Отослав Гришу на верхний пролет, я достал из кармана «феньку» и примотал к кольцу тонкий шнур. Гранат встала враспор, между дверной ручкой и дверным полотном, усики, были разжаты заранее. Поднявшись на один пролет вверх, уселся на ступеньки рядом с Гришей и открыв рот, дернул за свой конец шнура.
БА-БАХ!!! – взрыв гранаты, прогремел подобно удару молота по огромной наковальне, ударная волна пронеслась по подъезду выбивая стекла в маленьких окошках, что располагались между этажами.
Сорвавшись с места, мы как два спринтера рванули к нужной нам двери. Хоть ручные гранаты и не предназначены для вышибания дверей, но «фенька» справилась со своей задачей на пять баллов. Сорванная с петель дверь, отлетела вглубь квартиры, а оставшаяся на месте дверная рама, разошлась в разные стороны, став похожей на бычьи рога.
В глубине квартиры громко кричит ребенок и женщина, прорвавшись сквозь пыльное облако, я сходу, бью ногой молодого парня, который стоял на коленях и контужено мотал головой из стороны в сторону. На расстеленном диване сидела молодая девушка лет двадцати и ошалело прижимал к себе младенца, который визжал как резанный, сама девушка тоже кричала как полоумная.
– Он? – спросил я, у Гриши, выворачивая голову парня, так, чтобы было видно лицо.
– Он, паскуда, – Гриша, что есть сил, ударил парня в лицо ногой, кровь из разбитого носа брызнула во все стороны.
Схватив с дивана подушку, я сорвал с неё наволочку и нацепил стукачу на голову, обязывая куском шнура голову. Шнур затянул хорошенько, бедняга, аж захрипел от удушья. Ничего страшного, ему все равно осталось жить несколько минут – пока не вытащим на улицу.
– Не надо, не надо! – бешено выпучивая глаза, закричала девушка. – Не убивайте его, он же все сделал, как вы велели! Вы же обещали нас не трогать!
– Вот из-за того, что он сделал все, как ему велели, он сейчас и получит пулю в голову! Поняла?! – со злостью выкрикнул Гриша. – Мы – палачи, которые карают предателя!
– Не надооо… – взвыла девушка. – Он не хотел, его заставили. Угрожали. Дочь хотели зарезать.
Гриша ничего не сказал, лишь ударил стукача еще раз и рывком поднял на ноги. Я многозначительно навел ствол автомата на девушку с ребенком, давая понять, что если они дернутся, то открою огонь.
Стащили, шатающегося парня вниз, и бросили на заплеванный окурками газон перед подъездом, он что-то мычал, но слов было не разобрать, мешала наволочка, натянутая на голову.
– Что ты там мычишь?! – Гриша разрезал шнур, стягивающий горло и сорвал импровизированный мешок с головы. – Хочешь, что-то сказать?
– Простите мужики, – сплевывая сгустки крови, из разбитого рта, произнес парень. – Семью только не трогайте, лады? Они не виноваты, это все я… один… они не при делах.
– На счет дочери, правда? – спросил я, присев над стукачем.
– Да.
– Сколько они тебе заплатили?
– Я сразу сказал, что денег не возьму, лишь бы семью не трогали.
– Почему на ту сторону не ушел?
– Как? Они же переправу контролируют, тут без вариантов, либо им помогать, либо семьи лишиться, – парень не выдержал и тихо заплакал, слезы катились из глаз, а он беззвучно кривил рот.
– Ну и фигли ты плачешь? Разжалобить надеешься? Не выйдет! – Гриша, щелкнул предохранителем и навел автомат на парня.
– Отставить! – плечом оттолкнув ствол автомата, я загородил стукача, своим телом. – Уймись! Пусть живет.
– КАК?! – закричал Захаров. – После всего, что он сделал?
– Да. Отойди в сторонку.
Гриша возмущенно фыркнул, но в сторону отошел.
– Отряд, который «держал» переправу сегодня ночью уничтожили, теперь переправа будет работать как надо, – схватив парня за волосы, я вывернул его голову, чтобы он лучше слышал. – Эвакуируй семью на ту сторону. Ну, а что делать дальше, сам решай. Захочешь вернуть долг – останешься здесь и будешь воевать, а не захочешь – вали отсюда, но, тогда, лучше мне второй раз не попадайся, встречу – убью!
Схватив за рукав, пытавшегося вырваться Гришу, потащил его прочь, когда уже выходили со двора, обернулся и увидел, что девушка, все-таки выбежала на улицу, у неё на руках был ребенок. В этот момент, я почувствовал, что сделал все правильно.
– Ну и на кой ляд, ты не дал его убить? Пожалел? – это были первые слова, которые произнес Гриша, за те полчаса, что мы шли с ним вместе.
– Пожалел.
– Ну и с чего это вдруг, ты стал таким жалостливым?
– Не знаю, может, старею.
Захаров ничего не ответил. Обиделся, наверное. Нельзя его за это упрекать. Стукача, действительно надо было убить, да еще и табличку к груди прибить, что, дескать, так со всеми будет. Но мне, почему-то, показалось, что Дед бы этого не одобрил и то, что я не дал убить, этого парня… было, как-то правильно, что ли. Ну и пусть он передавал информацию врагу, а кто бы поступил иначе, когда речь идет о твоем ребенке. Любой бы на его месте поступил точно так же.
Мы с Захаровым спустились к морю и через двадцать минут добрались до того самого причала, где сегодня ночью взяли штурмом базу злодеев.
Здесь, похоже, ночью тоже не обошлось без стрельбы: одна из секций забора была снесена взрывом, а в металле ворот зияли пустотой аккуратные пулевые отверстия приличного калибра, не иначе, как из крупнокалиберного пулемета «причесали», даже крыше склада досталось – в нескольких местах шифер был разбит – след от прямого попадания ВОГов.
Не смотря, на все эти разрушения, возле ворот стояла длинная очередь, которая вытянулась на несколько сотен метров вдоль забора. Люди чего-то ждали. Ждали покорно, не возмущаясь и не ропща.
Когда мы подходили к воротам нас окликнули, но увидев форму черного цвета, молча, попустили внутрь. За периметров забора кипела работа: несколько парней сооружали примитивную печь – под установленным, на кирпичах ведре разводили огонь, три девушки, устроившись за длинным, импровизированным столом открывали консервы и резали копченную колбасу.
Все-таки Испанец, смог привлечь к работам, кого-то из беженцев – десяток мужчин, вооруженных ломами, кувалдами и лопатами, разбирали забор, освобождая проход в следующий хоз. двор. Сам Испанец, стоял возле дверей, ведущих в лабаз, и с кем-то ругался по рации. Суда по громким крикам, собеседнику на том конце провода, приходилось держать свою рацию на расстоянии вытянутой руки – так громко Испанец кричал.
– Хорош, голосить, – я хлопнул испанца по плечу, привлекая внимание к себе. – Выпить не найдется, а то, что-то в горле пересохло?
– Леха, твою мать! Ты, какого лешего, из больницы сбежал? Вас же с Гришей по всему городу ищут, – Испанец, подпрыгнул от радости, увидев нас с Захаровым, и тут же вспомнил о рации, вызвал собеседника: – Я нашел их! Как понял меня? Нашел! Они у меня! Прием!
– Дай ему от меня в башню, – прошипела рация голосом Гены Патрохова. – Прием!
– Понял, щас, от всей души ему выпишу люлей, чтобы так больше не пугал. Отбой!
Испанец, продолжая радостно улыбаться, увлек нас внутрь лабаза. Внутри склада шли ремонтные работы, два мужика установив шаткую пирамиду из подручных материалов, латали крышу. А давешние девушки, те самые – «медовые», устраняли следы пожара.
– Ну и что тут у вас произошло? – спросил Гриша.
– Подверглись ночью обстрелу, подъехали две машины и обстреляли из крупнокалиберного пулемета. Хорошо, что я догадался выставить «секрет» на вершине обрыва, они этих визитеров и отогнали. У нас два легкораненых. Ну, а вы где шлялись? Тут все с ног сбились, разыскивая вас, – Испанец, кивнул одной из «медовых» девушек и та, куда-то убежала.
– Испанец, организуй койку, а то спать хочу, сил нет. А как проснусь, я тебе обо всем расскажу, – широко зевая, произнес я.
– А, вот на этом диване и ложись. Я сейчас всех выгоню, тебе никто не помешает. Только давай в начале Деда помянем, – бутылка коньяка появилась на столе, как по мгновению волшебной палочки: еще секунду назад, стол был пуст, и тут, раз… и на нем стоит бутылка коньяка. – По одной не чокаясь.
Испанец разлил коньяк по одноразовым стаканчикам. Я взял свой стакан, и тут же опрокинул его содержимое в себя. Коньяк пошел как вода, вкус и крепость совершенно не чувствовались. Отказавшись от закуски – бутербродов, которые принесла девушка, я упал на диван. Уснул раньше, чем голова коснулась ткани обивки.
Глава 4
Раньше, в той, старой жизни, когда я еще был успешным предпринимателем, у меня было множество, собственнопридуманных правил. Одно из таких правил: если всю ночь бодрствовал, то никогда не ложись спать поутру. Во-первых, толком не выспишься, а во-вторых, весь день пойдет коту под хвост. Да-а! Были времена, и чего, я дурак, в Россию к жене и детям не свинтил? Сидел бы сейчас на веранде дома, пил бы чай с вареньем, ходил бы с тестем на рыбалку, благо речка протекает всего в ста метрах, от огорода. Так, нет же, войны захотелось… острых ощущений. Экстремал, фуев!
Я так и не понял, сколько проспал, по ощущениям всего пару минут, казалось, только сейчас закрыл глаза и вот уже над самым ухом, кто-то назойливо бурчит, мешая спать.
– А почему у тебя такое странное прозвище – Енот? – раздался над самым ухом, едва знакомый девичий голос.
– Боевое прозвище – это такая штука, как орден, её заслужить надо, – гордо ответил Жека Творгин, по прозвищу Енот. – Не знаю, ребята так окрестили. Говорят, что Енот, хоть и маленький зверек, но очень хитрый и опасный, его даже медведи боятся.
– Енот, если ты сейчас не прекратишь бубнеть, то я расскажу, почему тебя назвали Енотом, и как тебя называли до этого, – не открывая глаз, тихо сказал я.
– О, Алексей Иванович, вы уже проснулись. А мы все ждем и ждем, когда вы выспитесь. Дел, много навалилось, нужно ваше вмешательство, – голос Енота, так и излучал подобострастие. Видать, не хочет, чтобы я рассказал, за, что он получил прозвище.
Женьку Творгина, окрестили Енотом, за то, что он, пытался самостоятельно выкрасить волосы на висках в белый цвет, как у одного знаменитого футболиста. Мода, в то время такая была, окрашивать в белый цвет, волосы на голове, чтобы получался какой-нибудь рисунок. Ничего хорошего из этой затеи не получилось, волосы Женьке пришлось сбрить, но вот в чем незадача, белые полосы остались на коже, видимо подросток, неправильно развел краску, или, элементарно, передержал, но кожу на голове он безнадежно сжег. Поначалу его называли: Парикмахером или Стилистом, а иногда, даже Сергеем Зверевым, что согласитесь, не очень понравится молодому парню. Енот, постоянно, дрался с обидчиками, даже, если они были старше и сильнее его. Ну, а прозвище Енот, придумал уже, я. Увидев Творгина и его смешные полоски, на бритом черепе, я и сказал в шутку, что Женька похож на енота, у того, дескать, тоже есть полоски. С тех пор, Женю Творгина звали – Енотом. Согласитесь, что Енот – это намного лучше, чем – Сергей Зверев. Все таки, енот – это хищник, пусть и размером с кошку, а Зверев – это, как бы помягче сказать… стилист!