Правда, следующее утро началось с искушения: разоспавшаяся по случаю отпуска Нина Сергеевна проснулась, когда на часах была половина восьмого. Однако она все-таки успела домчаться на такси до городской пристани, где ее уже поджидал отец Олег. Нина заметила его издалека — по черному подряснику, в который был одет молодой священник. Потому что, в отличие от старых батюшек, которые со времен «воинствующего атеизма» привыкли соблюдать приемы конспирации, так что, выходя из храма, надевали светскую одежду и прикрывали нижнюю часть лица воротником пальто, чтобы не было видно бороды, отец Олег, ничтоже сумняся, ходил по улицам в подряснике и черной бархатной скуфейке. Ибо считал, что, как священник, он обязан открыто исповедовать свою веру безбожному миру.
Несмотря на ранний час, на пристани толпился народ. Ведь добраться от города до Лихострова можно было лишь дважды в сутки: в восемь утра и в шесть вечера. А единственным транспортным средством, связывавшим город и остров, был старый-престарый, еще дореволюционный, буксирный пароход «Лебедь», который местные острословы переименовали в «Лапоть». По местным преданиям, во оны времена это суденышко принадлежало купцам Баклановым, бойко торговавшим на Лихострове и на близлежащих островах водкой и пивом и сколотившим на этом свои капиталы. Разумеется, те времена, равно и сами Баклановы, давно уже канули в Лету. Зато «Лебедь», как и сто лет назад, продолжал курсировать между Н-ском и Лихостровом, перевозя туда-сюда людей и грузы. И пережив не только своих прежних хозяев, но и множество пароходов и пароходиков, построенных в советские времена и превосходивших его по скорости и удобству, тем самым подтверждая известную поговорку: «много нового, да мало хорошего»…
…Несмотря на то, что от пристани до Лихострова было, что называется, рукой подать, ветхому и тихоходному «Лебедю» потребовалось около получаса, чтобы преодолеть узкую полоску реки между городом и островом. Впрочем, за это время отец Олег успел рассказать Нине о том, что до революции на Лихострове был деревянный храм, освященный в честь пророка Божия Илии. По преданию, в начале XVIII века его посещал сам император Петр Первый, когда бывал в Н-ске. И даже читал там Апостол во время Литургии. Рассказы и россказни о визите царя-реформатора на Лихостров составляли основную часть местных преданий. Другая, несколько меньшая, относилась уже ко второй половине XIX века. Героями этих преданий являлись лихостровские купцы Баклановы, известные своими несметными богатствами и безудержными кутежами, в которых они и промотали все свои неправедно нажитые денежки… Правда, существовало еще одно предание, не относившееся, так сказать, ни к петровским, ни к баклановским временам. А именно — о проклятии, якобы наложенном на жителей Лихострова последним тамошним священником, отцом Матфеем, которого в 1921 году арестовали прямо в храме, не дав ему закончить Литургию. Будто бы, когда чекисты выволакивали батюшку из алтаря, он крикнул: «Господь вас накажет за это! Все заживо сгорите!» Впрочем, в ту пору никто не придал его словам значения. Священника арестовали, храм закрыли, и Господь отнюдь не воспрепятствовал этому. Однако вскоре превращенная в клуб Ильинская церковь сгорела дотла от удара молнии. А с ней — и половина домов на острове. Вот тогда-то лихостровцы и вспомнили о проклятии отца Матфея. Тем более что с тех самых пор на острове каждый год случаются пожары. Правда, лишь теперь, спустя почти восемьдесят лет после ареста и гибели о. Матфея, до лихостровцев дошло, что это — Божия кара за вероотступничество, и они надумали обратиться ко Господу с покаянием. Впрочем, как говорится, лучше поздно, чем никогда…
Пока отец Олег рассказывал сие «печальное преданье старины», Нина Сергеевна смотрела вдаль на серые дома островитян, полускрытые в темной зелени густых тополей, на пустынную полоску песка у самой воды… Лихостров имел весьма унылый вид. Впрочем, именно так и подобало выглядеть проклятому месту. Единственным светлым пятном на фоне общей серости и беспросветности было некое деревянное здание, стоявшее на берегу. Оно было выкрашено в ярко-голубой цвет и увешано разноцветными треугольными флажками. Эти флажки, так же как и поблескивающий на крыше флюгер в виде кораблика, придавали зданию особенно нарядный вид. На здании виднелась какая-то вывеска… Вот уже стали хорошо видны большие ярко-красные буквы: «Пристань». Нина Сергеевна опешила: неужели это и впрямь местная пристань? Тогда почему же перед ней нет причала?.. Но тут…
— Смотрите, смотрите! — по-детски радостно воскликнул отец Олег.
Между серыми тучами, затянувшими небо, прямо над Лихостровом, вдруг блеснуло яркое солнце. И остров сразу преобразился. Какими добротными теперь казались стоявшие на берегу дома! А сколько здесь было деревьев! И какой замечательный вид на город открывался со здешней песчаной косы! Выходит, не случайно в старину художники, желавшие нарисовать панораму Н-ска, ездили ради этого на Лихостров! Но красивее всего смотрелось в солнечных лучах загадочное белое здание, над которым реяли на ветру разноцветные флажки… Теперь Нина готова была смеяться над страшной сказкой, рассказанной ей отцом Олегом. И кому только взбрело в голову выдумать такую ерунду? Этот чудесный остров — проклятое место? Не может быть!
— «Живущии во стране и сени смертней, свет возсияет на вы»[15], — вполголоса произнес явно взволнованный увиденным отец Олег. — Смотрите, Нина Сергеевна! Господь дает нам знак, что благословляет наши труды. Мы просветим этот край светом Православной веры!
Но не успел он закончить фразу, как солнце вновь нырнуло за тучи. После этого Лихостров показался Нине Сергеевне особенно мрачным и безотрадным. Возможно потому, что она успела убедиться, насколько он был прекрасен при солнечном свете…
Церковный дом, о котором накануне упоминал отец Олег, оказался одноэтажным бревенчатым зданием с пятью окнами по фасаду. Судя по тому, что оконные рамы не успели потемнеть, их вставили совсем недавно. Правда, одно из стекол уже пересекала трещина…
Возле дома стояло около десятка старушек. При виде отца Олега они заулыбались и одна за другой стали подходить к нему под благословение:
— Здравствуйте, батюшка… А мы Вас так ждали, так ждали…
Нина Сергеевна стояла в стороне, вполуха слушая, как старушки наперебой засыпают отца Олега расспросами и местными новостями:
— Батюшка, как Ваше здоровьице? Чайку с дороги не желаете?
— …А ведь какой крепкий мужик был! Кабы не пил, так до ста годов бы дожил, как его дед Никандр…
— …А Вы сегодня молебны служить будете?
— Ох, батюшка, невестка меня поедом заела. Это же надо быть такой змеей! Говорит, скоро ли ты сдохнешь, старая дура? А я ей отвечаю: вот ужо пойду в церковь, так попрошу батюшку помолиться, чтоб ты первая сдохла, безбожница!
— А Вы погребальных наборов не привезли? Марья Колупаиха просила купить. Только, говорит, купи самый дешевый… все деньги внук отнимает да пропивает, только одну сотенную бумажку и удалось припрятать…
— …Дом-то и сгорел. Видать, он пьяный спать завалился да сигарету на пол и уронил… А ведь какой дом-то был. Еще прадедовский… Эх! Деды-прадеды строили, да внуки пропили…
— А это кто? Ваша матушка? — вдруг вопросила низкорослая щупленькая старушка, которой до этого момента все никак не удавалось встрять в разговор.
На миг в воздухе повисло молчание. Островитянки уставились на Нину Сергеевну. Под их любопытными взглядами ей стало не по себе. Что до отца Олега, то он, похоже, растерялся и некоторое время молчал. А потом неуверенно произнес:
— Нет, это моя знакомая. Ее зовут Нина Сергеевна. Она будет мне помогать.
А потом добавил:
— Между прочим, она врач-невролог. И работает в городской больнице. Так что, если у Вас возникнут какие-то проблемы со здоровьем, обращайтесь к ней.
Окажись на месте отца Олега кто-то другой, Нина Сергеевна наверняка высказала бы ему все, что о нем думает. В самом деле, разве посторонний человек вправе распоряжаться ею, как своей собственностью? Опять же, вчера отец Олег договаривался с ней всего лишь о том, что она будет вести духовные беседы с местными старушками и читать с ними акафисты. Однако о медицинских консультациях не было и речи… Тем не менее, Нина Сергеевна смолчала. Отказывать священникам она не привыкла. Вдобавок, сказать «нет» означало навсегда расстаться с мечтами о монашестве и игуменстве. Поэтому она снисходительно кивнула головой, словно подтверждая: «да, вы можете ко мне обращаться. Хотя прежде подумайте, стоит ли вам это делать».
Впрочем, старушки тут же потеряли интерес к Нине Сергеевне. За исключением разве что одной-единственной. А именно той, которая приняла ее за матушку отца Олега. Вот и сейчас, выглядывая из-за спин своих односельчанок, она пялилась на Нину Сергеевну. И, до глубины души возмущенная таким любопытством, Нина гордо отвернулась от нее.
Если бы она знала, что в этот момент за ней пристально наблюдает еще одна пара горящих неистовой злобой глаз!
Тем временем прерванный было разговор продолжался:
— …Да вот еще Анька Плашкина деньги послала на свечки. Мне, говорит, велели ему на могилу каждый день по свечке ставить, чтобы его душенька с Богом упокоилась.
— Это кто же ей такую чушь сказал? — насторожился отец Олег.
— Наверное, это ей бабка Лизавета посоветовала, — предположила высокая полная старуха в застиранной синей кофте. — Она же его и отпела…
— Что? — вскинулся отец Олег. — Как это отпела?
— А вот отпела, и все тут, — подтвердила обладательница синей кофты. — Я сама при том была. Пришла она, подымила у могилы такой медной штукой с крестиком на верхушке… вроде Вашего кадила, только с ручкой… «Вечную память» спела. Потом все на поминки пошли… на святом месте его душеньку помянуть, чтобы ей на том свете легче было…
— Что за чушь! — возмущенно воскликнул отец Олег. — Это же самое настоящее язычество! Они что, не знают, что отпевать покойника должен священник? Так нет же, пригласили какую-то колдунью!