– Да, допустим, тут я поверил на слово. Допустим, он спасал тебя. Но его не должно быть в доме хоть как ты проси. Посторонним мужчинам воспрещено входить к моей женщине. А теперь объясни, как у тебя совести хватило в таком виде перед другим мужиком появиться, а?!
Массивная фигура подалась вперед. Мне даже пришлось откинуться назад, опираясь на локти, чтобы увеличить расстояние между нами. От него исходили волны злости и раздражения, а мышцы так напряглись, что казалось рубашка лопнет по швам от перенапряжения. Вот сейчас мне реально страшно. Похоже лимит его терпения исчерпан, и что меня ждет – я уж точно не знаю.
– Что молчишь? Отвечай.
По бешенному взгляду было видно, чем дольше молчу, тем хуже делаю. Но все слова встали комом в горле от такого взгляда. Он словно пришпиливал меня к месту. С трудом удалось собрать последние крупицы смелости и достойно ответить в тон ему.
– Да я не перед ним. Мне жарко было. А потом случайно вышло. И это ты во всем виноват! – попыталась перевести стрелки, все больше и больше повышая голос.
– Вот только не надо с больной головы на здоровую. Я все сделал, чтобы моя пара не утруждала себя домашними делами, потому что ее задача радовать меня.
Вот тут в моей голове что-то перемкнуло. Да с каких пор я его женщина? У меня не то что штампа в паспорте нет, даже кольца помолвочного. А то что поселил в клетке еще ничего не значит. По факту мы так и остаемся чужими друг другу людьми.
– Я переваливаю? Да я не хочу жить в свинарнике – это раз. И два – это не я всю охрану запугала до такой степени, что парень чуть от страха в штаны не наложил, когда услышал, что ты домой идешь. И да, я так одета, потому что мне так удобно и не так жарко. А ты мне собственно кто? Никто. Так что не смей говорить, что я твоя женщина, потому что это не так! И не тебе решать, в чем мне и где ходить. Все понятно?
– Осмелела? Даже заговорила я смотрю? – и брови свои так поднял, словно удивился, что мышка пищать умеет и противостоять большому и сильному льву. Вот только я не мышка и коготочки у меня острые.
– А что ты хотел, чтобы я была безмолвной рабыней? Не выйдет. Не ту женщину выбрал. Я не позволю вытирать о себя ноги. Чем быстрее поймешь, тем быстрее отпустишь. Тебе же украшение нужно, а не живой человек. А я к такой роли не готова.
– Какая же ты кара. Самая худшая кара, которая могла со мной случиться, – процедил сквозь зубы.
Даже во взгляде что-то изменилось. Я словно задела в нем что-то очень важное. Какую-то ниточку, которая была спрятана от глаз, потому что самая хрупка и нежная. Чуть затронешь и порвется. Но почему больно может быть только ему, я что хуже?
Вот тут стало больно самой. Я отшатнулась от него, как можно ниже. В прошлый раз он говорил совершенно иначе и слова о каре звучали мягче, ласково, а тут. Он реально считает меня карой небесной. Зовет своей, поднимает к небесам и жестко кидает на землю, убивая надежду на что-то хорошее.
– Отпусти меня. Отпусти немедленно. Я хочу уйти, уйти из этого чертового дома, – резко стала бить его по плечам, с трудом удерживая равновесие, чтобы не упасть на стол спиной.
– Лин, я не то имел ввиду, – в глазах на против проскользнул испуг. Видимо понял, что натворил, и как глубоко ранил. Только поздно, я все услышала. У меня тоже есть ниточки, которые можно порвать одним словом или взглядом.
– Ничего не хочу слушать. Отпусти меня. Ничего у нас не получится. Ты сам все рушишь. Отпусти меня, – с отчаяньем стала трепыхаться под ним, но как сдвинуть сотню кило из гранита?
– Не надо, маленькая моя. Прости. Я, я глупец. Не отдаляйся от меня, – и перехватив руки, притянул к себе и смял губы в поцелуе.
Если бы можно было говорить поцелуями его бы был извиняющимся, умоляющим, просящим не разрушать то, что и так шатко стоит. Но разве есть смысла такое оставлять? На шатком фундаменте прочного дома не построить. А у нас все именно шатко и нет надежды, что когда-то это изменится.
Я упиралась в его плечи как могла, пытаясь отпихнуть, но чем сильнее отталкивала, тем сильнее меня прижимали к мускулистой груди, что была огненной, как лава. Не хочу ничего. Хочу домой, подальше от него, его мира. Не хочу быть с ним связана. Ни за что и никогда! Пыталась бить его по спине, ведь мы так тесно были прижаты к друг другу, что по-другому просто никак.
– Отпусти ее, иначе пожалеешь, вожак.
Глава 27
– Отпусти ее, иначе пожалеешь, вожак.
Этот голос я не спутаю ни с чьим. Танюшка. Она приехала. Таким грозным тоном она еще никогда и ни с кем не говорила, даже рыкнула мне показалось, как самый настоящий хищник. Но на нервах и не такое может послышаться. Азиз напрягся, но отстранился от меня, сверкая глазами. Вот только не отошел в сторону, а просто развернулся ко мне спиной, причем вальяжно так, что мне захотелось ускорить его.
– Татьяна, – протянул ее имя после не долгого зри тельного знакомства, – значит. Рад знакомству, рад. Но признаться не ожидал, что оно будет таким.
– К чему игра словами? Делай, как тебе говорят, – подруга старалась говорить жестко и четко, но что-то в ней дрожало, а по мне словно прокатывалась волна странного чувства. Хотелось сжаться и покориться. Только кому? В голове начало неприятно гудеть.
– Не высоковато голос взяла, а? Кто ты такая? – куда резче чем подруга, бросил в ее сторону Курт.
– Нормально. Я прошу вас по-хорошему, Азиз, отойдите от нее, – как можно более холоднокровно отвечает Таня. – Не заставляйте вредить вам, – как же хочется видеть все что происходит, но спина мужчины слишком широка для этого.
– Силенок не хватит мне навредить. А ты молодец. Я еще думаю, что же за тайну ты хранишь, откуда? Всю голову сломал вместе с бетой, а оно вон оно как, – упирая руки в бока смотрит ей прямо в глаза. Я не вижу этого, но понимаю, что это так и есть по тому, как смотрит Таня.
Но что в конце концов здесь происходит? О чем они говорят? Они знакомы?
Нет, точно знать друг друга не могут. Курт сам сказал, что рад узнать ее. Но откуда Тиньшина его знает? Интернет не в счет, в сети ничего не найти о знойном мужчине. Нет, у меня сейчас голова от напряжения лопнет. Кровь пульсирует в висках приключая все внимание только на себя. Но я должна взять себя в руки, сейчас совершенно не время для отвлечения на боль. Но как же это трудно, волны так и витают в пространстве. Неужели только я чувствую?
– Я не хочу ссор и скандалов. Просто дайте нам уйти. Я подниму вопрос о насильном удержании. Вы этого хотите? Совет такое не простит.
Так, все, я начинаю закипать от злости. Когда я чего-то не понимаю, начинаю злиться, начинаю злиться – болит голова, болит голова – хочется волком выть, лишь бы она ушла. Так тут еще и странная атмосфера усугубляет. Единственный способ не допустить разрыва серого вещества, остановить происходящее и потребовать объяснений.
– Ну попробуй. Я думаю Альфы обрадуются, что я наконец с истинной, – самодовольный голос пары заставил прерваться от собственных мыслей. И все потому, что он начал поглаживать меня по коленке. Боль даже стала немного отступать. Сила исчезла. А с ней и последствия.
– С истиной? – голос подруги предательски утих.
Таким он бывает только тогда, когда ее скашивает информация. Но почему они так спокойно говорят между собой, о советах, истинных. Почему я ничего не понимаю, а Тиньшина – да? Да еще и угрожает большому мужчине. Причем я говорю не о статусе. Сейчас речь идет о его габаритах.
– Да что происходи? – не выдержала и вмешалась в их разговор. Пора уже заметить и меня, объясниться.
– О, объясни ей. Будет интересно послушать, – Курт отошел в сторону скрестив руки на груди, давая возможность встретиться глазами с подругой.
– Не стоит так ухмыляться, Альфа. Вы… – и тут она прервалась.
В дом ввалилась толпа оборотней во главе с Девлетом. Таня изумленно застыла, смотря на вооруженную до зубов охрану, хотя и друг Аза стоял не шевелясь. Но стоило ему сделать шаг в сторону подруги, как она протянула руку вперед с давно знакомым мне электрошокером. Покупали мы его еще в Лондоне, как было сказано «на всякий пожарный». Вот и пришел его день, только не поможет. Этих толстокожих никакой заряд не пробьет.
– Не смей ко мне подходить. Не надейся, что удастся заполучить меня, – еще более угрожающе чем раньше сказала уже бете.
– Думаешь меня напугает эта игрушка, – Четин лениво приближался к Тиньшиной, а она все так же держала руку вытянутой. Что происходит? – Ты бы убрала ее, а то покалечишься еще. Не хорошо будет, – и одним пальчиком начал отодвигать Танину руку в сторону, укоризненно качая головой. Даже цокал кажется.
Но промашка вышла парень. Ты плохо знаешь мою подругу. Если она сказала «не подходи» – это то и значит. Она никому и никогда не уступает, сразу расставляет все по полочкам. То же мне, укротитель тигров.
– Ай, – нервно отдернул руку от игрушки и недовольно покачал головой, когда Таня укусила его разрядом. – Плохая волчица, очень плохая. Разве так с парой обращаются?
Что он только что сказал? Волчица? Да нет, это точно слуховая галлюцинация. Моя Танька не оборотень, она такой же человек, как и я. Похоже у всех начался сезон текучки мозгов.
– Как заслужил, так и обращаюсь, – почему на его не поправила?
Или он оказался прав, и она и впрямь волчица? Но я тогда ничего не понимаю. Мы никогда ничего друг от друга не скрывали. Я не видела никаких оборотов в животное. Да и повадками она не выделялась, уж за последнее время успела выделить отличие в походке, жестах оборотней от людей. В ней никогда не наблюдала подобного. Да и занятия спортом в университете были каторгой для нас обоих. – Отойди от меня, животное. Я не за тем сюда пришла, чтобы влипнуть по уши. Ясно тебе, старикан? – Блин, а возраст тут при чем? Да на лицо он на десятку максимум старше, чем она. Да много, но в наше время не критично.
– Ты уже влипла. Или с нюхом беда, – черт, видеть знойных мужчин с взрывным характером в игривом настроение для меня дикость. Я привыкла к усталости, злости, к нейтралитету, но не таким выкрутасам.