– Ничего, – вымученно улыбаюсь я. Господи, а я ведь только-только начала расслабляться, предполагая, что основная часть моей работы сделана, и я буду до начала съемок только изредка болтаться на кастинги. Ладно, хоть книгу в печать сдала на прошлой неделе. Можно сценарием и вплотную заняться.
“Все свободны” адресовано явно непосредственным сотрудникам Ильи Вячеславовича. Но поднимаюсь и я. Кирсанов выглядит усталым, поэтому кивает мне прощально.
Из его кабинета я выхожу последней. Успеваю заметить, как Алина замахивается на Диму папкой и что-то раздраженно ему шипит. Но, заметив меня, видимо, решает прилюдно не позориться и, зло улыбнувшись Варламову, уходит прочь.
А Дима… Дима остается. Стоит и смотрит на меня так, что на него даже орать не хочется. Виноватый по самое не могу, виноватее выглядеть просто невозможно.
И почему-то я сама сейчас не могу сдвинуться с места. Вокруг нас по-прежнему движутся люди, откуда это ощущение, что никого на свете кроме нас двоих нет?
Глава 21. Полина
– Поль, прости, – это все, что я слышу от Димы, и на самом деле это звучит очень искренно. Такому сложно не поверить. И даже эти два слова мне не были уж очень-то нужны.
Две секунды. Два удара сердца. Ровно стольно уходит у меня на то, чтобы сделать два шага к Диме и вцепиться в него с объятиями.
Не могу не обнять этого идиота! Вот как хотите!
Только обнять. Ничего больше.
Сейчас в этих объятиях нет ничего романтичного, но чувства благодарности – целое цунами. Да, он кретин, да, по его вине украли сценарий, но именно он уломал Кирсанова, и именно благодаря ему у меня будет фильм. Все-таки будет. Другой, но будет.
Дурак, дурак, дурак.
Я не сценарист, но я прекрасно понимаю, что такое эксклюзивный договор. Ты не можешь работать ни на кого, помимо того, кто уломал тебя на эксклюзив. У меня такой тоже есть, с издательством. Вот только для меня эксклюзивный договор с издательством – это бонус, который повышает процент, выплачиваемый мне с каждой книги, и куча дополнительных приятных плюшек. А для Димы это значит отказ от работы с сериальщиками. Потеря приличной части дохода. Да еще и двухгодичная выплата компенсаций… Кабала – это еще мягко сказано.
Ох, Варламов, какой же ты дурак, а!
Не знаю почему, но милейший Илья Вячеславович меня сейчас иррационально бесит. По сути – должен бесить Дима как основной виновник всего случившегося. А бесит Кирсанов. Мой любимый режиссер, ага.
Варламов стискивает меня в руках. Ух, и сильная он все-таки зараза, я чудом не пищу. Есть в его объятиях что-то отчаянное, отчего я не протестую, отчего не ругаюсь, что он зарывается. Я знаю, что ему сейчас это нужно. Он всегда тяжело принимал свои косяки, а уж такой фатальный… Самолюбие наверняка разлетелось в клочья.
В общем мужественно терплю эти варламовские клещи. И теплом топит от кончиков пальцев на ногах, до волос на затылке. И ком в горле, от невысказанных слов, которые я пока никак не смогла сформулировать.
– Может, выпьем кофе? – тихо спрашивает Дима, чуть ослабевая хватку. – Или ты торопишься? К жениху.
Последнее слово он произносит характерно сквозь зубы, но мне после всего случившегося даже не до того, чтобы отстаивать дистанцию между нами. Готова ли я прямо сейчас ехать в ресторан к Косте? Вот прямо сейчас, когда меня начинает трясти все сильнее, потому что нервы внезапно вспомнили, что они у меня не железные?
– Да, давай выпьем, – устало отвечаю я, отстраняясь. – И лучше с коньяком. И сожрать бы еще чего-нибудь.
– Шоколадное?
– Самое шоколадное, что найдем в меню.
Да-да, мои привычки и вкусовые пристрастия совсем не изменились за столько лет.
Дима улыбается краем губ. Ну хоть что-то. Он и так-то выглядит катастрофически бледным, вымотанным. Видимо, битва за судьбу “Феи-крестной” далась ему непросто. Но попереть против Кирсанова, уже накосячив… Боже, я не представляю, это насколько отбитым надо быть. Я бы, наверное, сидела как та Алина, пряталась за папочку, наматывала сопли на кулак.
В студии есть кофейня. На самом деле даже не одна, но мой кастинг прошла одна единственная, с третьего этажа. Я только на выходе из лифта понимаю, что Димка сжимает в своей ладони мои пальцы. Кошусь на его потерянную физиономию, решаю ничего с этим не делать. А пальцы чуть-чуть покалывает.
– А если этого урода, который спер сценарий, поймать? Что-то можно исправить? – неуверенно спрашиваю я, чтобы хоть как-то отвлечься от такой деморализующей Диминой близости.
– Ну, если поймать до того, как сценарий в сеть пойдет… Если пломба на конверте не будет сорвана, то можно, да, – Дима кривится, явно не думая о воре ничего приятного, – да только фигня, Полин. Я вчера весь вечер имел в мозг службу охраны и смотрел записи. Там утырок какой-то. В толстовке. На морде лица – очки солнечные. Откуда взялся – мы так и не поняли. Там камеры стоят очень неудачно, он вышел из слепой зоны, и сразу к моей машине.
Не то чтобы я очень надеялась, но все-таки надеялась, ага! И ужасно печально, что мои надежды обламываются.
– У Кирсанова все плохо с условиями эксклюзива, да? – тихо спрашиваю я, когда мы забираемся в уголок кофейни со своими стаканчиками кофе. – Много теряешь?
– Много, – Дима морщится. – Да еще и наверняка надбавку за эксклюзив мне пополам распилят, за то что так прокосячил. Полин, ей богу. Давай сейчас не об этом. Я уже морально почти принял, что два года буду на хлебе, воде и девяносто втором.
Ох, Варламов… Неисправимый, чуть что пытающийся прикинуться придурком, знакомый мне от “а” и до “я”, вечно стремящийся не показывать слабостей балбес.
– Спасибо, Дим, – тихо произношу я, сжимая крепче его пальцы. – Спасибо, правда. Я не знаю, зачем ты в это ввязался, зачем отстаивал фильм для меня. И все равно, спасибо. Серьезно, мне кажется, ты перебрал, выбивая это.
Усталый, пристальный взгляд. Таким Дима пользовался всегда, когда я задавалась каким-нибудь вопросом, ответ на который был очевиден.
От его взгляда у меня что-то конкретно коротит в мозгу…
– Не благодари, правда, – мрачно откликается он. – Я уже один раз тебе чуть мечту не сломал. Второй раз, и снова потому что я болван – это уже как-то перебор. Кому еще кроме меня этот счет оплачивать?
Я поднимаю брови.
– Один раз? – задумчиво повторяю я. – А что ты сейчас в виду имеешь, Дим?
Дима морщится сильнее, будто я задела не самую приятную тему. Серьезно, недовольство такое, будто он вспомнил, что случайно убил любимую бабушку.
– Поль, это в трех словах не описать, – медленно откликается он. Впрочем, нет, я сейчас с него слезать не собираюсь.
– Опиши в четырех, ты же у меня талантливый.
Я вижу как он вздрагивает от моего “у меня”. Я сама себе чуть язык не откусываю за это вот чудесное откровение. Блин, вот так и рвется это все. Будто и не было этих лет без него, будто мы с ним не развелись, а Дима так, за хлебом вышел, задержался где-то и сейчас вернулся.
– Поль, ты хочешь, чтобы я вслух произнес? – Дима пытливо смотрит на меня. – Хорошо. Я про то, что из-за меня сколько ты не писала совсем? Три года?
– Меньше, – поправляю я. – Около года я писала тайком. Погоди, погоди, то есть ты понимаешь,что это твой косяк? Боже, да неужели?
– Да я не сам понял, – Дима с сожалением вздыхает и отводит взгляд, – меня тогда Кольцова в это носом натыкала. Что ты отказалась от публикации. Так что… Можешь не гордиться, ни черта я у тебя несознательный.
Элька. Нет, она могла на самом деле. Она за мои интересы стоит даже упрямей, чем я сама за них стою. И все-таки… Я не думала, что Дима в курсе, вот правда. Думала, так и витает в своих эгоцентрических облаках, где он творческий и талантливый, а я – так, и борщи у меня лучше получаются. А надо же… Не только в курсе, но и оказывается, переживал из-за этого. Из-за меня…
– Проясни мне один момент, что значит, что ты предложил Кирсанову этот проект. Ты предложил ему взяться за "Фею-крестную"?
Я задаю этот вопрос, пытаясь унять собственное сердце, которое вдруг начинает взволнованно подпрыгивать. Нужно отвлечься на разговор, хотя бы. Тем более что вопрос-то зреет, с того момента как я услышала слова Кирсанова. И… Уж больно подозрительно, что у Димы был почти готов черновик сценария к моменту заключения догора. Писал сценарий заранее? Неужели мой драгоценный решил сделать бывшей жене подарочек?
Дима невесело улыбается.
– Ты об этом знать не должна была, – ровно произносит он.
Все, у меня слова закончились.
И это все для меня?
Блин, блин, блин. Мне нельзя давать этому ход. Я не могу снова увлекаться Варламовым. Я почти замуж вышла, черт меня возьми! Я так не могу поступать с Костей. Не могу. Он два года со мной. Терпит последствия моей депрессии и зашкаливающую асексуальность моих желаний. Он не заслуживает такого предательства.
– Не проводишь меня до такси? – с трудом выдыхаю я.
Да, это побег, вы не ошибаетесь. Если я еще полчаса пробуду с Димой – я за себя не отвечаю. Так что сбежать – это разумно. Сбежать и напиться. И ни с кем сегодня на празднике не разговаривать.
Не могу сбежать просто так, хотя это и самое разумное. Ситуация не позволяет, и мне хочется еще минуту побыть с ним. Все-таки вряд ли ему сейчас кайфово. Ради меня – а это очевидно, что ради меня, – Дима согласился на кабальные условия работы. И вот так брать и сваливать от него – последнее дело. Пусть его косяк, что взял сценарий, но в конце концов, не он его украл у себя. А тот, кто украл, еще и умудрится избежать проблем и наказания. Что в этом справедливого?
Вот только беда в том, что идти рядом с Димой мне на самом деле не просто. Даже просто рядом с ним – то и дело задевая его то локтем, то пальцами, и всякий раз ощущая что-то вроде душевного землетрясения – это просто пытка.
Блин, вот она – эмоциональная зацикленность во всей красе. А я реально считала, что добилась подвижек в лечении своей привязанности именно к Варламову.