— Кто там? — почему-то шепотом просипел в темноту Хамзат, открывая створку оконной рамы.
— Это я, Апти, — также тихо откликнулась ночь.
— Кто? — чувствуя, как неожиданное облегчение захлестывает все его существо, до самых кончиков пальцев на ногах, сводя приятной заставляющей расслабиться судорогой напряженные поясничные мышцы.
Все оказалось вовсе не так страшно, как он уже успел себе вообразить, это всего лишь Апти, ровесник и старый друг. Потому и не лаяла сторожевая псина, Апти ей знаком не хуже, чем хозяева и из-за его прихода тревожиться, резона нет. Не понятно только откуда он вдруг здесь взялся, и что за нужда пригнала его сюда среди ночи? Что это за дело такое, с которым нельзя подождать до утра?
— Суре дика хыла хун, ваша (добрый вечер, брат) — тихо засмеялся в темноте Апти. — В дом меня с другом пустишь? Или будешь гостей во дворе держать?
Что-то резкое и неприятное послышалось в его голосе Хамзату, но он тут же отогнал от себя, еще не успевшую оформиться жутковатую мысль, и почти бегом бросился отпирать закрытую на ночь входную дверь.
Гости зашли в дом, вежливо поздоровавшись с хозяином, стараясь не шуметь. Рассмотрел их Хамзат лишь в комнате, когда затеплил керосиновую лампу и яркий ненасытный огонек вонючего жирного пламени, кинув вверх порцию копоти, ровно заплясал, забился в плену стеклянной колбы. Вот тут то и вернулись все его страхи. Апти, нагло, по-хозяйски развалившийся на стоящем в углу диване, смотрел, презрительно прищурившись, черты лица его погрубели и заострились, прибавилось жестких морщин около губ, а вдоль щеки узкой узловатой ниткой тянулся свежий недавно заживший шрам. Окрепшее, еще юношески гибкое, но даже на вид ловкое и сильное тело затянуто в пестрый иностранный камуфляж из легкой, не мешающей коже дышать, ткани, на ногах добротные ботинки с высоким берцем. И последний штрих — небрежно закинутый под руку автомат, будто случайно смотрящий настороженным черным стволом прямо Хамзату в живот. Перехватив опасливо брошенный на оружие хозяином дома беглый взгляд, Апти нехорошо ощерился и проговорил почему-то по-русски:
— Отличный автомат. Сам отнял у русского десантника. Патрон в стволе и предохранитель снят. Вот он, смотри, в самом низу! Нажму на курок и… Пух! У тебя в животе дырка!
— Это плохая шутка, друг, — судорожно сглотнув, тоже по-русски ответил Хамзат.
— Очень плохая шутка.
— Разве я шучу? — неприятно улыбнулся Апти.
Хамзат невольно вздрогнул, поймав его ненавидящий взгляд. Заметив это, спутник молодого чеченца тихо рассмеялся. Хамзат изучающе глянул в его сторону. Этот тоже был облачен в камуфляж и вооружен, однако на чеченца не походил. Смуглое с подчеркнуто тонкими правильными чертами лицо обрамляла аккуратно подстриженная бородка, орлиный нос выдавался далеко вперед, загибаясь книзу подобно клюву хищной птицы, глаза смотрели весело и как-то особенно веско и уверенно, длинные вьющиеся волосы свободно падали на мощные плечи.
— Не к лицу гостю, даже если у него есть автомат, оскорблять хозяина дома, в который он пришел, — собрав в кулак все свое мужество, по-чеченски вымолвил Хамзат, глядя прямо в лицо длинноволосому.
Против ожидания тот не вспылил, не засмеялся и не пригрозил ему оружием, вместо этого лишь пожал непонимающе плечами и коротко взглянул на улыбающегося Апти.
— Говори по-русски, — лениво процедил тот, обращаясь к Хамзату. — Салех не понимает нашего языка. Он приехал сюда из Йемена биться за нашу свободу вместе с нами. Это очень удивительно, что чужой мужчина приезжает из далекой страны за много тысяч километров отсюда, чтобы исполнить долг каждого правоверного мусульманина. А некоторые наши мужчины, которым не надо никуда ехать упорно продолжают прятаться за спины других.
— Откуда же он знает русский? — удивленный Хамзат пропустил мимо ушей оскорбительные намеки бывшего одноклассника.
— Учился в университете в Москве, — без запинки и малейшего акцента отбарабанил, сверкнув белозубой улыбкой Салех.
— Ты от темы не уходи, — недовольно скривился Апти. — Мы к тебе не просто так побеседовать пришли.
— Тогда рассказывайте свое дело, — изо всех сил стараясь казаться спокойным и сохранять неколебимое мужское достоинство, выговорил Хамзат.
— Это не только наше дело. Это и твое дело. И мое, и вот его, и каждого чеченца, и вообще всех мусульман…
Хамзат напряженно ждал, уже догадываясь, что последует за этими словами. И он не ошибся. Патетически закатывая глаза и жестикулируя левой рукой, Апти заговорил:
— Нашу землю топчет враг. Неверные собаки снова хотят накинуть на нас ярмо, сделать нас своими рабами. Наши жены и матери в слезах, наши братья и отцы убиты. Наши дома разрушены. В тяжелый час обращается к своим сынам страна. Каждый должен исполнить свой долг. Каждый должен приложить все силы для сопротивления захватчикам. Каждый должен взять в руки автомат и присоединиться к лучшим сынам чеченского народа до последней капли крови бьющимся с неверными собаками…
Хамзат, склонив голову набок, внимательно слушал разошедшегося так, что на губах выступила пена одноклассника, мысленно прикидывая, во что обойдется ему этот полночный визит борцов за свободу. И так и этак примерял, все выходило, что не дешево, хорошо, если вообще в живых оставят. Сразу видно Апти вовсе не придуривается и искренне верит всему, что говорит, чего не скажешь об арабе. При внешней почтительной серьезности, написанной на лице йеменца, в глазах его легко было заметить пляшущие веселые искры, сразу становилось понятно, что к запальчивой тираде своего товарища он относится более чем иронично. Однако, сам Апти этого не замечал. Да, друг и одноклассник, здорово же тебе в горах мозги набекрень сдвинули…
— И вот в этот тяжелый час я обращаюсь к тебе, Хамзат! — театрально воскликнул, простирая руку вперед Апти. — Ты должен быть с нами! Собирай вещи! Мы идем в горы!
— Не знаю, много ли толку будет от меня в горах, — неуверенно дрожащим голосом произнес Хамзат, гадая про себя, верно ли отгадал значение веселых огоньков в глазах араба, от этой отгадки сейчас без преувеличения могла зависеть его жизнь.
— Я ведь совершенно не знаком с военным делом. Даже стреляю и то очень плохо…
— Это ничего! — от избытка чувств вскакивая на ноги, воскликнул Апти. — Главное твое желание бить неверных собак! Остальному тебя научат в специальном лагере. Ты станешь настоящим бойцом!
— Но… — робко заикнулся Хамзат.
— Какие могут быть «но»! Ничего не бойся! Я позабочусь о тебе в память нашей старой дружбы!
— Просто я…, - беспомощно оглядываясь на араба начал было Хамзат.
— Погоди, Апти, — веско произнес йеменец. — Для того, чтобы сражаться с врагом не обязательно мерзнуть в горах. Ты правильно сказал, главное иметь желание бороться. А способы борьбы могут быть разными. Можно стрелять во врага из автомата, а можно готовить для стрелков еду, покупать им оружие и патроны, новую форму и снаряжение. Этим тоже должен кто-то заниматься. Кто-то должен зарабатывать на все это деньги. Если завтра все чеченцы уйдут в горы, то русские возьмут нас без боя едва закончатся патроны. Кто-то должен заботиться о бойцах. Я вижу, твой друг гораздо больше помощи принесет нам здесь, чем в бою, о котором он слишком мало знает.
Хамзат с благодарностью глядел на Салеха, все-таки он в нем не ошибся и уж кем-кем, а твердолобым фанатиком вроде его одноклассника араб не был. Апти огорченно помотал головой, ожег старого друга презрительным взглядом и отвернулся к стене. Видимо, такой финал их беседы тоже ожидался, потому он довольно быстро смирился с принятым решением, не пытаясь больше кидаться лозунгами великого джихада. Пора было переходить к практической стороне дела, и чтобы не длить вовсе не приятный визит больше необходимого Хамзат, косо глянув на отвернувшегося к стене Апти, сразу взял быка за рога.
— Короче, сколько вы хотите? — прямо спросил он Салеха.
Араб коротко усмехнулся и, не ломая больше комедию, жестко глядя хозяину дома в глаза, огорошил его вовсе невозможной суммой:
— Двадцать тысяч. Долларов естественно.
— Это не реально, у меня нет таких денег, — сглотнув вставший в горле ком, протянул Хамзат.
Такого поворота он не ожидал. Хамзат искренне надеялся, что сможет откупиться символическим взносом «на общее дело». Однако улыбчивый араб зарядил такую сумму, что для того чтобы ее выплатить пришлось бы полностью свернуть только начавший приносить доход отлаженный бизнес, продав и машину и все оборудование маленького, надежно укрытого в укромном месте, перегонного заводика.
— Это только твои проблемы, дорогой. Найди! — безразлично глядя по сторонам, через губу процедил Салех.
— Найди! Где же я вам найду?! Вы меня, наверное, с кем-то спутали! Я не миллионер! Не этот, как его, Березовский…
— Э-э, дорогой, кого обмануть хочешь? — недобро качнул головой араб. — Нефть в бензин перегоняешь? Перегоняешь? Нефть где берешь? В нефтепроводе дырку провертел и качаешь. Денег за это не платишь… Бензин куда деваешь? В Грозном продаешь… За деньги продаешь! Так? Так! Значит, деньги есть? Есть!
— Да какие там деньги?! Слезы одни! Ну пять тысяч я бы еще собрал. Но уж никак не больше, никак…
— Двадцать, дорогой, двадцать. На святое дело жалеть денег нельзя. Деньги еще наживешь, а жизнь она одна.
— Не хочешь платить — собирайся, пойдешь с нами. Будешь в нашем отряде сапером! — злобно прошипел из угла Апти. — Знаешь, как у нас работают саперы? Нет? Когда мы подходим к минному полю, и нам надо пройти на другую его сторону, сапер отдает свой мешок и оружие другому и идет вперед, остальные ждут: подорвется, не подорвется… Если не подрывается идут за ним точно по следам. Если подрывается, дальше идет следующий. Саперов всегда не хватает! Не хочешь давать денег, возьмем тебя в саперы! Хоть такую пользу принесешь своему народу!
Хамзат растерянно и беспомощно оглянулся на араба. Тот, делая вид, что чем-то ужасно заинтересовался на потолке, тихонько насвистывал, глядя вовсе в другую сторону.