Вскоре после того, как многие страны Восточной Европы обрели независимость, тема Холокоста приобрела для них особую остроту в связи с тем, что отношения с Израилем и евреями всего мира в целом рассматривались как один из важнейших критериев вхождения в Европейский Союз и НАТО, куда стремились молодые европейские государства. Поэтому с первых лет независимости они вынуждены были отвечать на шесть относящихся к Холокосту практических вопросов, считаться с шестью основными требованиями, какие Израиль и евреи всего мира считали необходимыми условиями долгожданного примирения. В общем виде они формулировались следующим образом:
1. Открытое признание вины и публичное покаяние за участие в Холокосте.
2. Поминовение жертв.
3. Привлечение к ответственности остающихся безнаказанными местных коллаборационистов.
4. Документирование (создание точных и достоверных исторических нарративов).
5. Просвещение (в том числе преподавание истории Холокоста в средней школе, переработка и дополнение учебных пособий).
6. Реституции и компенсация ущерба.
7. Решимость совершить эти шаги стала наилучшим показателем того, насколько та или иная страна готова честно и ответственно признать Холокост частью собственного прошлого.
Разумеется, подобные требования вполне оправданны и закономерны. Естественно ожидать, что страны, жители которых активно участвовали в массовом уничтожении евреев, признают свою вину и публично покаются. Столь же естественно предположить, что в странах, отказавшихся от исторических концепций, навязанных предшествующим режимом, появятся новые работы по истории, а также школьные учебники с непредвзятым рассказом об истории Второй мировой войны и Холокосте. Конечно, с реституциями и с наказанием бывших коллаборационистов дело обстоит гораздо сложнее, но оба этих требования, и в особенности последнее, – необходимые условия примирения. С самого начала было очевидно, что полностью восстановить справедливость и возместить потери мы не сможем никогда, но если удается найти и должным образом покарать хотя бы наиболее злостных пособников нацистов, это, несомненно, пойдет на пользу всему обществу. Не менее ценно искреннее стремление вернуть еврейскую довоенную собственность, особенно если этому сопутствуют усилия честно и ответственно ответить на другие вопросы, которые ставит перед человечеством Холокост.
Тем не менее, как показали события последних двадцати пяти лет, в постсоветской Восточной Европе разговоры о Холокосте зачастую сводятся к высоким, но пустым словам. Один из наглядных примеров тому – Литва, в течение долгого времени уходившая от попыток честно осмыслить причастность собственного народа к уничтожению соседей, а попутно и от признания Холокоста небывалым по масштабу геноцидом. Этот процесс, известный как искажение или замалчивание Холокоста, не стоит путать с куда более частым огульным отрицанием трагедии. Именно он все громче заявляет о себе в последние годы (особенно с тех пор, как страны Балтии стали полноправными членами Евросоюза и НАТО), посягает на память о Холокосте, мешает распространению неискаженных знаний о нем, и это обстоятельство объясняет, почему книга Руты Ванагайте исключительно важна не только для литовцев.
Чтобы полнее понять литовскую ситуацию, понадобится исторический экскурс. До войны в Литве проживало около двухсот двадцати тысяч евреев. Уцелело не более 4 %, то есть около восьми тысяч человек, меньше, чем в какой-либо из крупных еврейских общин, если не считать Эстонии, где было около четырех с половиной тысяч евреев, из них трем с половиной тысячам удалось бежать на соседние территории, а оставшуюся к приходу нацистов тысячу уничтожили почти полностью. Почти все литовские евреи были расстреляны неподалеку от своих домов или в местах массовых расстрелов, например в Понарах (пригород Вильнюса). В большинстве случаев “акцию” проводили сотрудничавшие с нацистами литовцы.
В конце войны оставшихся тридцать тысяч евреев депортировали из Литвы. Пять тысяч из них, главным образом, старикови детей, вывезли в Польшу, в лагеря смерти Аушвиц и Собибор, примерно пятнадцать тысяч человек отправили в созданные на территории Латвии и Эстонии трудовые лагеря, где большинство их них были убиты, и еще десять тысяч выслали из каунасского и шауляйского гетто на верную смерть в Германию.
Помимо огромного множества жертв, есть еще несколько весомых причин, объясняющих многолетнее нежелание Литвы открыто и честно размышлять о Холокосте как о странице собственной недавней истории. Прежде всего, это беспрецедентный по масштабам коллаборационизм местных жителей, активно участвовавших в массовых убийствах и с особым рвением способствовавших “окончательному решению еврейского вопроса”. Точного числа литовских коллаборантов не знает никто, однако по данным наших исследований, в той или иной форме – от подстрекательства до расстрелов – к уничтожению евреев причастны по меньшей мере двадцать тысяч литовцев.
Во-вторых, не стоит забывать, что после того, как в июне 1940 года Литва была оккупирована Советским Союзом, часть литовских государственных деятелей создала Фронт литовских активистов (ФЛА), многие члены которого горячо поддерживали Третий рейх и призывали местное население убивать евреев. Однако, несмотря на весьма сомнительное прошлое, в демократической Литве они были объявлены народными героями. Аналогичная проблема возникает и в связи с героизацией некоторых наиболее выдающихся участников послевоенного антисоветского сопротивления, в годы Второй мировой войны участвовавших в преследованиях и массовых расстрелах евреев. Разумеется, подобные преступления автоматически “отменяют” все прочие заслуги, однако в Литве, равно как и в других странах постсоветской Восточной Европы, на это нередко смотрят иначе.
Третья, не менее веская, причина кроется в том, что во многих местах, главным образом в провинции, большинство карателей были добровольцами, а кое-где немцы или австрийцы вообще никого не расстреливали; “решение еврейского вопроса” полностью брали на себя литовские “белоповязочники”. Так было, к примеру, в Лаздияйе, Тельшяйе, в Йонишкисе, в Дубингайе, в Бабтайе, в Варене и в Вандзёгале, а в Онушкисе, Вилькавишкисе и Вирбалисе нацисты оказывались на местах расстрелов только для того, чтобы сфотографировать “акцию”.
Четвертое обстоятельство, которое также следует иметь в виду, – преобладание антиеврейских настроений в довоенной литовской среде. Во многих городах, местечках и деревнях литовцы, зачастую с подачи ФЛА, устраивали еврейские погромы еще до появления войск вермахта, и это еще раз подтверждает, что нередко они убивали своих еврейских соседей по собственной недоброй воле.
Пятая причина связана с тем, что к преступлениям оказались причастны все слои литовского общества, в том числе духовенство, интеллигенция, люди умственного труда. Конечно, среди тех, кто непосредственно участвовал в карательных акциях, было много недоучек или вообще безграмотных, но литовская элита – политическая, религиозная, культурная, интеллектуальная – тоже сыграла немаловажную роль в уничтожении евреев.
Шестым фактором можно назвать географический масштаб трагедии, которая не обошла стороной ни одну из двухсот двадцати литвацких общин, разбросанных по всей стране. До войны евреи составляли около десяти процентов населения оккупированной Литвы, общины существовали до последнего дня, и все они были стерты с лица земли при активном содействии местных коллаборантов.
Седьмая причина состоит в том, что литовцы убивали евреев не только в собственной стране. Несколько тысяч мужчин, служивших во вспомогательных полицейских частях, помогали проводить расстрельные “акции” в Белоруссии и Польше.
Наконец, восьмая причина – это участие литовцев в уничтожении евреев, депортированных в Литву из Германии, Австрии, Франции, а также из Протектората Богемии и Моравии. Если уточнить, что расстрелам нередко предшествовали унижения, изощренно-жестокие издевательства над раввинами и уважаемыми членами общин, а также помнить, что большинство коллаборантов были убежденными радикальными националистами, становится понятно, почему Литве так трудно дается прямой разговор о Холокосте.
Гораздо легче, по крайней мере, на первый взгляд, поминать жертв, однако и тут немедленно обнаружилось множество “подводных камней”. Каждый год в Литве проходит множество мероприятий, призванных напомнить о трагедии европейского и литовского еврейства, но если внимательно вслушаться в речи, которые на них звучат, или вчитаться в их программы, обнаруживается, что нередко историческая правда искажается умолчаниями о роли литовцев в уничтожении собственных соседей. Об этом либо не вспоминают вообще, либо явно приуменьшают вину или пытаются убедить, мол, евреев убивали только закоренелые преступники или “отбросы”, тогда как обычные литовцы ничего подобного не делали. Стоит ли говорить, что об ответственности национальных лидеров, о невероятной жестокости и националистическом патриотизме убийц, равно как и о том, что в десятках городов и местечек Литвы издеваться над евреями начали еще до того, как пришли нацисты, речь зачастую не идет вообще.
В этой связи очень показателен выбор даты для национального дня памяти жертв Холокоста в Литве. Обычно поминовение совершается либо в Международный день памяти жертв Холокоста, то есть 27 января, в день освобождения Аушвица-Биркенау, либо приходится на дату, значимую для истории Холокоста в той или иной стране. Литовское правительство назначило мемориальной датой 23 сентября, день, когда в 1943 году было ликвидировано вильнюсское гетто; примечательно, что главная роль в этом скорбном событии принадлежала нацистам, а не литовским коллаборантам. На мой взгляд, куда более подходящей датой было бы 28 октября, когда в Девятом форте литовцы расстреляли более десяти тысяч евреев из каунасского гетто. Разумеется, эта дата заставила бы задуматься об ответственности местных жителей, но именно такое напоминание представлялось тогда крайне нежелательным. (По схожим принципам день поминовения назначали в Эстонии. В конце концов, предпочли 27 января, несмотря на то что среди узников Освенцима не было ни одного эстонского еврея. Не исключено, что такой выбор был формой скрытого протеста против требования ввести в календарь дату, напоминающую о трагедии, которая не столь важна для эстонской истории.)