это такой странноватый нелепый человек), успеть рассказать его историю без слов и задать одновременно и его характер, и общий настрой картины. Идея со сном была у меня придумана заранее, написана в сценарии, но внутри сцены многое рождалось импровизационно, и я очень хорошо помню, как это репетировалось. Ролан Быков, играющий настройщика, по натуре вообще прекрасный импровизатор — он много интересного предлагал прямо на площадке.
Я помню, что привез на эту съемку из дома целый сундук всякого барахла, и очень многое из этого сундука пошло в дело. Я вам вообще это советую — будьте барахольщиками. Я просто обожаю всякие барахолки, разные букинистические и антикварные лавки, вот все это старье, барахло — это моя слабость. Меня оторвать нельзя, когда я попадаю в такие места.
В Париже, например, — огромный квартал весь в этих рядах антикварных лавок, я могу там днями пропадать. В Одессе, кстати, тоже есть большая барахолка, но там — только по субботам. Короче, я когда в такие места попадаю, много всего покупаю и тащу к себе домой. Причем я очень часто даже не понимаю, для чего мне та или иная вещь, а потом выясняется, что и это где-то пригодилось, и это пошло в дело.
Вот я привез из последней поездки в Америку механических цыплят, увидел в какой-то антикварной лавке. Зачем они мне? Ей-богу, не знаю, но я их привез и спрятал, так что они будут лежать и ждать своего часа. Не знаю, мне кажется, они какие-то особые. Может, появится персонаж, где они как раз попадут в жилу, чем-то помогут. Потому что ждать, что художник все решит за вас, нельзя — собирайте сами, думайте сами, наблюдайте. Помните, мы с самых первых страниц говорим о важности наблюдений?
Сны и воспоминания
Вернемся к фильму, к этой первой сцене.
Значит, на первом этапе мы задали персонажа, задали героя, задали жанр и использовали импровизацию для того, чтобы все это разыграть. Здесь, кстати, использована еще одна важная вещь — это сон. Сон — это очень серьезное оружие в режиссерских руках, потому что сон или, скажем, мечта — это отрыв от реальности, это выход в другое измерение. Чем более контрастен сон, тем это всегда интереснее.
В сон вы можете воткнуть все, что угодно. Понимаете, это такой замечательный прием для того, чтобы рассказать о герое за короткое время то, что иначе нужно рассказывать очень подробно и долго, какими-то длинными сценами, монологами, диалогами. Если у вас есть в руках такое оружие, как сон, вы можете это сделать более сжато и гораздо выразительнее, но мы еще к этому вернемся.
Воспоминания. Тоже очень важно. Видите, в этой маленькой сцене есть и сон, и воспоминания. Там есть фотография, на которой герой изображен еще мальчиком, то есть уже понятно, что он был изначально особым мальчиком с этим его зонтиком, и с этой скрипочкой, и с этим скрипичным футляром, в котором, как потом выясняется, скрипки нет даже в помине, он там завтрак носит.
Вот его фрак, который висит, покрытый полиэтиленом. Понятно, что он его надевает чрезвычайно редко, раз он у него под чехлом — это, видимо, такая его несбыточная мечта. И вот чучело птицы — жуткая птица, с которой он завтракает, — это его единственный собеседник. За счет всех этих деталей мы рассказываем и предысторию героя, и сегодняшнюю его историю. Наверняка найдется энное количество картин, где это сделано гораздо более интересно и ярко, просто сейчас у меня под рукой собственный фильм, и я вам показываю, как это делал я.
Итак, сон, воспоминания, фантазии, — это все очень важные приемы и очень серьезное оружие в руках режиссера, когда он хочет что-то добавить в истории персонажа, сделать его более объемным, более красочным, более выразительным. Если вы этим пользуетесь, вы на правильном и выигрышном пути.
Реальное время
Я вам покажу фрагмент еще из одной своей картины, а потом мы перейдем к классикам. Это последняя моя американская картина, я вам о ней говорил, она называется «Пистолет (с 6 до 7.30 вечера)». Опять же, давайте сначала я вам покажу титры, а потом чуть-чуть расскажу про нее.
(Идет демонстрация фрагмента.)
Я обращаю ваше внимание на титры, потому что это уже начало картины. То, как вы пишете титры, каким шрифтом вы это делаете, как они расположены — все это играет большую роль, потому что это первые секунды, во время которых зритель привыкает к фильму и понимает, на каком уровне ему собираются рассказывать историю и насколько серьезно режиссер к этому относится.
Я помню, как долго я мучился с этими титрами. У компании, с которой я работал, никак ничего не получалось, но в конце концов я добился своего. Это была простая вещь, но они долго ее не могли сделать.
И еще музыка. Конечно же, это очень важно. Здесь во вступительной музыке к титрам, своеобразной увертюре, заданы все основные темы картины. Вообще, в картине желательно, чтобы было не больше двух тем — основная и побочная. Но об этом мы поговорим, когда доберемся до разговора о работе с музыкой.
Значит, уже в титрах задано настроение, образ картины. А теперь я хочу вам рассказать, в чем фокус этого фильма. Почему фильм называется «Пистолет (с 6 до 7.30 вечера)»?
Потому что все действие происходит в течение этих полутора часов, и снята картина в реальном времени, по-ан глийски real time.
Что такое реальное время?
Когда не режется кадр, когда нет ни одной склейки, когда кадр идет, и идет, и идет без склеек. Это очень тяжело и очень сложно делать.
Театральные спектакли часто снимают таким образом: ставят где-нибудь камеру, выбирают общий план, и вот через три минуты это уже невозможно смотреть, потому что очень скучно: статичная камера, снимает все одним общим планом. Конечно, спектакль надо снимать совершенно по-другому. Особенно сейчас, когда мы привыкли к подвижным съемкам, короткому, динамичному монтажу, постоянной смене ракурсов. Статичная камера вообще уже не работает, разве что это какая-то специальная задумка и в кадре происходит что-то невероятное.
Стало быть, камера должна двигаться, а это очень сложная синхронизация артистов и всей группы. Потому что группа — это сама камера плюс вокруг нее три человека: один на фокусе, другой ее носит, рядом бегает ассистент, помогает — то есть получается минимум трое, а то и четверо человек. Затем звук — звукооператор с магнитофоном, его ассистент с микрофоном. Таким образом, человек шесть-семь крутятся у тебя под ногами, у артиста. Именно крутятся, мешаются, потому что нередко такая сцена еще и на 360 градусов снимается. То есть это чрезвычайно сложная вещь.
Для чего это делается? Почему все-таки кинематографисты иногда идут на то, чтобы снимать одним кадром, не резать, хотя гораздо проще поставить камеру сюда, потом переставить туда, или бесконечно переезжать с одного места на другое?
Кстати, насчет переездов скажу сразу, чтобы не забыть, — я ненавижу, когда в кино вдруг ни с того ни с сего камера начинает двигаться: вот стояла камера и вдруг поехала — с чего бы это? С какого такого рожна?
Как говорил оператор Георгий Рерберг, хочешь ехать — купи билет. Почему вдруг камера поехала? Просто потому, что это вздумалось режиссеру и оператору?
На мой взгляд, это выглядит всегда ужасно — любое движение камеры в кадре должно быть мотивировано: ты повернулся — по взгляду пошла камера, человек шагнул — вместе с ним пошло движение камеры, что-то внезапно пролетело — пожалуйста, переведи камеру вслед, — но вдруг, ни с того ни с сего поехали-отъехали, — для меня это сразу признак плохого кино, любительщины.
Возвращаясь к тому, о чем я говорил: почему, повторяю, кинематографисты идут на эти сложности?
Ведь, конечно, очень тяжело снять сцену одним кадром, чтобы она еще была и живая, чтобы внутри была вся раскадрована: где-то камера подъехала на крупный план, где-то отъехала, где-то выхватила деталь, где-то, наоборот, общий план. Это все мучительно репетируется, потому что артисты не соображают, путаются: надо выучить текст, плюс запомнить, куда в какой момент повернуться, откуда камера подлетит — они совершенно от всех этих задач обалдевают. Тем более наши артисты, которые снимаются в сериалах, вообще не готовы к такой серьезной работе.
Но почему все-таки на это идут режиссеры?
Потому что тут наблюдается удивительный эффект: когда зрители смотрят такое непрерывное действие, они на подсознательном уровне понимают, что им не врут, их не дурачат. Ведь что такое склейка?
Склейка — это игра со временем: режиссер может его растянуть, а может спрессовать, он может делать с ним все, что хочет.
А тут время на экране идет ровно столько, сколько и в зале, и зритель понимает, что его нигде не дурят — это значит, что все правда. То есть интуитивно вырабатывается особое доверие к тому, что происходит на экране. Это все на подсознательном уровне, но поверьте, это именно так. Поэтому, когда в обычной картине вдруг какая-то сцена сделана одним кадром, эта сцена сразу начинает блестеть, сразу становится ударной, потому что она воспринимается на порядок правдивее, чем все остальное вокруг.
Давайте посмотрим сцену.
(Идет демонстрация фрагмента из фильма «Пистолет (с 6 до 7.30 вечера)».)
Если вы обратили внимание, это все был один кадр. Он начинается с крупных часов, потому что для меня очень важен фактор времени: часы в фильме фигурируют постоянно, я все время слежу за временем и хочу, чтобы зритель тоже следил, помнил. Фильм начался ровно в 6 часов, и закончится он ровно в 7.30.
Итак, это все один-единственный кадр, опять же это начальная сцена, то есть я задаю персонажа — главного героя и вместе с ним атмосферу и тему картины: по радио говорят об оружии, мы видим персонажа — таксиста, и он явно не в порядке, потому что ему что-то мнится все время. Таким образом, задан герой, задано его странное состояние — все ему кажется не так, хотя в принципе, если убрать все эти закадровые звуки, там вообще ничего не происходит.