Боже, скажи, зачем мне больно, а? Вот почему просто нельзя взять и выдернуть это все из души, чтобы я не чувствовала всего этого душераздирания?
Я даже не сразу поняла, что несу пальто в руках, так и не надев его. А конец марта не располагает к такой небрежности. Надеваю пальто, но теплее мне не становится.
Холод идет изнутри…
Такси вызываю через приложение. Не хочу сейчас говорить ни единого слова. Горло будто забито ледяными шипами. Скажи слово – и захлебнешься кровью..
Сижу. Жду. Растираю холодеющие пальцы. Смотрю вперед, пытаюсь разглядеть смысл своей жизни в пустом мартовском воздухе.Что-то у меня с тем смыслом жизни опять перебои в поставках…
Я ведь верила в эти отношения. Да, без гормональных бурь, очень спокойные и ровные, но в именно в них я и видела свое будущее. Сколько я знаю пар-друзей, сколько я им завидовала – не описать даже. Ну, после развода, конечно. Когда мне искренне казалось, что без чувств – лучше, чем с ними.
Чувства… Я помню те чувства, сильные, крышесносные, боже, да у меня до сих пор слишком много екает в сторону Варламова, чтобы я этому доверяла. Я бежала от этого.
Я хотела умеренное, спокойное, и вот оно… Дохотелась…
И почему, как я ни попытаюсь создать семью – все выходит через пятую точку?
– Девушка, девушка, это вы такси заказывали? – орет кто-то над ухом, и я запоздало вздрагиваю, кошусь на дисплей телефона. Капец. Три минуты как подъехал, уже, кажется, избибикался весь, а я тут… В прострации.
Дорога вся смазывается в один серый монотонный миг. Таксист о чем-то рассказывает, а я его не слышу, я просто пытаюсь понять – зачем люди вообще разговаривают? Бессмысленное же занятие. Столько вранья происходит благодаря всей этой болтовне.
Я не умею плакать. На самом деле иногда мне жаль, что это так. Яз тех женщин, которые не могут из себя выдавить ни слезинки, даже когда очень хочется. Буду ходить с прямой спиной и неподвижным лицом, но не всхлипну ни разу. А внутри буду очень хотеть,чтобы меня закопали заживо. Потому что даже это не так мучительно, как вся эта соковыжималка.
Мой жених. Моя подруга.
Бывший жених и бывшая подруга…
Как в сериале, ей богу.
В моей жизни мало близких людей. Потеря сразу двоих из самого ближнего круга – невосполнимая потеря. Как будто руку и ногу разом отрубили. И сразу вдруг стало много пустого места в душе. Чем заполнять? Кем?
Как дальше жить без Эльки, с которой я не расставалась с детства?
Куда идти без Кости, к надежности и обязательности которого я так привыкла.
Когда ты чертова медийная личность – всегда ценишь тех людей, которые интересовались тобой до того, как твое имя начали по три тысячи раз вбивать в поисковике. Кто у меня такой был? Костя, с которым я общалась еще юным, только пошедшим в печать автором? Элька, которая видела мои тексты, когда их было еще опасно людям показывать? И вот их нет… Предали!
В своей квартире я долго сижу прямо на полу в прихожей и гляжу в темноту квартиры.
Встаю, переодеваюсь, вешаю платье в шкаф. Задумчиво скольжу пальцами по гладкой синей ткани.
Какая символика… Нет, все-таки плохая была идея позволять Варламову и выбирать, и покупать мне это платье, предназначенное для праздника другого моего мужчины.
Хотя… Хотя, может, и не так все плохо…
Ловя себя на этой мысли, я издаю нервный смешок.
Да уж, лучше так поняла, что нет, не стоит мне цепляться за Анисимова.
Хорошо же, двумя Иудами в моей жизни меньше, так?
Встаю, включаю свет, достаю из шкафа глубокую сумку.
Все равно сейчас не усну, руки просят чем-нибудь заняться, так хоть избавлюсь от вещей этого… персонажа.
На самом деле я лохушка. Почему мне для того, чтобы что-то понять, обязательно дать обухом по голове?
Почему Варламов может понять, что ему нужно, может вышвырнуть Верочку с вещами из своей квартиры, вычистить страничку в Фейсбуке от фоток со своими бабами?
Почему я на все доводы моей интуиции, на все противление души так и не решилась выставить Анисимова сама?
Можно ли сейчас назвать интуицией то, что два года я так упорно не могла впустить Анисимова в свою жизнь? Я ведь пыталась, правда. Сколько внутренней борьбы было проделано, но уступки у себя удалось выбить минимальные. Даже это решение о росписи, о том, что надо съехаться, далось мне с огромным трудом. Мне все сильнее начинало казаться, что я сбегу из ЗАГСа во время росписи. Казаться-то казалось, но я по-прежнему надеялась, что все обойдется. Что это – простая притирка, она же у всех бывает, так ведь?
Боялась быть одна? Да, я боялась. Очень. Я помню несколько одиноких лет после развода. Первый – самый черный, и два других, которые я прожила только потому, что писала как заведенная. Просто потому что вокруг меня были мои герои, они говорили со мной, не давая окончательно уйти в депрессию.
А потом – появился Костя. И оказалось, что можно писать до трех часов ночи, а потом нырять под одеяло, в теплые руки, и засыпать, усталой и спокойной.
Я скучала по этому. У меня это было, когда-то, давно, вечность назад, когда у нас с Димой все было еще хорошо. Я скучала по самой себе, по историям и чувствам, льющимся из-под пальцев. По всему, от чего отказалась ради Димы когда-то. И по теплым мужским объятиям я тоже очень скучала.
Хотя, я ведь ощущала, что что-то не то… Мы с Костей будто играли в кубики, вместо того чтобы строить что-то из настоящих кирпичей. Все было чинно, благородно, но так игрушечно, аж до тошноты.
А ведь просто надо было принять, что Анисимов – не мое. Мне ведь не нужен был мужик, способный изменить мне с моей лучшей подругой. О какой семье с таковым может идти речь?
Да, холодно от этого. Да, пусто быть одной.
Но лучше одной, чем вот так, с предательствами в результате.
Его нет. На самом деле я боюсь, что он заявится, я до смерти не хочу скандала и выяснения отношений. Нет, разумеется, я не боюсь передумать. Я слишком стара для того, чтобы передумывать в таких вопросах. Я быстрее позвоню и вызову Варламова, уж он-то точно не упустит возможности вышибить Анисимова из моей квартиры. Но все-таки Кости нет. Может, он проникся моей эмоциональностью и понял, что у нас все, может, решил, что “утро вечера мудренее”, и надеется, что утром я напугаюсь одиночества и передумаю.
Ага, сейчас!
Наверное, лучше складывать вещи кое-как, чего с церемониться, да? А я все равно практично складываю рубашки, как надо, чтобы не мять особо.
Вещей на самом деле не так уж и мало. Костя, как спрут, будто специально натаскивал в мою квартиру вещь за вещью, будто занимая мою территорию. А я не хочу ничего его в своей квартире. Даже зубной нити, даже салфетки для протирки очков.
И все-таки сумки хватает. Хорошо.
И как кстати он оставил у меня ключи от своей машины…
Сумка тяжелая, я даже самоубийственно суюсь с ней в лифт – когда я заканчиваю сборы, уже четвертый час ночи и, естественно, людей, шастающих в это время на улицу, очень мало. Я такая одна, прямо скажем.
Слава богу, лифт не застряет. Честно говоря, после того случая в школе искусств бояться я стала сильнее, и сегодня тут точно не будет Кашпировского-Варламова, который мне покажет трюк с проникновением в кабину застрявшего лифта. Реально, даже со второго этажа мне спустить это сложно.
Анисимовский серый Вольво противно пищит, когда я отключаю сигнализацию. Хотя мне сейчас все противно, и этот серый цвет, и марка машины, и даже сочетание цифр на номере. Нажимаю на замок на багажнике, открываю его, чтобы швырнуть в него сумку.
И замираю, глядя на одну только вещь, лежащую на дне багажника.
Желтый конверт. Плотно набитый конверт формата А4.
Опускаю сумку с вещами Анисимова на асфальт, достаю из кармана куртки телефон.
Три гудка. Ровно столько потребовалось Диме, чтобы ответить.
– Милая, – сонно покашливает он в трубку. – Доброе утро, конечно, рад тебя слышать, но ты в курсе, сколько сейчас времени?
Четыре часа утра. Без четверти. Но это не важно.
– Как быстро ты ко мне приедешь, если я скажу, что держу в своих руках сценарий Феи-крестной? – медленно произношу я. – Пломба не сорвана, кстати.
Судя по грохоту с той стороны трубки, Дима от этой новости аж с кровати упал.
Глава 23. Полина
Костя приезжает к восьми.
Несусветная рань, на самом деле, но на работу ему к десяти, и нужно забрать машину. И он наверняка рассчитывает поговорить, а на это тоже требуется время.
“Как обычно” звонит в домофон, как обычно я ему открываю. В последний раз.
Заходит, поправляя очки, и при виде меня, стоящей в прихожей, засовывает руки в карманы. Дома он явно был, по крайней мере, одет не во вчерашнее. На шее пламенеет засос.
“Пост сдал – пост принял” просто. Пионер Кольцова заступила на свою эротическую вахту. Так и хочется мысленно сказать: “И тебе привет, подруга”, еще бы она услышала.
– Привет. – Костя пытается выглядеть независимым, – Может, чаю выпьем?
– Нет. – Я пожимаю плечами. – Твои вещи в твоей машине. Бери ключи и свободен. Чаи со мной гонять тебе незачем.
– Поль, ну зачем так рубить с плеча? – Костя морщится, будто все происходящее – моя истерика на пустом месте. – Ну извини, не сдержался вчера. Это не повторится.
Нелогично, но я сейчас чуть-чуть сочувствую Эльке. Насколько я её знаю, для неё секс – это все-таки знаковое событие. А тут “не сдержался” и “не повторится”. И вот смотрю я на этого “мачо”, с которым провела два года, и думаю – кажется, кобелимость от внешних данных совершенно не зависит.
Ну, вот Варламов – по морде лица типичный же смазливый потаскун, но… Но во время наших с ним отношений, я не то что не подозревала – он мне даже повода не давал. Серьезно. Чего стоила одна только вечно забытая, оставленная “на распашку” страничка в соцсети – а было время, когда ноутбук у нас с ним был общий на двоих. Никаких тебе дурацких переписок в телефоне, разговорчиков втайне от меня, или контактов, забитых как мужики – а берешь трубку, пока благоверный выскочил в магазин за молоком – а там женщина томно: “Милый, я скучаю”. Не-а. Вот ничего из этого. С Димой я могла себе позволить быть наивной и по уши влюбленной. Хотя я повтор