Повреждение внутренних органов… Множественные переломы… Ожоги…
Господи, да я не работу его ненавидеть должна, а себя. Себя, и только.
Слёзы срываются из глаз, я забиваюсь в угол комнаты и обнимаю руками колени. Не знаю, сколько сижу так, но за окнами начинает темнеть. Кирилл давно должен был вернуться от матери, но его всё нет и нет. Если он у своей Тами, то это даже хорошо. Надеюсь, она и правда лучше меня. Любит его и ценит. И никогда так сильно не подведёт, как подвела его я в своё время.
Вытерев слёзы, встаю с пола и нахожу телефон. Вызываю такси, умываюсь. Голова раскалывается и гудит, там столько информации, столько домыслов и фантазий. Не могу так, не могу. Не здесь, не сегодня.
Машина приезжает быстро, я сажусь на заднее сиденье и диктую адрес квартиры. Водитель странно косится на меня в зеркало заднего вида, и только потом понимаю, что сижу и как дурочка что-то тихо шепчу себе под нос.
Звонок мобильного телефона врезается в уши. Я вздрагиваю, смотрю на дисплей. Кирилл. Он вернулся, а меня нет дома. Я просто не могу там находиться. Божечки, кажется, что если вернусь туда и посмотрю в его глаза, то просто сдурею от боли. Как у него вообще хватило сил и эмоций связаться со мной во второй раз? Помогать мне. Трахать. Хотеть, возить куда-то. Он тоже чокнутый, да?
«Сегодня я останусь у бабушки. Созвонимся завтра, ладно?» — пишу Самсонову.
В ответ приходит короткое «Окей». Вот и славно. Вот и хорошо…
Расплатившись по счётчику, несусь на пятый этаж. Лёгкие жжёт, когда я оказываюсь у двери и достаю ключи. В квартире темно, едва слышно работает телевизор. Я снимаю обувь, прохожу в гостиную и бросаюсь обнимать бабушку.
— Что? Ну что случилось, не молчи! — возмущается она.
— Ба, я такая дура… Такая дура, представляешь? Как он меня терпит? Как?
— Нормальная ты, Витка. Что придумываешь?
Она тянется к выключателю, но я прошу не зажигать свет. Бабуля садится на диван, я ложусь ей на колени, по телевизору показывают новости. Бабушка гладит мои волосы, перебирает их пальцами. Пахнет уютно и тепло. Она любит меня — я это чувствую. Сейчас я та самая любимая внучка, потому что больше всего в ней нуждаюсь.
— День нелёгким был, и вот приходит ночь, — начинает ласково петь бабуля.
Я умиротворённо прикрываю глаза. Кажется, больше не трясёт.
— Чтобы ему помочь
Набраться новых сил.
Ветерок дневной,
Свернувшийся в клубок,
Отдохнуть прилёг —
Мир полон тишиной.
Бабуля напевает колыбельную из моего детства. Я вспоминаю её и то прекрасное беззаботное время. Успокаиваюсь, не задыхаюсь. Дышу ровно и размеренно. Стены не давят, дома хорошо. Дома его нет. И шрамов его жутких, и криков нечеловеческих…
* — Колыбельная из кинофильма "Мама" (1976 г.).
Глава 30
Сигнал будильника заставляет меня вынырнуть из сна. Нахожу телефон под подушкой, выключаю его и делаю глубокий вдох. Пока спала, спали и моя совесть, и чувство вины, но стоило только открыть глаза, как придавило тяжёлым, неподъёмным грузом. Как жить, зная, что я создала любимому человеку столько проблем? Как забыть об этом? Как в глаза его смотреть? Как искупить свою вину и заставить заткнуться не на шутку разгулявшуюся совесть?
В дверном проёме появляется седая голова бабули.
— Завтракать!
— Иду-иду.
Закрывшись в ванной комнате, встаю под душ. Как хорошо, что у меня есть бабушка. Временами чересчур ворчливая и приставучая, но тем не менее родная и понимающая. Я полвечера проплакала под её колыбельные, а потом каким-то чудом уснула. Бабуля накрыла меня пледом, положила под голову подушку. И рано утром проснулась, чтобы порадовать вкусным завтраком.
К сожалению, блинчики с абрикосовым вареньем совершенно не лезут в горло. Вот странно: желудок сводит от голода, но едва я пытаюсь жевать, как начинает мутить.
Бабуля уходит к себе в комнату, а я встаю из-за стола и подхожу к мусорному ведру. Жалко, но недоеденные блинчики отправляются именно туда. Наклоняюсь и… замечаю на дне ампулу для инъекций.
— Ба-а! Ничего не хочешь мне сказать? — громко выкрикиваю.
Препарат, насколько я знаю, применяется при сердечной недостаточности. Значит ли это?..
— Что? Что случилось? — волнуется бабуля.
— Опять с сердцем плохо? — спокойно задаю вопрос.
— Виточка…
— Правду только скажи.
— Разболелось немного сердце. Я попросила Ольгу, она сделала инъекцию.
— Одну?
— Нет. Это третья.
— Ага, значит, внучку-медсестру ты попросить не могла? — спрашиваю, чувствуя, как начинают гореть щёки.
— Я не хотела тебе мешать, — тяжело вздыхает бабуля.
— Да как бы ты помешала-то? Разве мне сложно? Я каждый день делаю от двадцати и больше инъекций пациентам. А тут родной человек…
Качнув головой, сажусь на стул. Бабуля тут же обнимает меня и успокаивает. Объясняет, что ничего критичного не случилось, а уколы всего лишь для профилактики. Беру с неё слово напрямую говорить о таких вещах именно мне. Не Ольге, не Зине. Только мне.
— Завтра запишу тебя на консультацию к кардиологу.
— Ещё чего! Никуда я не поеду! — возмущается бабуля.
— Это не обсуждается. Возьму тебя с собой на работу, потом посажу на такси. Поверь, обследование — это не страшно. Страшно, когда ты сама себе назначаешь лечение.
С горем пополам мы приходим к общему решению, после чего я бегу собираться на работу.
На автобусной остановке аншлаг, я с трудом вталкиваюсь в переполненную маршрутку, потому что понимаю: если буду ждать следующую — опоздаю. Впрочем, я и так опаздываю. Ровно на две минуты.
Забежав в отделение, спешу в сестринскую. Привожу себя в порядок, надеваю рабочую одежду и поправляю причёску. Едва выхожу в коридор, встречаю Мирона Юрьевича и его жену. Они с вещами направляются на выход. Довольные, счастливые. В какой-то момент женщина замечает меня, останавливается и машет рукой на прощание.
— А меня уже выписали! — произносит радостно. — Сказали, что всё хорошо.
— Больше не появляйтесь здесь, — отвечаю шутливо. — Лёгкой беременности!
— Спасибо, Вита! Рада была знакомству.
Рабочий день идёт по накатанной. В моменты сильной загруженности я увлекаюсь, но стоит остаться один на один с собой — в голову непременно лезут мысли о Кирилле. Не могу о нём не думать. Каждое воспоминание отдается ноющей болью в сердце. Мне настолько тяжело и горько, что совершенно не знаю, как с этим справиться.
Сегодня я не поеду в «Лесные поляны». Во-первых, потому что нужно уколоть бабулю, а во-вторых, потому что завтра нужно везти её в клинику. Будет неудобно добираться, если я всё же останусь в доме Самсонова. И в-третьих, если уж совсем честно, — не могу я его видеть. Сейчас не могу, сегодня! Мне нужен передых, нужно время. Осознать, переварить и выбрать подходящую тактику.
В обед мы с Катей запираемся в сестринской. Перекусываем, пьём чай. Её болтовня здорово отвлекает, но я то и дело смотрю на телефон. Не звонил ли Самсонов? Нет, не звонил. Сама наберу его после работы. Сяду где-нибудь в парке на скамейке и позвоню — попрошу прикрыть меня перед опекой, если вдруг кто-то явится в эти дни с проверкой жилищных условий. Господи, как сложно-то…
Стрелки часов показывают пять вечера. Мы с Катей переодеваемся в повседневную одежду, распускаем волосы, а затем игриво толкаемся у зеркала, подкрашивая губы блеском.
— Короче, ничего у меня не выйдет с соседом, — произносит подруга, когда мы выходим на улицу. — Я нашла новую жертву.
— Да ладно! Кого?
— Ох, поселился в нашем комплексе один солидный бизнесмен. Он, конечно, прилично старше, но такой секс, мамочки… Трусики насквозь промокают, когда он своим низким тягучим голосом говорит мне: «Здравствуй».
Я громко смеюсь. О личной жизни Кати можно написать собрание сочинений. В один том точно не войдёт. И каждый её роман настолько интересный, что я заслушиваюсь.
Мы выходим за территорию клиники, идём, взявшись за руки. Как вдруг меня окрикивают. Я замираю на месте и перестаю дышать. Поворачиваю голову, словно в замедленной съёмке. Не послышалось. Светлые густые волосы, вьющиеся на концах, озорные голубые глаза и улыбка с ямочками на щеках. Серёжа.
— Ты чего застыла? — спрашивает Катька и тянет меня в сторону метро.
— Ты иди… Мне тут… Поговорить нужно.
Она бросает недовольный взгляд на Серёжу, который уверенной походкой направляется в нашу сторону. Сердце ударяется о рёбра. Ещё и ещё. Как же не вовремя. Как же я всё это разгребу?
На Серёже белая футболка, светлые джинсы. В руке букет из красных роз. Для меня.
— Я вернулся, — произносит он и прекращает улыбаться.
В глазах при этом такая вселенская грусть, что самой разрыдаться хочется.
— Вита, я вернулся, — повторяет он, застыв в метре от меня. — Сразу же с самолёта к тебе. Всё бросил и прилетел. Вместе будем разгребать. И с Майей помогу, у меня теперь есть деньги. Всё будет хорошо, уверяю. Я справлюсь.
Я делаю шаг навстречу, качаю головой и принимаю букет цветов.
— Всё бросил, всё бросил… Такой шанс упустил, вот дурачок, — причитаю я. — Вернись обратно, Серёж. Пожалуйста, позвони Эдеру и скажи, что передумал!
Серёжа отрицательно мотает головой, шагает ближе и… целует меня в губы.
Глава 31
Кирилл
После обеда звонят из опеки. Сообщают, что в «Лесные поляны» едет проверка. Очередная формальность, но присутствовать надо обязательно. Виту решаю не тревожить, срываюсь с работы, бросив все незавершенные дела, и еду сам.
В дом никто даже не заходит. Оформляем документы в беседке на заднем дворе, перекидываемся парой фраз. Женщина в очках осматривает территорию, протягивает бланки на подпись. По-доброму завидует Майе, потому что теперь она будет жить здесь. Прощаемся и мирно расходимся. Время ещё остаётся, поэтому я принимаю решение заехать за Витой, забрать её домой и порадовать новостью. Она ведь дождаться не могла, когда вернут сестру.