– Почему?
– Это мой долг.
– Не понимаю. – Готик в самом деле не мог понять ничего из того, что услышал.
– Ты должен убить дракона. Я – дракон! Убей меня!
– Почему?
– Потому что я избран.
Юноша почувствовал, что сходит с ума. Горец, стоявший на коленях, исправно отвечал на вопросы, но от этого суть дела не становилась яснее. Готик постепенно закипал, и злость требовала выхода.
– Кем избран? – вместо этого спросил он.
– Моим народом.
– Для чего?
– Я – жертва.
– Тьфу ты! – внезапно закричал Готик, теряя терпение. – Ты идиот, да? Можешь нормально все рассказать? Какой народ? Какая жертва? Ты вообще о чем говоришь? Ты… ты кто такой? Я ничего, совсем ничего не понимаю!
Чтобы дать-таки выход обуревавшим его чувствам, он выхватил меч и с такой яростью всадил его в ствол ближайшего дерева, что клинок застрял в нем. Несколько раз дернув, юноша, к своей досаде, обнаружил, что меч заклинило намертво. Ни тянуть, ни дергать, ни расшатывать, как больной зуб, не получалось. В отчаянии юноша даже несколько раз пнул дерево ногой, но ситуации это не улучшило.
– Ты меня убивать будешь или нет? – раздалось за спиной.
– Чем? – пропыхтел будущий драконоборец в ответ, старательно дергая застрявший меч двумя руками. Клинок, вместо того чтобы выскакивать, только глубже вгрызался в дерево, видимо считая, что древесина вкуснее.
Горец тихо встал, отстранил юношу и, вогнав в образовавшуюся щель свой меч, освободил оружие Готика:
– На, бери!
Машинально пальцы сомкнулись на рукояти. Но, вопреки общепринятому мнению, уверенности это не прибавило. Золотоглазый парень стоял так близко и смотрел так пристально, спокойно и открыто…
– Ты дурак! – выкрикнул прямо в эти глаза Готик, с яростью бросил меч на траву и зашагал прочь с поляны. Злые слезы некстати навернулись на глаза. Ничего не видя из-за них, юноша споткнулся о какой-то корень и рухнул на колени.
– Ушибся? – долетел знакомый голос.
– Иди в…! – выругался Готик. – Видеть тебя не хочу! Предатель!
Вскочив на ноги – ушибленное колено отозвалось короткой болью, – он решительно зашагал прочь, раздвигая ветки руками. Издалека донесся крик горца – он кричал что-то про забытый меч, – но остановиться было выше человеческих сил. Услышав оклик, юноша прибавил ходу и побежал куда глаза глядят…
И еле успел затормозить, когда лежавшее поперек дороги бревно внезапно резко развернулось навстречу.
Ящер был крупный – ярдов пять, если не больше, – и толстый, как столетний дуб. Видимо, он зимовал в овраге недалеко от озера и сейчас, пробудившись от зимней спячки, добирался до водоема. Голодный спросонья зверь ринулся на первую попавшуюся добычу.
Схватившись за перевязь, Готик запоздало вспомнил, что бросил меч на берегу озера. Но даже если у него и было оружие, что мог он сделать против закованного в броню чудовища? Против ящера поможет либо удар копья, либо меткий выстрел точно в оранжевый глаз, перечеркнутый царапиной зрачка.
Ноги среагировали быстрее хозяина – юноша отчаянно попятился, не сводя глаз с надвигающегося на него чудовища. Запнувшись обо что-то, он со всего размаха шлепнулся на траву, ушиб копчик и, быстро-быстро перебирая ногами, пополз прочь. Ящер взревел и, хлестнув гребнистым хвостом по земле, ринулся на него. Разинулась пасть, полная острых, чуть загнутых назад клыковидных зубов…
Но за секунду до того, как они сомкнулись на щиколотке, кто-то встал между охотником и добычей, заслонив человека собой. Рядом на траву шлепнулся меч, и горец, пригнувшись и выставив вперед руки так, словно собирался по-кошачьи расцарапать морду ящера, пошел на зверя.
Зверь уже рванулся вперед, на новую добычу, но его остановил низкий рев. Человек не мог издавать таких звуков, только луженая глотка зверя приспособлена для этого. Но тот, кто стоял перед ящером, человеком отнюдь не был.
Дотянувшись, Готик подхватил меч, вскочив на ноги, но пустить оружие в ход не пришлось. Ящер пятился назад, хлеща хвостом и издавая короткие рыкающие звуки. Юноша ощущал неуверенность зверя, его досаду и страх – он одновременно жалел, что сорвалась такая добыча, и боялся за свою шкуру. На его территорию забрел хищник, намного сильнее его, и теперь бывший владелец этих земель должен уйти и поискать себе новое пристанище. И наплевать, что говорили глаза – конкурент был едва ли не крупнее упущенной «дичи», – обоняние и инстинкты твердили совсем другое. Ящер рычал, ревел, злился – но отступал. А в какой-то момент развернулся и со всех лап бросился прочь.
Горец все стоял, согнув спину, набычившись и слегка разведя руки в стороны, как крылья. Готик осторожно сделал шаг, другой, протянул руку, дотрагиваясь до его напряженного тела – и тот стремительно оглянулся, заставив юношу испуганно отпрянуть, ибо странное существо только со спины выглядело человеком. Искаженные гримасой ярости черты лица, горящие глаза с расширенными зрачками, удлинившиеся зубы, не вмещавшиеся во рту, раздвоенный язык, посеревшая кожа, вся в мелких морщинках, как в трещинках… Всего этого оказалось достаточно, чтобы Готик крепко зажмурился. Колени его подогнулись, и он в который раз за последние полчаса шлепнулся на землю.
Рядом рухнуло что-то тяжелое, а затем обычные человеческие руки схватили его за плечи и хорошенько встряхнули.
– Готик? Готик, ты что? Что? – Голос тоже, хоть и хриплый и вроде как сорванный, был вполне человеческим. – Очнись! Скажи хоть слово…
«Ответь мне!» – вместе с голосом требовательная мысль ворвалась в сознание.
«Да пошел ты…» – хотел сказать юноша, но не успел. Горец – или на самом деле дракон – прочел его мысли и со вздохом облегчения быстро обнял, прижав к себе. Душу затопило теплой волной облегчения, к которой примешивалась легкая горечь вины.
Было странно продолжать слышать чужие мысли и чувства. Тем более что эти мысли и чувства принадлежали дракону. Дракону, который, как ни крути, только что спас ему жизнь. Но это же неправильно! Эти… твари должны ненавидеть людей! Подумаешь, ящер кем-то там подзакусил! Он же был голодный, а теперь еще и бездомный! Бредет себе сейчас по лесу, вздыхает о своей судьбе…
Внезапно юноша усмехнулся, представив себе эту картину. Надо же! Он сидит на земле, отбитый копчик болит, ушибленная коленка ноет, рядом расположился самый настоящий дракон, а он какого-то ящера жалеет! Горец фыркнул, разделяя его чувства, и юноша, не таясь, расхохотался, в истерическом смехе выплескивая напряжение.
Какое-то время на прогалине был слышен только двухголосый смех. Отхохотавшись, они посмотрели друг на друга. Как ни странно, вражды не было. Готик тщетно искал в душе чувство ненависти к золотоглазому парню, черты лица которого снова стали вполне человеческими, но ощущал только странную смесь досады и сожаления. Ну и еще разочарования.
– Мне его тоже жаль, – произнес горец, и юноша понял, что он говорит о ящере. – Но надо было выбирать: или он, или ты. Не беспокойся – если его не прибьет никто из наших, то он легко отыщет себе подходящий водоем.
– Ты все еще можешь читать мои мысли? – Почему-то Готик произнес эти слова вслух.
«Да, – тут же пришел мысленный ответ. – А ты – мои. Я тебе доверяю».
Доверяет он, как же! Считался другом, а самого главного так и не сказал!
«А что я должен был сказать? – долетела мысль. – «Всем привет, я – дракон, только я хороший дракон и не собираюсь никого убивать, так что давайте дружить!» Ты этого от меня ждал? Хоть понимаешь, что сказал?»
Готик представил себе крылатое существо, стоящее на задних лапах и смущенно ковыряющее когтями плац, и его опять разобрал смех.
– И все равно, – усилием воли подавил он неуместную сейчас веселость, – мне-то мог довериться!
«Сам мог догадаться. – Его собеседник отвернулся. – Ты же был в шаге от догадки, когда увидел шрам. Почему ты тогда промолчал?»
Почему-почему? Вот привязался, вредный ящер! Потому что не хотел в это верить! Потому, что перед ним был все-таки его друг, а теперь…
– Я теперь даже не знаю, как тебя называть, – пробурчал юноша.
– Зови, как хочешь, – откликнулся тот, но Готик все равно почувствовал, что родное, привычное имя будет для дракона приятнее, чем человеческое.
Он честно попытался представить себе Ави… Аве… как там его? В общем, этого парня в облике дракона, и память тут же подсунула картинку: огромный крылатый зверь скачет по крыше конюшни, отвлекая на себя внимание.
– Слушай, а в тот раз ты меня понимал? – вспомнил он. – Ну когда я кричал тебе: «Улетай!»
– Нет, – прозвучал хмурый ответ. – Я слышал твои крики, но не понимал ни слова. Я ведь тоже тебе кричал: «Уходи!», но ты меня не слушал.
– То есть когда ты… ну… превратишься, то мы не сможем общаться, как раньше?
– Почему, – на сей раз в голосе зазвучала горечь, – сможем… При одном условии. Но я этого не хочу.
– При каком? – замирая от нехорошего предчувствия – уж слишком мрачными были мысли горца, – поинтересовался Готик.
– Понимаешь, существует родство душ, – нехотя заговорил Авест. – Ты доверяешь другому настолько, что соглашаешься впустить его в свои мысли, готовишься разделить с ним его чувства… Это – дружба. А когда еще и в облике дракона, это… ну предполагает особую близость. Как думаешь, почему за драконами закрепилась слава похитителей девушек?
– Принцесс, – машинально поправил юноша.
– Девушек! – настоял на своем его собеседник. – Происхождение и даже девственность тут ни при чем. Просто девушек благородных кровей похищают чаще по одной простой причине: дочерей сервов намного раньше выдают замуж. Простолюдинка часто в двенадцать лет уже замужем, а в четырнадцать родила первого ребенка. Дочери баронов, графов, герцогов, королей до четырнадцати, а то и шестнадцати лет остаются свободными. Они образованнее, умнее… взрослее. С ними проще договориться, чем с необразованными селянками. Кстати, мой дед вот так однажды принес себе жену…
Готик прикусил язык и мысленно дал себе подзатыльник, решив, что одного потрясения на сегодня более чем достаточно. Мало того, что его друг оказался драконом, так еще, оказывается, его бабушка была человеком! И как она могла? Они же такие разные по… по размерам!