– Ты хочешь, чтобы я уехал? – прямо спрашивает Дима, пытливо глядя мне в лицо. И это на самом деле жестокий вопрос.
– Слишком много произошло сегодня, – уклончиво качаю головой я, – и я не хочу сейчас принимать необдуманных решений.
Дипломатичный ответ. И неприятный. Но на прямой ответ я сейчас не способна.
Я ведь хочу, чтобы Дима сейчас остался.
Но точно знаю, что если он останется сейчас, сама я уже от него отказаться не смогу. Прирасту к нему и буду каждое утро просыпаться в страхе, что именно сегодня он бросит меня снова.
И что правильного в том, чтобы, только-только распрощавшись с женихом, тут же нырять в отношения с бывшим мужем?
Правильного – ничего. И лучше я скажу “Нет” сейчас.
Прочитать лицо Варламова сейчас очень сложно, и мне кажется, что он разочарован, но мгновением после его губы невесомо касаются моего лба.
– Хорошо, милая, – мягко замечает Дима, – я тебя торопить не буду.
Кажется… Кажется, слово “нет” мне следовало говорить как-то иначе… Потому что он меня понял совершенно не так, как надо.
Глава 25. Полина
Утром, перед тем, как ехать на пробы актёров, претендующих на роли первого плана, меня ждет сюрприз.
Я, еще не выползшая из теплого плена одеяла, получаю в вайбере голосовой месседж от абонента, которого собственноручно с любовью подписала одной только буковкой “Д” – с намеком и на имя, и на ругательство.
“Такси не вызывай”.
“В смысле? А как я в студию попаду? Телепортируюсь?” – с любопытством надиктовываю я. Не думала, что Варламов настолько верит в чудеса и магию.
“Весна моя, какая ты у меня недогадливая”, – прилетает мне тут же мессендж ехидным Варламовским голосом, и только сейчас я понимаю, что вообще-то слышу у него на фоне гул мотора. Холмс понял суть!
“Дим, не надо за мной заезжать, я сама доберусь”.
“Я уже подъезжаю”.
И голос такой… Варламовский! Бесстыжий, смеющийся голос.
Дурак. Вот вам истинное значение этой дурацкой буковки. “У меня”, “моя”, и это уже не обращая внимание на сентиментальную “весну”. Вот умудрилась же я когда-то выйти за этого наглого типа замуж. Еще и влюбилась ведь… Дура.
Был бы этот болван под моей рукой, дала бы по голове подушкой.
Ну, да, я еще из кровати не вылезла. Валяюсь. Отхожу после плотной рабочей ночи – билась над корректировками редактора к сданной книге. Между прочим – непросто это, привести книгу к соответствию моим требованиям и требованиям редакторов одновременно. Непросто, но полезно!
Эх, одеяло такое теплое, такое уютное… А надо подниматься, потому что если Варламов подъезжает – неплохо бы хотя бы из пижамы во что-то приличное переодеться.
Прошла неделя со дня рождения Анисимова, закончившегося таким эпичным образом, когда я осталась без лучшей подруги и без жениха. Ну, зато с фильмом, да?
Честно говоря, расставание с Анисимовым я переживала спокойнее, чем ожидала. Дышать стало легче, бояться стало нечего, но иногда вспоминалось “Кому ты нужна” и “Фригидная” и становилось грустно.
А Элька… Элька исчезла. Просто, без слов, без звонка. Курьер из издательства привез мне заявление на расторжение договора оказания услуг литагента Эльвиры Кольцовой. Которое я, разумеется, подписала. По договору – она по-прежнему получала процент с продажи предыдущих моих книг и той самой, что сдавалась сейчас, а вот дальнейшие мои продажи были лишены этих её комиссионных. Нет, сейчас, когда имя у меня есть – по сути литагент мне и не нужен был, договор у меня в издательстве эксклюзивный, но… Но все же, я отдавала должное, что Элька решала очень многие вопросы, касающиеся продаж и изданий.
И теперь эти вопросы решать приходилось мне. Нет, пофиг, ничего непосильного.
Но все же было больно – вот этот её молчаливый уход. Я бы хотела, чтобы она приехала, хотя бы для того, чтобы поговорить. Боже, ну её-то я бы выслушала. С ней я дружу гораздо дольше, чем знакома с Костей. А она вот так молча отказалась от сотрудничества, будто и не она меня притащила в издательство, будто и не благодаря ей это все…
Будто никогда и не была моей подругой.
Наверное, мне было бы куда паршивее, и работа делалась бы хуже, если бы Дима не атаковал меня за эту неделю со всех флангов, отвлекая от плохого настроения.
“С добрым утром”, “Иди завтракай”, “Чем ужинала?”, “Спокойной ночи, любимая” – в СМС, в Вайбере, в Фейсбуке…
Как-то забыла пообедать, так этот поганец приехал через час с роллами. Едва удалось отбиться от кормления с рук. А пока я ела – травил байки со съемок, я аж заслушалась, в итоге тот обед затянулся аж на три часа. С той поры старалась еду не пропускать.
Так ведь Варламов дотошно начал требовать фотки еды в доказательство того, что я реально поела, а не вру ему.
И вот какого черта, а?
Я заколебалась ему говорить, что это не его дело. И задолбалась сочинять адреса, куда бы ему сходить со своими вопросами. Он будто не слышит. А я…
А я, если честно, краешком своей души немножко кайфовала. Мне будто эхом возвращались пять лет, когда Дима в моей жизни появлялся только для того, чтобы испортить настроение и свалить. Вот сейчас – пусть развлекается. Все равно я назло ему ведь буду его отшивать. Не буду я рассматривать его как вариант, пусть хоть в лепешку расшибется.
Вот такая вот зараза, Полина Бодлер.
Когда пиликает домофон, я чищу зубы. С удивлением смотрю на часы. Вообще-то со всеми заделами на пробки – он приехал рано. Может, не Дима?
Дима.
Является, зараза, весь такой свежий, бодрый, выбритый почти до блеска, во всех местах, где нет бороды. В лапах – букет белых, таких хрупких подснежников, одних из немногих цветов, на которые у меня аллергии не было выявлено. И, пожалуй, единственных цветов, которые я точно у Димы заберу, даже если эти цветы не для меня. Потому что сам дурак, если приперся ко мне с цветами для своей новой пассии. Тем более – с моими любимыми цветами.
– Это тебе, – Варламов, однако, радует, хотя подхалимаж слишком сильный, я считаю. Даже в Москве найти именно подснежники непросто.
Но я все равно принимаю букетик тоненький, свежих, таких хрупких цветочков.
Стоя перед Димой в серой пижаме с новогодними оленями (и плевать, что весна), с зубной щеткой во рту и непричесанная.
Кра-со-та!
– Шпащиба, – мужественно улыбаюсь я и утаскиваю букет в спальню. По сути, не надо бы принимать, но рука не поднялась отказаться. Потому что это же подснежники-и-и!
Вернулась в ванную, вычистила зубы уже наконец и только после этого высунулась в прихожую и всерьез спросила.
– Ты чего так рано?
– Потому что у нас с тобой планы, – невозмутимо откликается Дима.
Нормально, да?
Вообще я попыталась было посопротивляться планам Варламова. Ну, по крайней мере оттянуть. Я пошла варить кофе. Но как-то так оказалось, что Диму это устраивает, и вот он уже с довольной рожей тянется к чашке капучино в моих руках. А я уже и пену молочную ему для этого кофе взбила, потому что знаю, как он любит…
Нет, все-таки с этим надо было заканчивать. Чем дольше я в это играла, тем глубже тонула в прошлом, и в Варламове, в частности. Все сильнее тянулась к нему, все отчаяннее. И это плохо, на самом деле.
Ничего не изменилось, и все же, почему такое дурацкое ощущение, что вот сейчас, когда он сидит напротив меня и неторопливо пьет кофе, который я почему-то сварила на двоих – все на своих местах. И хочется… Хочется странного. Хочется на колени к Варламову, хочется уткнуться губами в его висок и закрыть глаза. И чтобы его крепкие руки прятали меня от напастей.
Так уже было.
И так может быть и сейчас.
Я знаю, если я только шевельнусь, только попробую провернуть это – Дима против не будет, у меня будет то, что мне хочется.
Но хочется – не значит нужно.
Ну вот зачем ему это? Просто чувство собственника почесать. Он быстро наиграется. Невозможно столько времени прыгать с бабы на бабу, а потом вдруг удовольствоваться одной мной. Одной фригидной, по-прежнему скучной мной. Ну вот не могу я поверить, что смогу удержать его внимание надолго.
– Как книга? – тихо спрашивает Дима и я выныриваю из размышлений.
– Возни много, – я чуть морщу нос. – Вчера присылали макеты обложек, а я все еще вожусь с текстом. Все-таки сказалось, что в последний месяц я от финала отвлекалась, он конкретно смазался.
– Ну, куда же в нашем деле без дедлайнов? – Ох, Варламов… Если бы ты знал, что такое для меня твоя улыбка, ты бы, наверное, вообще не убирал её с лица. Ну, по крайней мере до той поры, пока сам от меня бы не устал. Ведь как солнце светишь, прямо в лицо. И кажется, что я, уставшая от долгой зимы, подставляю этому солнцу озябшее лицо.
– Так что за планы? – интересуюсь я, уже переодевшись, уже получив одобрительный Варламовский взгляд. Вот что за человек? Я нарочно ему не надела платья, надела брючный костюмчик с бирюзовым жакетиком, а ему все окей, все отлично, даже клешни к моему банту на блузке протянул, чтобы типа поправить.
– Ну не порти сюрприз, Полин, – таинственно откликается этот коварный тип гражданской наружности. В итоге я половину дороги в его пижонской тачке выношу ему мозг вопросами, а он ржет и отбрехивается. Зараза…
А сам тащит меня на Останкинскую башню. И нет, это, конечно, не Эйфелева, но все-таки… Все-таки тут меня не было. Мы не идем по стандартному экскурсионному маршруту, мы просто ползем и ползем на самый верх башни, сначала с помощью лифта. в котором на кнопках не номера этажей, а высота в метрах: “52”, “57”, “122”…
Мы выходим на “станции 348”. И честно, на площадке у лифта мне становится страшноватенько, и я вцепляюсь в Димин локоть крепче. Инстинктивно хочется и глаза закрыть, но я назло себе их таращу. Вперед и вокруг.
Даже на первой смотровой площадке захватывает дух, а ветер закладывает мне уши будто плотной ватой. Одуреть.
– Дальше пойдем? – тихо спрашивает Варламов, когда я замираю у перил, глядя на огромный город, что простирается во все стороны, куда только ни глянь. И дома, маленькие, как будто игрушечные. И он за моей спиной стоит, и руки его – по обе стороны от меня. Двинь пальцы чуть в сторону – и натолкнешься на его ладонь. И мои развевающиеся на ветру волосы точно задевают Диму по лицу, но он не отодвигается. От его близости по моей спине бегают стаи раскаленных мурашек. Бегают, сталкиваются, заставляют нагреваться все сильнее.