А за Димой, к моему удивлению, идет Элька, бледная, осунувшаяся, неловко втягивающая голову в плечи и сжимающая в руках телефон. Я вижу её впервые после Дня Рождения Кости, и сердце начинает ныть сильнее.
Вот теперь вопрос, зачем они оба тут? Паша говорил — Элька за городом. Она вертолетом добиралась или телепортировалась? Вот просто ради чего? Ради меня, что ли? Нет, отдельно Эльку я в издательстве еще худо-бедно представляла, в конце концов, если она не работает на меня — значит, работает на кого-то еще. Но вдвоем с Варламовым…
Костя шагает было к двери, явно надеясь укрыться в редакции, вот только Дима совершает действительно огромный прыжок, преодолевая оставшийся кусок лестницы и оказываясь как раз перед дверью. Обойти его Костя не может.
— Ты за смертью никого не посылал, а, унылый? — Дима с очень угрожающей неторопливостью расстегивает на запястье часы и опускает их в карман пиджака. — Отменяй заказ, я тебе сейчас все сам выдам. Досрочно.
Четыре года была замужем за этим человеком и даже не подозревала, что мой муж умеет быть настолько свирепым. На лице Димы улыбка истинного каннибала, которого морили голодом неделю, а потом сбросили к нему в яму какую-нибудь полнокровную красотку. И он смотрит на неё и думает — какие у нее, наверное, щечки мягонькие…
И я едва не хохочу от злой, переполняющей грудь радости. Боже, боже, как я рада, что Анисимов сейчас огребет.
— Я… Я тебя засужу, — нервно восклицает Костя. — Ты сядешь.
— Да ладно, зато одной паскудой в этом мире будет меньше, — Варламов шагает было вперед, — за такое посидеть не жалко.
— Что вы тут делаете вообще? — тихонько выдыхаю я, надеясь отвлечь Диму от немедленного убийства.
Слов в моей груди немного. Даже звуков почти нет. Это все с каждой секундой все сильнее напоминает какой-то черно-белый мультик. Кажется, вот сейчас Дима достанет из кармана гигантский молоток, треснет Анисимова по башке со всего размаха, а у Кости вокруг головы полетят птички. Господи, когда я успела так вляпаться, а?
— Мы тут подслушиваем, — ухмыляется Дима, угрожающе похрустывая костяшками пальцев, — и заодно записываем компромат. Кстати, ты молодец, унылый, хороший монолог у тебя вышел.
Компромат?
— Эля. Ты записала… То, что я говорил? — Анисимов поворачивается к Эльке, в его голосе впервые проклевывается серьезная паника. Кажется, даже перспектива получить по морде его не так пугала, как возможное наличие компромата.
А Элька, глядя куда-то мимо меня, пожимает плечами.
— У меня совершенно случайно включился диктофон, — хладнокровно цедит она.
Черт, хотела бы я быть настолько же спокойной, какова сейчас Элька. Ну, или хотя бы выглядеть такой. На деле меня почти трясет, и я стискиваю губы и молчу, только потому, что не хочу в такой близости от Анисимова стучать зубами. Вся эта нервозность идет изнутри. Господи, как я хочу домой, в одеялко… И если Вселенная принимает заявки — хочу, чтобы поверх одеяла я была завернута в объятия Варламова. Только в этом случае чувство спокойствия будет абсолютным.
Блин, вот почему так? Вот вроде нет у меня повода начинать ему доверять “как раньше”, но интуитивно почему-то только рядом с ним я чувствую себя цельно. Вот как сейчас. Он здесь — глядит на меня с легким беспокойством, и мне уже спокойнее, тошнота пропала, да и это странное чувство безысходности истаяло без следа.
— Эль, — тон Кости вдруг становится каким-то мягким, что ли. Флиртующим, даже. Черт, а я и не знала, что он так умеет.
Элька поднимает бровь и, выражая лицом заинтересованность, смотрит на Анисимова. Или мне кажется и она реально заинтересована?
— Ты же можешь стереть запись? Ты же не будешь так портить жизнь мне? — тон у Костика, прямо скажем, подобострастный. И выражение физиономии.
Честно говоря, изворотливость Анисимова меня поражает. Он соображает быстро и, кажется, уже все взвесил и тут же поспешил броситься на амбразуру ради уничтожения компромата. И… Кажется, ему есть на что давить. Неужели у Эльки к нему чувства? Хотя, вряд ли бы она допустила с ним секс, если бы чувств не было. Не такой она человек, чтобы с кем попало трахаться.
Дима дергается, оборачивается к Эльке, и она тут же отскакивает от него назад — на три ступеньки выше.
Элька смотрит на Анисимова задумчиво, будто взвешивая его на каких-то внутренних весах.
А я — я смотрю на неё. Честно, я уже очень устала от всего этого. Я уже почти примирилась с мыслью, что сейчас она действительно удалит запись, доказывать виновность Анисимова мне будет нечем. Ведь один раз Элька меня уже предала. Один раз она уже выбрала Анисимова, а не меня. С чего бы ей вообще сейчас менять сторону?
— Кольцова… — тихо рычит Дима.
— Эль, и вот этому животному ты помогаешь? — восклицает Костя, тыкая в Диму пальцем. — Удали запись. Сейчас!
Кольцова едва заметно пожимает плечами и касается пальцем дисплея телефона.
Ну, все, да?
И пять минут тишины. Тихой, беззвучной, горькой — для меня, такой сладкой для Анисимова. Вон и улыбается как победитель, паскуда.
А потом в его кармане начинает вибрировать телефон.
Костя вздрагивает непонимающе, смотрит на дисплей — я со своего ракурса вижу фото Паши на заставке.
— Ну что ты, Костик, бери, — свирепо улыбается Элька, и Костя отшвыривает от себя телефон, будто он вдруг стал раскаленным. Да-да, я тоже прониклась Элькиным тоном.
— Что ты сделала? — едва слышно шипит Костик.
— Понятия не имею. Я ж дура, — Элька корчит глуповатую физиономию. — Кажется, я кнопочки совершенно случайно перепутала… И отправила твой дивный монолог твоему начальству. На сохранение. А что, он уже прослушал? Прям весь? Хотя зачем весь, там одного начала должно хватить…
Элька… Это настолько в её духе, что я тихонько всхлипываю и беззвучно смеюсь, пряча лицо в ладонях. И смешно, и до удивления радостно, и хочется дать любимой подруженьке чем-нибудь тяжелым по голове. Зараза, ведь нарочно и мне нервы трепанула напоследок. Типа, ты-то во мне сомневаешься, а я — выбираю тебя. Или это было, для того чтобы поставить Анисимова на место?
Хотя фиг с ним, важно то, что теперь у меня есть, есть доказательства! И даже если Анисимов не вернет мне книжку — Паше придется забрать свои слова назад о том, что все это — только мой саботаж.
И у Кости будут ого-го какие неприятности за все это. А если очень постараться и совсем не мелочиться — можно все-таки заставить Диму привлечь Анисимова и за воровство сценария. Если тот конверт сохранился — с него, наверное, и отпечатки пальцев снять можно…
— Девочки, — мягко произносит Варламов все тем же убийственно острым тоном, — сходите погуляйте, пожалуйста. Я вас догоню. Вам тут лучше не быть.
— Следующая сцена будет содержать слишком большое количество насилия? — нервно хихикаю я, припоминая эту фразу, которую регулярно используют в западных мультфильмах, когда нужно описать очень жестокую расправу над героем, которую нельзя показывать впечатлительной нежной публике.
— В самую точку, весна моя, — кровожадно откликается Дима. — В самую точку.
Глава 31. Полина
Нужно сказать, разговор у Варламова с моим несостоявшимся женишком утягивается минут на десять. И я, стоя все это время у Варламовской же тачки, просто хочу, чтобы Дима не покалечил Анисимова ненароком. Если просто драку и пару фингалов можно провести по хулиганке и отделаться штрафом, то пара сломанных ребер — и это будет уже перебор. Нет уж. Пускай с Анисимовым разбираются полиция и адвокаты. Мои, Пашины, Кирсановские… Анисимову сейчас столько исков можно предъявить, закачаешься, остаток жизни на компенсации работать будет. А Димка… Вот ему я проблем не хочу.
Элька стоит от меня в трех шагах и курит какую-то тонкую сигаретку со сладковатым ароматизатором.
— Что вы вообще тут забыли? — тихо спрашиваю я. — Ты и с Димой?
— Я была не в форме воевать с утра, когда позвонил Паша, — Элька вздохнула. — Решила, что в компании Варламова восстановлюсь сильнее. А еще… Я боялась с тобой встретиться, без него я бы просто сбежала, а при Варламове я же так позориться не буду.
— Воевать? — задумчиво повторяю я. — За что?
— За прекрасную даму, — с легкой ехидцей откликается Элька. — За кого еще я могу воевать даже совместно с Варламовым? За кого он согласится встать плечом к плечу со мной?
— За меня? — я чуть хмыкаю. — не думала, что ты сейчас захочешь меня защищать.
Элька не комментирует, молча затягивается, медленно, глубоко, глядя в сторону от меня.
— Ты же три года как завязала, — отстраненно замечаю я. Наверное, это так глупо, самой начинать разговор с подругой, которая тебя предала. Вот только я почему-то уже и не ощущаю это все как предательство. Больше как спасение от того решения, к которому я пришла слишком поспешно. Будет странно, если я скажу ей “Спасибо”, да?
— Ага. И неделю как снова начала, — Элька улыбается очень напряженно. И смотрит на меня измученно. Как будто она ожидает, что я её ударю. А я бы не сцепилась с ней, даже когда их с Анисимовым застукала. А уж сейчас-то, когда я не чувствую в себе сил даже на то, чтобы вызвать такси — точно не буду.
— Анисимов этого не стоит, — спокойно произношу я. — Зачем ради него ты подписываешься на рак легких?
— Дело ведь далеко не только в нем, — Элька глубоко затягивается, а потом отправляет окурок в ближайшую урну. И замолкает, глядя на проезжающие мимо машины, запихнув ладони в карманы плаща чуть ли не по локоть. Ну, окей, помолчим, так помолчим…
— Это дерьмо вышло случайно, — глухо произносит Элька, так и не поворачиваясь ко мне. — Правда. Костя был расстроен тем, что ты уехала, я перебрала и… Меня занесло. Случайно, правда.
— А платье? — педантично напоминаю я. То самое — яркое, желтое, солнечного цвета. Можно случайно перебрать, можно потерять контроль над ситуацией. А можно ли случайно надеть на трезвую себя платье, которое должно понравиться жениху твоей подруги?