Дима морщится сильнее, будто я задела не самую приятную тему. Серьезно, недовольство такое, будто он вспомнил, что случайно убил любимую бабушку.
— Поль, это в трех словах не описать, — медленно откликается он. Впрочем, нет, я сейчас с него слезать не собираюсь.
— Опиши в четырех, ты же у меня талантливый.
Я вижу как он вздрагивает от моего “у меня”. Я сама себе чуть язык не откусываю за это вот чудесное откровение. Блин, вот так и рвется это все. Будто и не было этих лет без него, будто мы с ним не развелись, а Дима так, за хлебом вышел, задержался где-то и сейчас вернулся.
— Поль, ты хочешь, чтобы я вслух произнес? — Дима пытливо смотрит на меня. — Хорошо. Я про то, что из-за меня сколько ты не писала совсем? Три года?
— Меньше, — поправляю я. — Около года я писала тайком. Погоди, погоди, то есть ты понимаешь, что это твой косяк? Боже, да неужели?
— Да я не сам понял, — Дима с сожалением вздыхает и отводит взгляд, — меня тогда Кольцова в это носом натыкала. Что ты отказалась от публикации. Так что… Можешь не гордиться, ни черта я у тебя несознательный.
Элька. Нет, она могла на самом деле. Она за мои интересы стоит даже упрямей, чем я сама за них стою. И все-таки… Я не думала, что Дима в курсе, вот правда. Думала, так и витает в своих эгоцентрических облаках, где он творческий и талантливый, а я — так, и борщи у меня лучше получаются. А надо же… Не только в курсе, но и оказывается, переживал из-за этого. Из-за меня…
— Проясни мне один момент, что значит, что ты предложил Кирсанову этот проект. Ты предложил ему взяться за "Фею-крестную"?
Я задаю этот вопрос, пытаясь унять собственное сердце, которое вдруг начинает взволнованно подпрыгивать. Нужно отвлечься на разговор, хотя бы. Тем более что вопрос-то зреет, с того момента как я услышала слова Кирсанова. И… Уж больно подозрительно, что у Димы был почти готов черновик сценария к моменту заключения догора. Писал сценарий заранее? Неужели мой драгоценный решил сделать бывшей жене подарочек?
Дима невесело улыбается.
— Ты об этом знать не должна была, — ровно произносит он.
Все, у меня слова закончились.
И это все для меня?
Блин, блин, блин. Мне нельзя давать этому ход. Я не могу снова увлекаться Варламовым. Я почти замуж вышла, черт меня возьми! Я так не могу поступать с Костей. Не могу. Он два года со мной. Терпит последствия моей депрессии и зашкаливающую асексуальность моих желаний. Он не заслуживает такого предательства.
— Не проводишь меня до такси? — с трудом выдыхаю я.
Да, это побег, вы не ошибаетесь. Если я еще полчаса пробуду с Димой — я за себя не отвечаю. Так что сбежать — это разумно. Сбежать и напиться. И ни с кем сегодня на празднике не разговаривать.
Не могу сбежать просто так, хотя это и самое разумное. Ситуация не позволяет, и мне хочется еще минуту побыть с ним. Все-таки вряд ли ему сейчас кайфово. Ради меня — а это очевидно, что ради меня, — Дима согласился на кабальные условия работы. И вот так брать и сваливать от него — последнее дело. Пусть его косяк, что взял сценарий, но в конце концов, не он его украл у себя. А тот, кто украл, еще и умудрится избежать проблем и наказания. Что в этом справедливого?
Вот только беда в том, что идти рядом с Димой мне на самом деле не просто. Даже просто рядом с ним — то и дело задевая его то локтем, то пальцами, и всякий раз ощущая что-то вроде душевного землетрясения — это просто пытка.
Блин, вот она — эмоциональная зацикленность во всей красе. А я реально считала, что добилась подвижек в лечении своей привязанности именно к Варламову.
Что удивительно — вот сейчас он вызывает у меня куда больше эмоций, чем даже в тот день, когда таскал меня на руках, танцевал со мной, а после зажимал у ресторана. Тогда он меня только бесил, до трясучки. А сейчас…
Сейчас я гляжу на черную круглую пуговицу его пальто и с трудом удерживаюсь от того, чтобы не прижаться к нему, и не спрятаться в его руках от происходящего хаоса. Это всегда работало: мой заветный, мой несгибаемый был универсальным средством от моих тревог.
Если бы все решалось так просто.
Если бы можно было разрешить себе снова быть с ним.
Я не готова, вот правда. То есть я отдаю себе отчет, что возможно, даже очень вероятно, Дима относится ко мне не как к просто когда-то принадлежащей ему женщине. Возможно, не отболело и у него. Я знаю, он меня когда-то любил.
Нет, правда. У меня все было, как в хэппи-энде мелодрамы, с кофе в постель по утрам воскресенья, со страстным сексом — по ночам, в обеденный перерыв, или когда там еще на Диму нападало романтическое обострение. Он пел мне песни, он был моим летом. Жарким, солнечным летом, способным разогнать тучи на небесах одной только своей широкой улыбкой.
Ради этого я отказывалась от издательства, ради этого почти не писала, хоть это и было тяжело. Да — приносила в жертву. Но не просто так.
Думала, что не просто так.
А потом…
Потом ему со мной стало скучно.
И до сих пор больно вспоминать эти его слова. Зато какая прививка от обостряющихся эмоций.
Разве я изменилась? Ни капли. Если вдуматься, сейчас я даже еще скучнее. Живу, в основном, творчеством. Вращаюсь в своем маленьком мирке, уютной зоне комфорта, в которую много не помещается. Так что не имеет смысла давать этому ход.
Сколько он выдержит? Год? А потом что? Снова себя собирать по осколочкам? А я ведь буду, дай я этим чувствам ход — я уйду в них с головой, я это очень ясно ощущаю. Взлечу я высоко. И падать снова будет больно.
— Извини, я тебе вечер испортил, — негромко произносит Дима, когда к парковке у телецентра подруливает белая машина такси, и я по Диминым глазам вижу — он от еще одних объятий бы не отказался. И я бы, пожалуй, обняла, если бы не преодолела весь вот этот мысленный отрезвляющий путь.
— Для чего ты будешь делать синопсис? Может, тебе прислать мой издательский? — деловым тоном спрашиваю я.
— Давай завтра это обсудим, я тебя наберу, — Дима устало морщится. — Сегодня я, пожалуй, лучше посплю, голова очень тяжелая.
— Хорошо, значит, созвонимся, — киваю я. А затем… Не получается у меня просто так взять и уйти. Я быстро подаюсь к нему, и легко, почти невесомо касаюсь губами его щеки. Невинно, быстро, отчаянно ругаясь на себя за мое безумство.
И это я зря, на самом деле, потому что моя душа даже от этого содрогнулась. Сердце будто сунуло пальцы в розетку и получило хороший такой удар, на все двести двадцать.
И вижу, как замирает Димино лицо. Нет, увлечен, только увлечен. Не знаю, почему и что на него нашло.
— Спасибо еще раз, — киваю прощально, стараюсь говорить спокойно и бросаюсь в такси. Практически бегом.
А по пути лежу на заднем сиденьи машины, смотрю в темноту невидящими глазами.
Боже, вот что это было? Почему от прикосновений Кости мне и вполовину не так? Почему между мной и Варламовым по-прежнему будто протянуты тысячи раскаленных нитей, от шевеления которых летят во все стороны искры?
Почему, блин, я всего лишь мазнула Диму губами по щеке, а ощущение такое, что я уже Косте изменила, и будто даже не в первый раз. Ведь это формальность для человека, с которым у тебя более-менее приятельские отношения. Я так обнимаюсь и расцеловываюсь с тем же Пашей из издательства. Но с ним совершенно не то, с ним так не пылают от стыда щеки, не жжет безымянный палец обручальное кольцо.
Мне надо выдохнуть. Это всего лишь стресс, я выпью своих успокоительных таблеточек, съем кусок торта, и меня отпустит. Я справлялась с этим раньше, справлюсь и сейчас.
И все равно стыдно. Все равно хочется навешать себе оплеух за такое поведение. Ладно, впредь — сама нейтральность, и никаких даже таких вот формальных жестов. Я не хочу и не буду предавать Костю. Эмоции — штука не постоянная, Костю я выбирала не ими, поэтому разум должен возобладать над чувствами. У меня нет выбора. Я выхожу замуж за Костю, он поговаривает о детях, и я на самом деле очень даже "за" в этом вопросе. Никаких леваков от семьи быть не может.
Выходя из такси перед рестораном, я пытаюсь выглядеть нормально. Расскажу это Косте завтра, чтобы сегодня не портить праздник. Обидится, наверное. И про сценарий тоже завтра расскажу, не хочу, чтобы он из-за меня расстраивался. Помнится, я объясняла ему, какой кипеш творится вокруг сценариев, он еще удивлялся: “Над чем там трястись, книга же — один большой спойлер к сценарию”.
В зале с накрытыми столами Кости не видно, в соседнем зале гремит музыка, я неохотно ползу туда, пытаясь выгладить мысли и выглядеть если не радостной, то хотя бы не пришибленной.
Это сложно. Особенно с учетом того, сколько на меня свалилось за этот небольшой промежуток времени.
И выбросить Варламова из головы — сложно. Окончательно — у меня не получается уже довольно долго. Но хоть временно. Временно — выходит.
Блин, ну и где Костя? За столом его нет, на танцполе я его приметную розовую рубашку тоже не видела, ну и… Где?
Я подхожу к бару. По моим наблюдениям, если кто и в курсе, кто где находится, кто где напился, кто куда отошел на празднике — то это бармен. Он же работает весь вечер в режиме терминатора, чтобы втюхать очередной жертве новую порцию алкоголя. У них постоянная бдительность, кажется, отдельным пунктом в договоре указана. Ну, это помимо навыков прикладной психотерапии исповедующихся алкоголиков.
— Слушайте, а вы тут именинника не видели? — нетерпеливо спрашиваю я, надеясь, что бармен в курсе, за чье здоровье тут сегодня опустошали бар.
— Вон там, в вип-зоне, — машет мне парнишка в серой жилеточке и поджигает кому-то абсент. Какая прелесть, может, и мне то же самое заказать?
Нет уж, сначала именинник, должна же я уже показаться на его глаза, да? Невеста я ему или не невеста?
Невеста.
Вот только когда я оказываюсь в вип-зоне — я замираю, пытаясь удержаться за воздух, потому что мир под моими ногами пошатывается.