– Злишься?
– Ты могла свернуть себе шею. Конечно же, я злюсь.
Полли на это с минуту виновато помалкивала и просто отрывисто пыхтела, и от её горячего дыхания по моей спине бежали мурашки.
Я не стал ждать её извининений, они были не особо и нужны, я просто развернулся тогда, обнял её сам, крепко стискивая свою весну в руках, напоминая, что все в порядке, она – целая и невредимая, я успел, ничего не случилось.
– Будь аккуратней, родная, – шепнул тогда умоляюще, глядя в её майские глаза, – я тебя снова терять не хочу. Ни на день.
А она в ответ зажмурилась, кивнула и потянулась к моим губам, чтобы поставить еще один плюсик в мысленной летописи наших с ней поцелуев. Чтобы я снова ощутил себя еще более живым. Чтобы снова сознался, что безумно её люблю, как только оторвался от её губ. А она – тогда впервые с момента развода – мне ответила: “И я тебя тоже”.
Это была маленькая моя победа, от которой в моей груди будто взорвалось и растеклось по ребрам изнутри маленькое раскаленное солнце.
А еще это все-таки было и мое поражение – тоже. Потому что она говорила это будто с опаской, будто опасаясь, что как только я услышу это – сразу снова от неё уйду.
Хотя, разумеется, мне этого было недостаточно. Ведь я уже слышал когда-то эти слова от неё, и куда более эмоциональные, и сердце в груди уже вздрагивало от них. Но этого ведь мне всегда будет мало. Я не хочу останавливаться на паре фраз, хочу всю любовь моей весны, которую она может дать мне.
И потом, я сам живу будто во сне. Мне даже сейчас – два года спустя, как и тогда, когда мы только помирились – мне до сих пор сложно поверить, что она тут. Что она – снова моя, и что сейчас я приобниму её за плечи, и она не вспылит и не огрызнется, а опустит голову уже на мое плечо, заставляя капели в моей душе запеть громче и звонче.
Теплая моя весна, боже, столько времени утекло после нашего воссоединения, а как будто и дня не минуло. И как не мог я дышать без неё – так и не могу.
Полинка досматривает фильм до самого конца, до последней строчки титров, до последней ноты финальной песни. Кстати аудиосопровождение фильма – это отдельный повод для гордости, правда, уже не моей, но в этом фильме больше оригинальных инструментальных композиций, чем в любом другом фильме Кирсанова. И эти композиции действительно крутые.
– Ну, что, госпожа Бодлер, что вы скажете?
Когда Кирсанов говорит о фильмах, он похож не на взрослого состоявшегося человека, а на ребенка, ждущего хорошей оценки. Хотя я могу понять. Он ведь режиссер, и наличие Полли на съемочной площадке, её восторженные глаза – вот что обеспечивало Илье большую часть его творческого вдохновения. Илья умело скрывает, но в свое время он не зря настаивал, чтобы моя заветная присутствовала на съемочной площадке. Она произвела на него впечатление.
Ему и вправду хотелось вот этого, чтобы Полли в итоге растроганно улыбалась, стирая со щек слезы, и шумно сморкалась в бумажный платок. Её сложно довести до слез в жизни, она у меня ужасно сильная, и мне порой приходится напоминать ей, что вообще-то это ей не обязательно. Я – рядом. Ровно для того, чтобы ей сильной быть не приходилось.
– Мне кажется или вы себя превзошли? – тихонько выдыхает моя весна. Вообще-то нет, не кажется.
– Все мы тут прыгали выше головы, – ухмыляется Кирсанов, всем своим существом источая удовольствие, – потому что кое-кто задал нам очень высокую планку своей книгой. Нам пришлось соответствовать вам, госпожа Бодлер. Так что результат великолепный в основном благодаря вам.
– Да ну, – Полинка смущенно опускает реснички, – скажете тоже, Илья Вячеславович.
Если бы Кирсанов не был счастливо женат, если бы я не знал, что Полина для него только муза – я бы, наверное, не удержался и вызвал его на дуэль, забив на то, что те дуэли уже две сотни лет как отменили. Я просто знаю, что Полинка очаровала и его – это было заметно с первых их бесед, а сейчас, два года спустя она может кормить его с рук. Сколько кофе ими было выпито на съемочной площадке – не сосчитать.
Но нет, мне тут подозревать нечего, Илья не заходит дальше эмоциональной привязанности, да и моя девочка сейчас снова льнет к моему плечу, это компенсирует мне очень многое.
Кирсанов же, не будь дураком, уже подбивает клинья насчет другой книги.
Да, конечно, все будет зависеть от сборов. Но мы сейчас в успехе почти уверены, а впереди четыре месяца рекламной кампании, куча интервьюшек, которыми еще задолбают и Полину, и Илью.
Полинка смешная, Полинка вслух сомневается, хотя уже по тону слышно, что она-то согласна, и издательство наверняка только обрадуется, что Полина Бодлер так вдохновила именитого режиссера (ну и что им там, деньги лишние, что ли, у них же свой процент комиссионных с экранизаций).
Конечно, все эти договоренности – они предварительные, но… Есть у мня ощущение, что Кирсанов “занимает территорию”. К Полли, кажется, уже подкатывали пару раз, с момента выхода тизеров "Феи-крестной" предлагали. Она все еще думает, Кирсанов у неё в приоритете, но на тот момент от него предложений у неё не имелось.
– Мы подумаем обязательно, – честно подводит черту Полина.
Мы. Мы подумаем, да. Правда, кажется, именно я буду её уговаривать согласиться, а Полинка будет заламывать локти и сомневаться.
И даже ведь вопрос не в том, хочет ли Полинка снова уйти в съемки, я прекрасно знаю, что ей понравилось. И да, ей хотелось бы окунуться в этот хаос снова, пережить это еще раз, как минимум.
Дело в предложении от сериальчика с BBC, приславшем мне ответ по отправленным им синопсисам эпизодов. Сериальчик занятный, мистически-детективный, новый, с хорошим рейтингом. Ну, непристойная зарплата и обеспечение корпоративным жильем в неплохом районе Лондона – это довольно приятные бонусы, на самом деле.
И предложение это пока повисло, пока я дорабатывал фильм у Кирсанова, и закрывал контракты с федеральными каналами, но вопрос переезда мной и Полиной уже обсуждался. Возможно, она думает, что это нам помешает. Ведь одно дело, писать – какая разница где это делать, в Москве или в Лондоне, а другое – разрываться напополам между двумя странами. Ведь нужно будет на съемках присутствовать обязательно.
Вот только нет, мы будем искать решение, потому что я твердо стою на том, чтобы больше не перекрывать моей заветной кислород. И сам себе обломаться я тоже не дам, я же знаю, что такие обломы на меня не особенно круто действуют.
Тем более – сейчас принимать решение не обязательно, у нас и другие задачи имеются. Но заключить соглашение, чтобы приступить к работе, скажем, годика через два – почему бы и нет. Это впишется в наши с Полиной жизненные планы.
Когда мы выходим, мы с Кирсановым переглядываемся.
– Увидимся в ресторане, госпожа Бодлер? – на прощанье спрашивает Илья. По официальной версии – у нас там вечеринка в честь финальной точки в работе над созданием фильма. Но есть и дополнительный смысл.
– Да, конечно, – Полина кивает. – Я только заеду домой переодеться и приеду сразу же.
А потом – потом мы уже наконец выгребаемся из студии, и окунаемся снова в теплые объятия начала мая.
Полинка утыкается носом в мое плечо.
– Я тебе уже говорила “спасибо”? – шепотом интересуется моя хорошая.
– Говорила, кажется, две тысячи девятнадцать раз, – не без иронии откликаюсь я, открывая перед ней дверцу машины. – Только зря ты это все делаешь, на самом деле. Не за что.
– Значит, будет две тысячи двадцать раз, – Полина смотрит на меня с вызовом. – Потому что без тебя фильма бы не было.
– Неа, – я качаю головой, – фильма бы не было, если бы не было книги. А я так. Всего лишь помог Кирсанову понять, какую историю ему снимать. Но если бы кое-кто у меня не был настолько талантливым, даже не знаю, чему бы тут было помогать.
– Ты бесстыже мне льстишь, Варламов, – хмурится моя заветная, впрочем без особой твердости.
– Нечему льстить. У меня самая талантливая жена на свете, – откликаюсь я и чуть прикусываю язык. Потому что… Палево…
– Бывшая жена, – недовольно ворчит Полинка, пряча взгляд.
– Родная моя, поехали переодеваться? – я торопливо сворачиваю со скользкой дорожки. – Иначе в ресторан мы придем позже всех, и они съедят все самое вкусное без нас. Что ты, наших операторов не знаешь?
Полина
Бывшая жена.
Блин, зачем я это вякнула вообще? Вот что мне, спрашивается, не хватает в жизни? Замужества? Да нет, мне нормально живется и без него.
Даже больше того: мне очень хорошо живется с Димой.
Мы с ним. В этих словах все. Мы с ним – и это самое правильное, что может быть в жизни. Притирка уже была, тысячу лет назад, мы будто и не забыли старые привычки друг друга.
Я привыкла просыпаться под переливы фортепиано из колонок на кухне, Дима помнит, что я люблю омлет без всего, и даже без соли.
Я частенько сижу в кухне перед ноутбуком, слушаю, как Дима поет в душе – и да, я знаю, что он поет для меня.
А Дима может так же спокойно сидеть со мной рядом, когда я со своим ноутбуком забьюсь в уголок дивана. Может писать сам, может просто дремать, уронив мне голову на плечо, может в той же позе читать, что я пишу, и комментировать какие-то спорные моменты.
Я просыпаюсь утром и со спокойной совестью еще минут пятнадцать валяюсь, прижимаясь к широкой Варламовской спине. А потом он просыпается окончательно, перекатывается сбоку на бок, и объятия становятся крепче. Еще крепче…
Честно говоря, некоторое время я боялась. Тогда, в самом начале мне было страшно, что чувства чувствами, а преодолеть всю мою психосоматику, все внутреннее недоверие как к мужчинам в общем, так и к Диме в частности, будет не очень просто.
А нет.
Я будто проснулась однажды в Диминой квартире и не уезжала из неё больше. Таскала потихоньку к нему шмотку за шмоткой, пока Варламов уже через неделю этого медленного завоевания его территории не заколебался.
Ураган «Варламов» прошелся по моей квартире, устроил в ней жуткий бардак, опустошил полки в шкафу, не забыл взять с кухни мою любимую чашку и забрал из моей спальни игрушечного кота, чей нос я всегда натирала, перед тем как сесть за работу. И в