни пришлось пережить за последнее время, как бы ни терзалась моя душа, организм нуждался в пище.
Находилась я всё в том же шатре. Только теперь на мне были не рабские шаровары, а одна из моих ночных сорочек. Кто меня переодевал?..
– Я знахарка из деревни. Тейза моё имя, – представилась та, что напоила меня отваром. – А твоё как?
– Аньяри, – ответила она. Прокашлялась и, сделав последний глоток, вернула опустевшую кружку. – Можно просто Яри.
Раньше меня так называли только близкие, но сейчас они не со мной. А полное имя не самое простое для местных жителей. Зато оно всё, что осталось у меня от матери.
– Кто он тебе? Этот красивый мужчина. Суровый такой.
Я догадалась, что она говорила про Эрланда. Ильма тоже считала его красивым… Неужели он действительно так забеспокоился обо мне, что разыскал и позвал сюда эту женщину?
А в самом деле, кто мне правитель? Хозяин? Любовник?
Не зная, что ответить, я передёрнула плечами.
– У него внутри горит огонь. Сжигает его, точит… И с каждым днём всё сильнее, – сказала вдруг знахарка. – А что у нас может потушить огонь? Вода, верно?
– Да, – согласилась я, не понимая, о чём она говорит. Огонь внутри правителя Лундсфальда? Да от его взгляда замёрзнуть можно!
Память тут же подкинула воспоминание о его горячем теле, которое тесно прижималась к моему. Я покраснела. Речь ведь не об этом шла, а о его душе.
А душа у него покрыта ледяной коркой…
– Я не колдунья, но чую кое-что. Ещё матушка моя чуяла, а до неё бабка. Вот и скажу тебе – стань той водицей, что зальёт огонь, пока пламя не спалило его окончательно. Только не позволяй ему больше доводить тебя до такого состояния, – погрозила мне пальцем собеседница. – А то на одних только отварах жить будешь.
– Виноват не только он, – вздохнула я. А кто ещё? Отец? Работорговцы? Лес, который увёл меня прочь от правителя Лундсфальда, словно не желал, чтобы я уезжала с ним?
Однако вина Эрланда тоже есть. Я помнила всё – его жестокие, ранившие меня слова, его руки, которые могли приносить как наслаждение, так и боль. Наслаждение… Пугающее, незнакомое. Лучше бы он во всём оставался грубым и безжалостным – тогда было бы проще его ненавидеть.
– Вы, говорят, в Лундсфальд путь держите? – продолжала расспрашивать меня знахарка.
– Да, – кивнула я, садясь поудобнее. – Скажите, а вы не знаете… Лес, который находится невдалеке, действительно заколдован?
Ведь считается, что в княжестве нет колдовства. Так говорил отец, и всю мою жизнь у меня не было причин сомневаться в его словах. Но ведь и те люди, которые сопровождали сестру в монастырь, тоже что-то говорили про лес… Они даже как следует обыскать его побоялись. Неужели Ильму постигла та же судьба, что и меня?
– Тебе кто-то что-то про это наплёл? – наклонилась во мне Тейза. В шатре был полумрак, лишь немного рассеиваемый огнём двух свечей, и глаза женщины сверкнули, как у кошки. – Или сама веришь в колдовство?
– Я уже не знаю, во что верить, – призналась я.
– Вот что, милая… Колдовство существует, это правда, только везде своё, разное. В том же Лундсфальде. Или там, где люди выглядят так, как ты, – добавила она, явно намекая на мою непривычную для княжества внешность, доставшуюся мне от мамы. – Я тебе больше ничего не скажу. Наступит время, сама разберёшься. Только помни про огонь и воду и держись этого мужчины.
– Держаться его?..
– Почему нет? Женщине без опоры никак. А он высокий, крепкий… пока. Но и ты ему нужна, тут уж я не ошибусь. Нужна даже больше, чем он тебе.
Глава 20
Обратная дорога обещала продлиться куда дольше, чем путь в княжество. А всё из-за девчонки. Сначала она пропала, и её искали, разбирались с вконец обнаглевшими работорговцами. Всё это потребовало времени. А ещё Аньяри оказалась слабее, чем Эрланд предполагал, и снова хлопнулась в обморок – так же, как тогда, когда впервые его увидела.
Это обстоятельство ещё больше утвердило мужчину в мысли, что в жёны она не годится. Ведь супруга в первую очередь нужна для того, чтобы произвести на свет наследника. Сильного, крепкого, достойного трона Лундсфальда. А если ребёнок пойдёт в мать? Слабак правителем стать не сможет.
Когда девушка не пришла в себя даже после того, как Эрланд похлопал её по щекам, пришлось отправиться в ближайшую деревню на поиски кого-то сведущего в лекарском деле. Но сначала он переодел Аньяри, чтобы не оставлять её в одежде продажной рабыни. Вытащил из её сундука первую попавшуюся сорочку, сдёрнул с девушки шаровары, при этом не отказав себе в удовольствии полюбоваться её обнажённым телом, которое в изменчивых отблесках свечного огня выглядело ещё соблазнительнее.
Такая нежная, хрупкая – казалось, её изваяли из воска… Почему его так сильно влечёт к ней? У правителя Лундсфальда никогда не бывало недостатка в женщинах – многие из них были куда ярче, искуснее, красивее, и ни одну из них он не брал в свою постель дважды, хотя иные и умоляли его об этом. Но когда Эрланд прикасался к Аньяри, ему становилось мало всего: её тепла, запаха, близости. Хотелось большего, хотелось всего, присвоить её, не отпускать… Его, будто в жаркий день, мучила иссушающая жажда, утолить которую могла только эта девушка, пролившись в горло родниковой водой, прохладной и чистой. Но до того, как они окажутся в его замке, он не должен идти до конца – сначала нужно ещё раз поговорить с колдуном, удостовериться в том, что всё пройдёт так, как нужно.
«Что ж, пока придётся довольствоваться малым», – с сожалением подумал Эрланд, когда нагота Аньяри скрылась под отделанной тонким кружевом белой тканью. Но, как известно, чем острее предвкушение, тем сладостнее будет наслаждение. А уж ждать он умел…
Знахарка из ближайшей к их стоянке деревни уже собиралась ложиться и не умела читать, потому княжескую грамоту прочесть не смогла, но от звонкой монеты не отказалась. С собой она прихватила укрепляющий отвар и, оказавшись в шатре, попросила оставить её наедине с девушкой. Вышла через некоторое время, когда у правителя Лундсфальда уже заканчивалось терпение.
– Заснула ваша болезная! Теперь до утра проспит! – проговорила знахарка, пряча руки от ночной прохлады в карманы платья. – Только вы уж поосторожней с ней, господин! Игрушки имеют обыкновение ломаться, знаете ли. Да, и накормить как следует не забудьте!
Эрланд поморщился. Виданное ли дело – какая-то деревенская баба осмеливается его учить. Не удостоив её ответом, он шагнул в шатёр.
Знахарка не солгала. Аньяри действительно спала, повернувшись на бок и по-детски подложив руку под голову. Во сне лицо её выглядело безмятежным, счастливым даже. Склонившись над ней, мужчина коснулся ладонью её прохладного лба. Сбросив с себя одежду, он погасил свечи и лёг рядом со спящей. Притянул её к себе. Она глубоко вздохнула, но не проснулась.
* * *
Мне снился хороший сон. Сладкий и тёплый, как лакомство из теста с корицей, которое готовила мама. Она рассказывала, что такое очень любят на её родине – я помнила это, хотя почти всё из того, что её касалось, успело позабыться с годами, слишком мала я была тогда. Меня легонько покачивало, будто я лежала на дне лодки, а все горести прочь уносила вода. О чём-то это слово мне говорило, но во сне было не до того, чтобы думать о таких вещах.
Когда я ещё бодрствовала, со мной беседовала знахарка. Напоследок она коснулась рукой моего лица. Пригладила волосы и шепнула:
– А теперь спи! Сон блаженный, сон земной пусть останется с тобой. Унесёт печали все, точно ветром на росе…
Но всё на свете рано или поздно заканчивается. Подошёл к концу и сон, подаривший мне отдых, в котором так нуждалось моё измотанное тело. Когда открыла глаза, чувствовала с